Она подчинилась, и его потрясло беззащитное выражение в ее глазах.
– Если бы я хотел, чтобы ты заплатила за мою рану, ты бы уже сидела в тюрьме.
– Я так и думала.
– Веришь мне?
– Не очень, – усмехнулась она, посмотрев на нож.
– Я никому не говорил, что ты болталась в городе, и нам стоит это обсудить.
– Вы расскажете?
– Похоже, тут у меня преимущество.
– И вы им воспользуетесь: мужчины всегда так поступают. Рейн нахмурился, размышляя над сквозившей в ее словах горечью.
– Я никому не скажу. – Он прижал руку к сердцу и, помолчав, спросил: – Кто тебя ударил, Микаэла?
Рука девушки метнулась к подбородку.
– Дядя.
Рейн бросил взгляд на стеклянную дверь, за которой оглушительно смеялся генерал, будто не он только что унизил свою племянницу. Рейн готов был стереть этого человека в порошок, в глазах у него сверкала жажда мщения. От этого взгляда Микаэла поежилась, закуталась плотнее в камзол и прижалась щекой к мягкой ткани, вдыхая запах ветра, специй и моря.
– За что?
– Разве это имеет значение?
– Нет. Ты бы хотела уехать отсюда?
– Нет, – после долгого молчания ответила Микаэла.
– Несмотря на то что подвергаешься…
– Я поступаю так, как мне велит долг. – Она спрятала нож у себя на груди и хлопнула по нему ладонью.
– Что ты делала ночью на пристани?
Девушка ответила ему той же воинственной усмешкой, что и прошлой ночью, и он раздраженно вздохнул. Упрямая женщина. Тогда Рейн сделал то, что должно было заставить ее смутиться. Он пристально воззрился на нее, и Микаэла беспокойно заерзала.
– Ну… – Голос у нее сорвался. – Вам нравится бал? «Чудесно, Микаэла, докажи, что ты не способна поддерживать светскую беседу».
– Теперь нравится, – ответил Рейн. – Обычно мне выпадает честь разыгрывать спектакль.
– Я постараюсь больше не разыгрывать из себя шута, уступаю сцену вам.
– Ты этого не заслужила, Микаэла. Плечи у нее раздраженно дернулись.
– Избавьте меня от своей жалости, Рейн. Пожалуйста. То, что он оказался свидетелем ее унижения, пусть даже случайно, заставляло ее чувствовать себя глупо и отвратительно.
Напряженное молчание стало почти осязаемым, когда Рейн вдруг сел рядом с ней. Микаэла быстро оглянулась, прекрасно сознавая всю скандальность положения, если их застанут вдвоем.
– Рейн?
– Да.
– Вы хотите погубить остатки моей репутации? Выражение его лица изменилось, глаза блеснули, и Микаэла пожалела о своих словах.
– Обещаю не проглатывать вас целиком.
Ее губы слегка дрогнули, и она принялась разглядывать его изысканную одежду, широкие плечи, мощную фигуру.
– Только по маленькому кусочку? – усмехнулась она.
– Одно слово, и я оставлю тебя.
– И какое же это слово?
– Исчезни.
Микаэла промолчала. Рейн позволил себе пристально посмотреть ей в лицо. Глаза у нее огромные, кошачьи, необыкновенно выразительные.
– Я знаю, ты смелая девочка.
– Я не девочка, Рейн. – Тон язвительный, но в этом заявлении чувствовался скрытый смысл.
– О нет, ты самая хорошенькая из всех преступниц.
– Ах, снова лесть! Пора искать защиту. Но продолжайте. Сегодня я видела вас в обществе прекрасной женщины, значит, вы лишь тупы, но не слепы.
– У меня прекрасное зрение, Микаэла Дентон.
Она заглянула в его светлые глаза, мгновенно утонула в них и, почувствовав его искренность, покраснела.
Губы ее явно боролись с улыбкой, и Рейн подумал, что не выдержит, дожидаясь ее, а когда улыбка все же появилась, то пронзила его будто стрелой. Он коснулся завитка волос на ее виске, нежно провел кончиками пальцев по щеке. Микаэла не шевельнулась.
– Рейн, вы не будете целовать меня? Скажите, что не будете.
«Опять испугана», – подумал он и помрачнел.
– Почему ты спрашиваешь?
– У вас такой вид. Дескать, поцелую ее, и она растает. Поверьте, я не растаю.
Рейн медленно покачал головой.
– В моем взгляде был вопрос: позволит ли она поцеловать ее, позволит ли ощутить вкус ее губ? Ведь с того мгновения, как ты прикусила губу, вытаскивая из меня пулю, это желание не давало мне покоя.