– Мистер Моретти, несмотря на свою холодность и ваш статус, вчера вы доказали, что у всех людей – даже таких, как вы – есть сердце. Спасибо вам. Надеюсь, мы больше никогда с вами не увидимся.
Не дождавшись ответа, женщина вышла из палаты, оставив нас с папой.
Его руки всё сильнее сжимались в кулаки, пока он не убрал их в карманы брюк. Он раздражён. Мало кто остался бы жив после такого, но он никак не отреагировал на слова доктора Стоун. Что бы они ни значили.
– Мне нужно его увидеть.
Я попыталась встать, но папа прижал меня за плечи к кровати. Он посмотрел на меня своим суровым отцовским взглядом.
– Ты никуда не пойдёшь. Это не твоя забота. Мы едем домой.
– Это моя забота, папа. Это я выстрелила в него. Из-за меня он мог погибнуть. Я должна попросить прощения. Я должна…
– Ты ничего ему не должна, – прорычал он.
– Конечно, должна. Я оставила его умирать там в луже собственной крови!
– Он жив, потому что ты вернулась за ним. Он похитил тебя, но ты вернулась и спасла ему жизнь. Так что ничего ты ему, чёрт возьми, не должна, – папа редко ругался в присутствии меня или Люцио. Только когда был слишком зол. – Больше нет.
– Возможно, это и так. Но я не могу снова уйти, пока он в таком состоянии.
– Адриана.
Я знала, что папу будет нелегко уговорить, но мне нужно было хотя бы в последний раз увидеть Алессио. Я должна была убедиться, что он жив. Мне нужно это. Возможно, для своей совести, а может, и для своего сердца.
– Папа, я прошу тебя. Позволь мне увидеться с ним хотя бы на несколько минут, – я взяла его за руку. – Пожалуйста.
Папа редко отступал. Он Капо, его слово всегда было последним, но у него были слабости. Мы с мамой всегда это знали и умели этим пользоваться.
– После мы уедем отсюда, и ты больше не будешь меня об этом просить. Это будет последней вашей встречей. Ты поняла?
Я кивнула ему, но не смогла произнести ни слова.
Сама мысль, что эта встреча будет нашей последней, пугала меня до чёртиков. Возможно, это и к лучшему. Мы с Алессио никогда не должны были встречаться, я никогда не должна была чувствовать то, что чувствовала к нему. Что бы это ни было.
Отец помог мне встать с кровати. Я была одета в больничный халат. Моя старая одежда, скорее всего, была выброшена, а новая лежала на диване у стены. Я взяла её и направилась в ванную комнату, чтобы переодеться, пока папа ожидал меня снаружи.
Натянув чёрные брюки и свитер с длинными рукавами, я вышла из палаты и встретилась с отцом. Он был с кем-то из своих людей. Мужчина кивнул мне в знак приветствия, когда папа подошёл ко мне и повёл в нужном направлении.
Всю дорогу до палаты, где лежал Алессио, мысли крутились в голове, и я пыталась придумать, что я скажу ему. Другие посчитали бы это глупостью, ведь парень в коме и не услышит меня, но я знала, что мои слова до него дойдут.
– У тебя будет достаточно времени, но не затягивай, – сказал папа, когда мы дошли до реанимации и на меня натянули специальную одежду и подготовили ко встрече с Алессио.
Он поцеловал меня в лоб и ушёл. Мужчина из числа охраны молча стоял у стены, смотря в одну точку.
Я набралась смелости и повернулась к закрытой двери, отделяющей меня от Алессио. Слышны лишь тихие звуки, что издавали аппараты внутри. Мне страшно. Я не знаю, правильно ли поступаю. Может, Алессио не захотел бы меня видеть.
Не знаю, что будет дальше, но папа не оставит это дело так. Я сделала себе пометку в голове: поговорить с ним об этом и попросить отца быть снисходительным к Алессио, потому что понимала, что наказания он не сможет избежать.
Но разве то, что я сделала с ним, не является уже его наказанием?
Сделав глубокий вдох и собравшись с мыслями, осторожно открываю дверь. Алессио лежит почти в такой же палате, в какой я проснулась ранее. Но здесь установлено гораздо больше аппаратов и слишком много трубок, тянувшихся к нему и воткнутых в его тело. Каждая из них следит за состоянием тех или иных его органов и обеспечивает ему жизнь. Кислородная маска на лице помогала ему дышать.
Я медленно подошла к кровати. Мои ноги дрожали, отчего каждый шаг был короче предыдущего, чтобы не упасть.
От увиденного мне захотелось рыдать. Я смотрела на него, закрыв рот рукой и подавляя рыдания внутри.
– Господи… – пробормотала я.
Я столько раз наблюдала за ним, пока он спал. Столько раз обводила каждую частичку, каждую впадину на его лице, что знала все неровности и морщинки на нём. Даже с закрытыми глазами я могла бы нарисовать его портрет.
Но тот Алессио, что лежит сейчас здесь, вовсе не похож на себя. Его кожа бледная, безжизненная, как тогда, когда я нашла его без сознания в горном домике. Прекрасные сапфировые глаза закрыты. Щетина на его челюсти стала длиннее. Он кажется похудевшим на несколько килограммов.
Это не тот Алессио. Потому что я стреляла в него…
Он дышит с помощью кислородной маски, которая закрывает часть его лица. Нижняя половина тела прикрыта голубым покрывалом. Живот перебинтован, грудь покрыта электродами, что передают жизненные показатели прямо на монитор. Его пульс слабый, но он есть. Что самое главное.
«Ему повезло, что стрелявший промахнулся. Если бы пуля попала на несколько миллиметров выше, она бы задела в лучшем случае легкие, в худшем – его сердце. Тогда бы мы не смогли его спасти».
Сейчас я как никогда счастлива, что была худшей ученицей в стрельбе. Если бы я попала…
Осторожно садясь на стул рядом с кроватью, боюсь задеть хоть один аппарат или трубку, что оставляют его в этом мире. Я смотрю на Алессио, на его забинтованный живот, на то место, куда стреляла, и жду, что негативные эмоции вспыхнут во мне, как той ночью, что привела нас к этому. Но ничего из этого не происходит. Я не чувствую никакой ненависти, злости, гнева или презрения. Больше нет. Больше не вспоминаю слова, что услышала в разговоре между Алессио и тем незнакомцем в горном домике, словно это было во сне или так давно, что они вылетели из моей головы.
Однако сейчас, видя Алессио в таком состоянии, я ощущаю лишь вину, сожаление и боль. Но не за себя, а за человека, лежащего тут из-за меня.
Я не монстр. Я не та, кто убивает или нападает на людей. Я никогда не причиняла никому боли, хотя выросла в мире жестокости. Я не такой человек. И я ненавижу себя за то, что сделала с ним. Алессио не заслужил смерти, даже если и был в чём-то виновен.
Я не знаю, почему он так поступил, почему держал меня у себя, скрывая от моего отца наше местонахождение, и за что он ему мстит, но я даже не дала ему возможности объясниться. Я испугалась и запаниковала. Была так расстроена и зла на него за обман, что в тот момент единственная мысль, возникшая в голове, была – бежать.
Тот мужчина сказал, что Алессио использовал меня, и это стало красным сигналом. Его грязные слова вывели меня из себя, и я поверила ему, потому что так бывало в моём мире. Девушек использовали в различных целях, над ними могли надругаться, а я была дочерью человека, которому, по словам мужчины, Алессио мстит. В тот момент я не знала, что делать. Бежать казалось самым верным решением.
Но всё пошло не по плану. У меня никогда не было намерения причинить боль Алессио, хотя сама была разбита. Я просто защищалась. Когда он попытался подойти ко мне, я испугалась, и сработал инстинкт самосохранения.
«Есть монстры хуже, чем звери» – сказал мне однажды Алессио, когда учил стрелять. Тогда я бы никогда не подумала, что воспользуюсь его уроками против него же.
Но, как оказалось, я тоже монстр. Из-за меня Алессио в таком состоянии и борется со смертью.
Я колеблюсь, но всё же аккуратно беру ладонь Алессио в свои и прикасаюсь губами к ней. Его кожа ледяная. Но раньше она была тёплой, как и всё его тело, когда он держал меня в объятиях. Его теплота всегда грела меня. Как снаружи, так и изнутри.
Я помню каждое прикосновение его рук ко мне и не могу поверить, что всё это было лживым. Как слова того мужчины могут быть правдой? Неужели Алессио так тщательно всё скрывал и так умело притворялся, что заставил меня поверить в каждое его слово и действие? Его улыбки и смех, его забота и нежность, наши разговоры, наши взгляды…
Я смахнула очередную слезу, которая следом за остальными скатывалась по щеке на его ладонь в моих руках. Но это никак не влияло на Алессио. Он не шевельнулся, не открыл глаза цвета грозового неба с яркой синевой. Если бы не дорожка на мониторе, отражающая сердечный ритм, я бы не поверила, что Алессио жив.
– Мне так жаль, – прошептала я, надеясь, что он услышит меня. – Я не хотела. Клянусь… Я не хотела причинять тебе боль. Прости меня… Прости, что сделала это с тобой. Прости, что убежала, оставив тебя умирать, хотя каждая частица меня просила остаться.
Я сглотнула ком в горле и оставила ещё несколько быстрых поцелуев на его руке.
– Мне жаль, что не дала тебе шанс объясниться. Я жалею, что поверила всему, что услышала от того мужчины, но не набралась смелости поверить тебе, решив, что побег – лучший способ избежать боли. Я так испугалась, – слова застревали в горле и жгли горло, но, вероятно, это последняя возможность высказаться ему, поэтому необходимо найти в себе силы и нужные слова. – Мне было страшно от осознания того, что всё пережитое нами за то короткое время, все прекрасные моменты окажутся ложью, игрой для достижения цели. Мне не хотелось верить, что твои чувства ко мне оказались фальшивкой. Что мы были лишь иллюзией, моей фантазией. Это убило бы меня. Я подумала, что, если убегу и не услышу слов, подтверждающих мои подозрения и слова того незнакомца, я смогу сохранить у себя в сердце частичку того прекрасного, что ты мне подарил.