– У нас никто на заводе не работал. Дед ботинки перелицовывал, в Москву возил. Найдет два разных ботинка, сварганит из них одинаковые, и – в Москву. Пока с велосипеда не упал. Дед никогда без дела не просиживал. Он и сейчас каждое утро суп ест. А дядя? Что дядя… – Нонна вздохнула. – Дядя на вертолете летал. А жена, врач, от него холодильник запирала на ключ. Разве его удивишь холодильником? Если он приходил к нам и духи у мамы выпивал? Часть в рот, а часть на плешь. Хоть применение давал. Мама-то духи не употребляет. Больше с курами да со студентами. Студенты что куры – бестолковые. От кур – яйца. Со студентов мать взяток не берет. Остальные преподаватели озолотились с ног до головы. А мать до сих пор правды ищет. Больше по мелочевке. Конфеты разве примет. И то месяцами сохнут, меня ожидают. Она мне в детстве ковры, люстры демонстрировала у знакомых. У самой ничего похожего в нашем доме. Так что – голубая мы кровь. Я направилась вроде на панель…
– И как? Удачно?
– Какое там.
– Там – тоже нужна классовая сознательность.
– Классовая не классовая, а какая-то хоть бы требуется сознательность. У меня не имеется никакой.
– Это верно.
– Прицепился еще один. То ли он певец, то ли артист. К нему теперь направиться пора.
– Отрабатывать?
– Нет. Он, наоборот, нацелился вытянуть меня.
– Старая сказка. Причем сказка весьма пошлая. Он пошляк?
– Нет. Он актер, я же сказала.
– Вот видишь, ты сама понимаешь.
– Да. Но в одночасе он нетеатральный человек.
– Он сам признался?
– Да.
– Уже поинтереснее. Нетеатральный человек, эвона как. Этим тебя он обворожил?
– Наверное, Нина Андреевна.
– Мне ли тебя не знать.
– Но он меня, кроме того, сначала испугал. От него я припустила на панель.
– Чем же он тебя испугал? Ты же не из пугливых.
– Гарантией счастья.
– А! – возликовала Нина Андреевна. – Правильно испугалась. Для тебя наиболее опасное – счастье.
– Почему это?
– Ты всякое можешь стерпеть, кроме счастья.
– Неправда!
– Хорошо, если неправда. Но мы обе таковские с тобой. Вот и понимаем друг друга, хоть через пень-колоду, но сосуществуем. А больше с нами никто не уживается. Сама знаешь. Мой муж ко мне никак не хочет забыть дорогу. То с одной любовницей притащится, будто я мать ему, то с другой. Тоскует… Но жизни со мной не вынес. Почему? Потому что – счастье ему нужно. Единственное, что я ему не в силах обеспечить. Салон, правда, держится благодаря ему, разбойнику.
– А что такое счастье?
– Знала бы. Дала ему, не жалко. При Советах считалось, что счастье – это когда тебя понимают. А если сам человек себя не понимает, как ему уяснить: понимают его или нет? То бишь счастлив он или, наоборот, несчастлив? Допустим, его – понимают, он полностью счастлив. А вдруг нет? И он глубоко несчастлив? Я себя не понимаю. Выходит, я несчастлива? Ведь счастье – это когда тебя понимают. И, наверное, прежде всего, – ты сама себя понимаешь. Или при Советах по этому вопросу сильно ошибались? Вся моя беда в том, что я не знаю, что такое счастье. И ты не знаешь.
– Нет, я знаю.
– Ну и что? Что это?
– Поехать куда-нибудь. Куда подальше.
– Вот именно! Сбежать! Счастье для тебя – побег. Побег от себя.
– Не от себя.
– Хорошо – от меня. Какая разница? Мы с тобой под одну гребенку. Лучше скажи: ты намерена возвращаться к работе?
– Не сейчас. Мне еще промежуток нужен, и тогда я вернусь обратно.
– Тебя месяц не было – «промежуток»!
Нина глянула исподлобья, но поверх очков, это был незрячий взгляд укора, без очков она почти не видела.
– Ну не впервой же… – отмахнулась с горьким азартом Нонна. – Еще несколько деньков. Последняя попытка счастья, а?
– Попытай, попытай. Попытай своего нетеатрального человека, сделай из него театрального. Чтобы неповадно ему стало выдергивать и расточаться насчет счастья. Проучи его.
– Почему я должна его проучивать? Он мне ничего вредоносного пока не причинил.
– Как посмотреть. Знаешь, почему он тебе сулит счастье?
– Почему?
– Потому что испугался. Он боится тебя. Вот и носится за тобой со своим счастьем.
– Правильно поступает, что боится. Я их всех проучу. Он у меня попляшет. Правда, избегать ему нечего. Очень надо, пугать его, не велика птица-синица. Чего ему опасаться? Хотя, конечно, есть чего.
– Я же говорю, старая сказка и тривиальная. По себе знаю. Они – почему за нами с тобой бегают? Чтобы мы лишили их счастья. Взяли его у них. Они сами не выносят своего счастья и пытаются нам его сбагрить как свободным от этого груза. И так и эдак навязывают. А мы не берем, кидаем им обратно в рожу. Они и ходят к нам, как мой муж, непрестанно. Они, счастливые, завидуют нашему несчастью.
– Потому что вы меня, Нина Андреевна, в такую превратили.
– Может быть, может быть… – затуманилась Нина. Она сегодня употребила свое и начинала клевать носом.
– А почему это? – спросила Нонна. – Почему он обязательно, по-вашему, боится меня?
– О, страх – движущая сила… Если им не страшно, им скучно.
– Кому им?