– Его нет в замке?
– Не знаю. С тех пор, как герцог заболел, туда никого не пускают.
– А что с герцогом? – спросил негодяй, понизив голос.
– Говорят, он очень плох.
– Больше ты ничего не узнала?…
– Нет. Появился господин Жан…
– Старший слуга герцога? – перебил Доман.
– Да. Он сильно кричал на того слугу, который разговаривал со мной, и послал его работать. А потом спросил меня, зачем я пришла. Я ответила, что пришла к пастуху за деньгами. Он сказал, что Мешине нет в замке, и чтобы я зашла через неделю.
– А ты что?
– Я настаивала. Сказала, что деньги очень нужны сегодня.
– А он?
– Посмотрел на меня страшными глазами, – вот так, – и как заорет: «Кто тебя послал, маленькая шпионка?»
Доман вздрогнул.
– И что ты ему ответила?
Франсуаза шаловливо подмигнула.
– Сказала, что меня послали вы.
Адвокат задрожал, как осиновый лист.
– А потом что было? Да говори же ты скорее!
– Он сказал: «Ну, хорошо, я передам Мешине, что пора возвращать долг президенту. А теперь – марш отсюда!» И закрыл ворота.
«Хоть бы этот Жан ни о чем не догадался! – взмолился про себя Доман. – Слишком умен, черт бы его побрал!»
Тут адвокат услышал чей-то голос, окликающий его по имени.
«Полиция!» – со страхом подумал он и едва нашел в себе силы обернуться.
Это был всего лишь Палузат, гордо именующий себя графом де Пимандуром!
Доман отпустил Франсуазу домой и стал ожидать возвращения из замка его сиятельства Палузата, рассчитывая получить дополнительные сведения.
После разговора с графом адвокат встретился с Дианой и сказал:
– Господин Норберт, по-видимому, налил слишком мало яда. Но если герцог и останется в живых, то будет полным идиотом. Наша цель все равно достигнута: он не сможет помешать вашему браку с маркизом.
– Почему же Норберт не послал мне записку?
– Он поступил благоразумно. А что, если его кто-нибудь подозревает? Есть вещи, которые нельзя доверять бумаге.
– Что же теперь делать?
– Остается только ждать. И не делать глупостей. Помните, что нам грозит, если все откроется.
Они ждали.
Прошла неделя, но никаких вестей от Норберта не было.
В воскресенье измученная неизвестностью Диана пошла в церковь, надеясь увидеть там молодого де Шандоса.
Его скамья была пуста.
Мадемуазель де Совенбург делала вид, что читает молитвенник и машинально совершала положенные действия, хотя мысли ее были очень далеки от происходящего в церкви.
Но вот священник поднялся на кафедру.
Все притихли. Это был самый интересный момент службы: перед проповедью оглашались предстоящие свадьбы.
Священник вынул из требника лист бумаги и начал читать:
– Вступают в брак: господин Людовик-Норберт де Донпер, маркиз де Шандос, законный сын Цезаря-Вильгельма де Донпера, герцога де Шандоса, и покойной Изабеллы де Берневилль, жены его, приписанных к Бевронскому приходу, и девица Анна-Мария Палузат, законная дочь Августа Палузата, графа де Пимандура, и покойной Зои Стаплет, жены его…
Диана, при всей ее гордости и необыкновенном самообладании, едва не лишилась чувств.
Горничная, сопровождавшая девушку в церковь, увидела, что молодой госпоже дурно, и немедленно отвела ее домой.
У входа в замок Совенбург их встретил лакей и доложил, что родители хотят видеть Диану и притом сейчас же.
– Какое несчастье! – все время приговаривал он.
Девушка не сомневалась, что разговор будет о Норберте. «А что, если отец уже знает, кто вручил яд маркизу де Шандосу?… Нет, этого не может быть! – Диана вспомнила успокоительные рассуждения Домана. – Но чего только не бывает… А вдруг знает?…»
Когда она вошла, отец и мать плакали.
Маркиз де Совенбург посадил дочь к себе на колени и крепко обнял ее.
Что могла означать эта непривычная нежность?
– Дорогая моя дочь, – сказал маркиз, – любимое дитя мое, у нас теперь нет никого, кроме тебя…
И он снова зарыдал.
Пока Диана была в церкви, родители готовились ехать в Париж к ее больному брату. Но только что пришло известие о том, что он умер.