Мое сердце колотится и спотыкается, когда он вдыхает меня, его взгляд держит меня в плену. Он меня не трогает, но все равно предъявляет претензии. Я не могу расслабиться, не могу думать, не могу смотреть ни на что, кроме него. Его легкое дыхание зажигает маленькие искры на моей коже, и я в ужасе от того, как реагирую на него. Что-то теплое разворачивается у меня внизу живота, слабое желание, которого не должно быть. Не в этом месте. Только не с этим мужчиной.
Он облизывает губы, и я задыхаюсь. С ухмылкой он откидывается и встает, затем хватает свой пояс с кровати. Он идет к двери, затем останавливается.
– Не открывай дверь никому, кроме Сестер или меня. Поняла?
Я даже кивнуть не могу.
– Спокойной ночи. – Он уходит, и я наконец вздыхаю.
Глава 4
Адам.
Я откидываюсь на спинку стула и делаю долгий глоток из стакана.
– Все так плохо? – Входит Ной и бросает куртку на бильярдный стол.
– Как твоя? – Я не хочу думать о Далиле. С первого момента, когда я увидел ее, мои мысли кружили над ней, как стервятник над падалью, и это нужно прекратить.
– Хорошо. – Он пожимает плечами. – У нее не было проблем с подчинением. С другой стороны, я никогда не строг с ними, даже если они не спешат с послушанием.
– Что приводит к неприятностям.
– Может быть. – Он готовит себе напиток и плюхается рядом со мной в свое любимое кожаное кресло. – Но я не хочу причинять им вред.
– Ты единственный.
– Я знаю.– Он хмурится. – Я бы хотел, чтобы папа не подпускал к себе Крейга или Ньюэлла. Они не должны быть Защитниками.
– Преимущества быть в ближайшем окружении Пророка. – Я фыркаю и осушаю свой стакан, затем встаю, чтобы налить еще один.
Телефон Ноя звонит.
– Блядь.– Я бросаю в стакан два кубика льда. – Это он, не так ли?
Ной проверяет свой телефон. – Да. Он хочет нас видеть. Вверх по лестнице.
Я допиваю свой стакан и следую за Ноем вверх по изогнутой лестнице, ведущей на главный этаж дома Пророка. Здесь все сверкает – полы, люстры, бесценное искусство. Сколько глав государств вошли в особняк Монро на территории «Небесного служения» и глубоко вздохнули, почувствовав вкус денег на языке?
– Пророк ждет в офисе. – Кастро прислоняется к стене у французских дверей в логово моего отца. Он был с нами несколько лет, но не проявил себя достаточно, чтобы быть Защитником и получить свою собственную Деву, с которой можно было бы играть. Возможно, в следующем году. Горечь в его глазах говорит мне, что он прекрасно знает, что мы с Ноем делаем в наших глупых белых нарядах.
Он открывает нам дверь, и мы входим в офис, знакомый запах сигар портит воздух, пока отец внимательно рассматривает нас сквозь дым.
– Вы двое довольны своим выбором в этом году?
– Конечно.– Ной опускается на мягкий кожаный диван, а я стою у камина.
– А ты, Адам? Что ты можешь сказать об этой яркой белой девушке? – Он открывает коробку в форме креста, сделанную вручную одним из прихожан, набирает горку кокаина на ноготь на мизинце, затем нюхает ее.
– Она адекватная.
Мой отец смеется, но на его лбу не появляются морщинки, в уголках глаз нет гусиных лапок. Ботокс – адское лекарство.
– Адекватная? – Он хихикает. – Может, женишься на ней?
– Это то, что вы хотите? – Я стараюсь говорить бесстрастным голосом.
Его глаза сужаются.
– Если ты хочешь бросить мне вызов, мальчик, лучше иди ко мне со всем, что у тебя есть. Если ты этого не сделаешь, я прикончу тебя.
– Папа. – Мягкий тон Ноя скрывает язвительность, падая, как мягкий снег, на гнев моего отца. – Он просто еще не готов.
– Ему тридцать лет. Он готов ко многому! – Он еще раз вдыхает пудровую смелость.
– Конечно, но он отвечает за нашу операцию. Его внимание …
– Я прекрасно могу защищаться, Ной. – Я смотрю на отца тяжелым взглядом. – Я не возьму в жены ни одну из этих идиоток. Если они достаточно глупы, чтобы влюбиться в твои песни и танцы, то я не хочу иметь с ними ничего общего.
Отец проводит пальцем по воздуху:
– Я Пророк Господа, Адам. Бог избрал меня для этого. И Он выбрал их, чтобы они служили мне.
Из многих заблуждений моего отца это его самое любимое. Я мог бы возразить, мог бы объяснить, что он шлюха эпических масштабов. Но я не буду. Все, что я хочу, это лечь спать и забыть этот день. Но это не вариант. Меня встретит моя долбаная реальность, как только я проснусь утром. Но блаженство сна – часы полной темноты – это мое единственное оставшееся удовольствие.
Его гнев внезапно сменяет безмятежность, что никогда не бывает хорошим знаком.
– Я собирался позволить тебе пожелать спокойной ночи твоей матери, но, поскольку вы оба настолько упрямы, я думаю, что не стану этого делать.
Ной протягивает руку.
– Папа, пожалуйста.
Он не понимает, что мольба только подпитывает отказ отца.
Кроме того, это уловка. Отец годами не позволял нам приближаться к матери. За ней наблюдают даже более пристально, чем за Девами.
– Это хорошо. – Я встаю и потягиваюсь, легко скрывая свою ненависть в равнодушии. – Я в любом случае готов бросить вызов.
Когда отец понимает, что не может вывести меня из себя, его гнев возврастает втрое.
– Убирайся отсюда! Вы оба. Служба утром. Она будет транслироваться в нашем новом приходе в Индии. Эти идиоты с куриными мозгами могут собрать рупии и послать сюда. Безбожные язычники. – Он тушит сигару в хрустальной пепельнице, его темные глаза впиваются мне в спину, когда я ухожу.
Я лежу в постели, мои мысли возвращаются к ритуалу, к Далиле. Ее тонкая папка лежит на подушке рядом со мной, снимок ее овального лица прикреплен спереди. Двадцать один год, поступила в колледж из Северной Луизианы, где до сих пор живут ее родители. Она начала посещать службы в «Монастыре» около года назад, сразу после того, как разразился скандал с убийством.
Она приходила в церковь каждый раз, когда открывались двери. Всегда одна, несмотря на несколько попыток со стороны некоторых членов общины мужского пола. Идеально подходит для монастыря – безупречный послужной список и родители далеко. Она приехала в Алабаму в школу, но, как и многие другие, влюбилась в сирену Пророка.
Я постукиваю пальцами по обнаженной груди, смакуя ее изображение на обратной стороне век. То, как она выглядела на той кровати. Иисус.