Мятежное сердце

Рейн уже понял то, о чем знал раньше, покидая остров. Это дали ему почувствовать люди, которым он дорог. Кровь ничего не значит. Семья вырастает из любви и заботы, а не из семени, породившего тебя.

– Где моя жена?

– Ты умрешь здесь, Монтгомери, – ехидно улыбнулся Джермен.

– Вы слишком уверены в себе, милорд. То же самое вы думали тридцать лет назад. И если что-то случится с моей женой, вы умрете.

– Опекуна больше нет, его повесили сегодня утром за измену.

Рейн сжал прутья решетки. Ложь. Он бы знал.

Почувствовал бы.

«О Боже, помоги мне».

Отдав мешочек с деньгами и вытащив пистолет, Рэнсом Монтгомери взглянул на двух тюремщиков, которые после непродолжительного колебания пропустили его. Он шел за ними по многочисленным коридорам, отталкивая руки, тянущиеся сквозь прутья решеток. В общей камере заключенные наслаждались тайно пронесенным джином и едва удостоили его взглядом. Он с отвращением смотрел по сторонам, думая о том времени, когда Рейн был ребенком, запертым во дворце султана, но освободившись, научился защищать себя лучше всякого разбойника. Он был храбрым мальчиком, и уцелел. А теперь его обуревает желание найти родного отца. Рэнсом не хотел этого, боялся, что тот человек отнимет у него сына.

Надзиратель остановился перед узкой клеткой, где у стены, уперев локти в колени и закрыв лицо руками, сидел Рейн. Монтгомери физически ощущал муку сына, не знавшего ничего о жене.

– Рейн! – позвал он, и тот резко вскинул голову. – Кажется, у тебя мелкие неприятности?

– Совсем небольшие, – слабо улыбнулся Рейн.

По знаку Монтгомери тюремщик бросился открывать замок.

– Ты нашел то, что искал?

– Нет. Оно всегда было со мной. – Рейн шагнул вперед. – Ты простишь меня, отец?

Рэнсом обнял его, похлопал по спине, как поступал, когда мальчику снились кошмары.

– Да, сынок. А теперь идем. Мы должны найти твою жену.

– С ней все в порядке? Джермен сказал, что она умерла. Они… повесили ее.

– Никого на этой неделе не вешали. Николас бы знал. – Рэнсому показалось, что сын лишится чувств. – Джермен человек могущественный, но он не причинит ей вреда. Кровь, которую ему никогда не смыть с рук, совсем не то, что напасть на корабль с деньгами для армии. Мы найдем ее, сынок.

Рейна успокоили слова отца, и они быстро пошли по коридору.

– Как ты узнал? – Рейн обвел рукой стены тюрьмы.

– И ты еще спрашиваешь? С такой матерью, как у тебя? Кстати, твоя спина зажила?

Рейн покачал головой. Он почти бежал к воротам, навстречу свободе. Его отец прокладывал дорогу с помощью кошельков и бутылок джина.

Сержант Таунсенд выполнил свой последний долг перед королем. Приехав на пирс со своей будущей женой и обоими Монтгомери, он приказал части солдат, охранявших корабли, ускоренным маршем отправляться в казармы. Остальных послал к нескольким видным членам парламента с сообщением о том, что Джермен, Дентон, Уинтерс, Пратер и Рэтгуд намерены захватить «Викторию».

Дождавшись, пока уйдет второй отряд, Таунсенд галопом поскакал к «Императрице», которая уже отчаливала, когда он взбежал по сходням.

Расти тяжело опустился на ящик.

– Черт, я уже слишком стар для таких дел, – пробормотал он.

– Только не говори этого своей невесте, – сказал проходивший мимо Рейн.

Сержант обернулся и увидел идущую к нему Мэйбл с чистой одеждой в руках. Он тут же стянул с себя форменный китель, швырнул его за борт, затем обнял и поцеловал будущую жену.

На квартердеке Рейн наблюдал в подзорную трубу, как его отец поднимается из шлюпки на «Айлендер». Николас с Темплом на борту «Часового», но у них всего четырнадцать орудий. «Айлендер» построен для прогулок и развлечений, его вооружение составляло восемь пушек. У «Императрицы» их двадцать. Сорок две против двадцати четырех у «Кавалера» – вполне ощутимое преимущество, хотя пока не известно, состоит ли капитан «Виктории» в сговоре с Джерменом. Если да, тогда против них будет еще пятьдесят орудий, и рассчитывать придется лишь на свое искусство.

Кроме того, у «Виктории» есть корабль сопровождения с неизвестным количеством пушек.

По их предположениям Микаэла должна находиться на борту «Кавалера».

Рейн сложил подзорную трубу и с такой силой сжал ее в руке, что едва не разбил линзы.

«Я найду тебя, любимая. Держись».

Глава 40

Он не мог заставить корабль двигаться быстрее, только молил Бога, чтобы ветер усилился. Рейн сходил с ума, представляя, что Дентон отдал Микаэлу на растерзание солдатам или что ее уже нет в живых. Он рыдал, как ребенок, оплакивая любимую женщину и дитя, которого она могла носить в себе.

Он понимал, какими опасностями грозит ей заключение. Она может потерять еще не рожденного младенца, ведь если Дентон что-нибудь заподозрит, то сделает для этого все. Если ее лишат пищи, воды или… Господи, он даже думать не хотел об этом, сосредоточив мысли на ее спасении.

Рейн никогда не думал, что может так сильно любить кого-нибудь. В ней его жизнь, его освобождение от прошлого. С ней он чувствовал себя полноценным. Всякий раз, глядя на нее, он замечал что-нибудь новое, обожал ее манеру вскидывать голову и на секунду задумываться, прежде чем что-либо сказать. Ее любовь не знала границ. Она завладела им, его душой и телом. Он помнил ее запах, вкус ее губ, озорной взгляд, когда она призналась ему, что беременна.

Тяжело дыша, Рейн закрыл глаза. Сейчас от его самообладания зависит ее жизнь. Он спустился с квартердека и направился в каюту. Он больше не может пребывать в неизвестности, ему нужно знать, где Микаэла, прежде чем он сделает первый выстрел.

Джермен окинул взглядом офицеров.

– Идите вниз, Дентон, если желаете, чтобы от вас была хоть какая-то польза.

– Я в порядке.

– У вас совершенно белое лицо.

– Знаю. Имейте же сострадание, черт возьми. Светлые глаза министра стали беспощадными, и Дентон нахмурился, увидев в них что-то знакомое, только не мог сообразить, что именно.

– Не в бою, – коротко бросил Джермен.

Рэтгуд поглаживал усы, Пратер отряхивал рукава мундира.

– Это не бой, ваша светлость. Мы преградим ему путь и возьмем на абордаж.

– Я намерен остаться на посту военного министра, генерал.

Дентон почувствовал, как по его спине пробежал холодок. Джермен собирался убить всех свидетелей. Включая их?

Рейн сидел на полу по-турецки. Перед ним были расставлены сосуды, вокруг горели свечи. Раджин лежала под скамьей у кормового иллюминатора. Каюта пылала жаром, и Лилан боялся, что опять воспламенятся стены. Вода в сосудах закипела и выплеснулась.