Дальние скрипки

Дальние скрипки
Эльза Яновна Лествицкая

Преподавательница музыки Зина Заренко встречает мужчину, который выказывает ей явную симпатию. И хотя это не любовь с первого взгляда, что-то происходит между ними. Зине очень хочется верить, что впереди ее ждет счастье.

Эльза Лествицкая

Дальние скрипки

1.

Давно уже с Зиной такого не случалось, чтобы мужчина прямо застыл, натолкнувшись на нее взглядом. И это было приятно. В кончиках пальцев закололо, а в коленях поплыла тихая слабость.

Концерт в музклубе только что закончился. Зина слушать его и не собиралась, она зашла переговорить о своем намечавшемся выступлении, что автоматически подразумевало фуршет за счет выступающего. Следовало уточнить, когда и в каком количестве завозить продукты. Но хозяйка была занята – она как раз выходила на освобожденную концертантами сцену, чтоб напоследок зазвать всех дорогих гостей на последующие вечера. Нетерпеливые гости между тем перетекали из зала в буфет, а самые торопливые уже выбирались из самообслуживательного гардероба, изрядно раздавшись вширь за счет верхней одежды, и устремлялись к выходу. Стоящего среди холла высокого мужчину задевали локтями и плечами. А он все смотрел. Длинный бежевый плащ делал его похожим на иностранца. Но иностранцем он не был. Через секунду Зина вспомнила, где его видела.

В прошлую среду выпал непрочный осенний снег, город наполнился ментоловой прохладой. Зина с подругой Викусей, покружив по улицам, быстро озябли и завернули погреться в кафе, из тех, где непременно встретишь знакомых. И точно, стоило оглядеться, как в угловом закутке проявился небритый бард Старцев, деливший скромную трапезу с девицей неопределенного возраста с обритой наголо головой. Поймав его предупреждающий взгляд, Зина помахала издали, давая понять, что не стремится нарушить их уединение. Барду нравилось думать, что знакомые мечтают с ним поговорить лишний раз, а незнакомые взять автограф. Воображаемые поклонники были так настырны, что от них все время приходилось защищаться. Но Зину интересовала подруга, а не Старцев с его пассиями.

С тех пор, как Викуся вышла замуж и перебралась на другую ветку метро, да еще в самый конец, дружить приходилось в основном по телефону. А когда родила, то и звонки сделались неудобными. Каждый разговор прерывался необходимостью срочно дать молоко, отобрать конфеты, объяснить правила сложения и так далее.

Теперь-то подросшее чадо имело под два метра росту и доучивалось в школе последний год. Но хлопоты шли по заведенному распорядку: завтраки, обеды, репетиторы, престарелые родственники – Вика была занята постоянно, будто президент небольшой державы. И уж если ей удавалось выкроить время, подругам хотелось наговориться и за прошлое, и на будущее. Викуся слушала Зину, как ребенок любимую сказку, приоткрыв рот и даже не моргая. От этого Зина собственную жизнь вдруг начинала видеть, точно в волшебном калейдоскопе, где узоры складывались из знакомств с замечательными людьми и служения высокому искусству. Но и слушать Вику было не хуже. Нескончаемый сериал домохозяйских забот укреплял в Зине уверенность в том, что отсутствие семейного очага – скорее привилегия, чем потеря. И задавленная в глубине души тоска смягчалась и таяла, уступая место светлой печали.

Кафе, в котором подруги топтались и топали, стряхивая с ботинок сырой снег, внутри было двухъярусным. На верхнем располагались лучшие, укромные места на двоих. К сожалению, все они оказались заняты. Зина все же высмотрела один свободный балкончик и потянула Вику за собой. Они уже ухватились за чугунные перильца крутой лесенки, но ступеньки перегородила табличка с обидной надписью «Reserved». Пришлось возвращаться.

Внизу пустовало немало столиков, но все неудобные, то чересчур на виду, то в неловкой близости к угрюмому барду, жаждавшему невмешательства в его личную жизнь. В самом центре зала за большим столом, закинув ногу на ногу, покачивая начищенным ботинком и поигрывая концом длинного красного шарфа, сидел мужчина перед бокалом вина, таким же одиноким, как он сам. «Интересный», – механически отметила Зина, устраиваясь наискосок от него. Вскоре выяснилось, что и этот незнакомец – тоже знакомый, на этот раз Викусин.

После музыкального училища Вика нашла подработку – кружок игры на аккордеоне во Дворце Пионеров, переименованном после отмены пионерии в Дом Творчества Молодежи. Аккордеон оказался востребован: все-таки не фортепьяно, и стоит дешевле, и носить легче. А этот, в шарфе, там же вел литературную студию. Звали его Вадим, а фамилию Вика забыла за давностью лет: «что-то мягкое, вроде про пух, но не то». Среди преимущественно женского преподавательского состава ДТМ Вадим был популярен.

– В него были влюблены все девочки из литстудии поголовно и мне он тоже нравился, – шепотом призналась Вика. – Но я не решалась к нему подойти, он, знаешь, как крейсер по коридорам носился, я только «здрасьте» успевала сказать.

Популярный преподаватель отвечал на приветствия и дружелюбно кивал на педсоветах, но не более того. Потом Вику полюбил занимательный физик из того же Дома и, ненадолго задумавшись, она ответила согласием. Потом молодожены из Дома ушли, физик в банк, а Вика в декрет, из которого так и не вернулась. Дальнейшей судьбой литератора она много лет не интересовалась и теперь сомневалась: похож, но вдруг не он. Тот не был седым. Хотя, понятно, за это время мог и поседеть.

А кстати о седине… И разговор перекинулся на Викусину приятельницу, которая влюбилась в одного седого. Считается, что фетишизм – удел мужчин, но это только потому, что женщины лучше хранят свои секреты. Та, о которой шла речь, с ума сходила от седины, причем прямо пропорционально ее количеству: одна прядь – строить глазки, если вся голова – готова выслушать любые предложения, а уж если и борода седая, то она сама бы себя преподнесла на блюдечке с голубой каемочкой. Впрочем, последнее только в теории: в те времена бороды в моду еще не вошли. Да и в ее окружении седых мужчин практически не встречалось. Поэтому она так и не вышла замуж и после десятилетия бесплодных поисков решила искать удачи на сайте знакомств. Выбрав по фото подходящий вариант, оказавшийся журналистом из Минска, Викина приятельница ему написала. И у них развился эпистолярный роман, обширный, как инфаркт. Через полгода договорились об очной встрече. Накануне его приезда она разволновалась. А вдруг он лысоват? Плешивых она на дух не выносила. И если замечала, что у мужчины волосы редеют, то начисто теряла к нему интерес. Такая у нее была нервная, художественная натура. А на фото ведь не разглядишь хорошенько, густы ли у гражданина волосы.

Однако, приехав, журналист оказался шевелюрист сверх всяких похвал, к тому же предсказуемо начитан и неожиданно галантен: пригласил в ресторан. Беседовали о разном, приятельница таяла и уже собралась согласиться на предполагаемое приглашение подняться к нему в номер, но после ужина, сославшись на множество командировочных дел, предстоящих наутро, и крайнюю усталость, ночевать он отправился один. А на следующий вечер уже сгрузил свой небольшой чемодан под нижнюю полку в купе, обнял на перроне безутешную подругу и пообещал, что сразу же по приезде напишет всенепременно! Отмахавши на Белорусском вслед уходящему поезду, приятельница вернулась восвояси в полном недоумении: и это всё? Вика тоже недоумевала, Зина хмыкала и в итоге они согласилась, что мужское поведение загадочно.

Пришли четыре голоплечих скрипачки, одна из которых при ближайшем рассмотрении оказалась виолончелисткой, а другая – юношей, расселись на узкой сцене перед пустым белым экраном и заиграли. Играли плохо, не в лад.

Одинокий мужчина поднялся и направился к столику, за которым щетинистый бард пытался отечески приобнять свою обритую. Вика проследила за ним взглядом.

– Это Старцев там? – узнала она наконец мастера авторской песни, которому изредка удавалось прорваться на телевидение.

– Он самый. И теперь мы легко выясним, тот ли это Вадим или другой.

– Как? – не уловила связи Вика.

– Да просто спросим, видишь, они знакомы.

– Неудобно как-то.

– Ничего, я сама поинтересуюсь.

Как только предполагаемый Вадим вернулся за свой стол, Зина принялась посылать Старцеву пригласительные знаки. Тот подошел без особой охоты, исполнил дежурный поцелуй, царапая ей щеку.

– Сереженька, – задышала Зина ему в шерстяное, как у собаки, ухо, – дорогой, мне надо тебе один вопрос задать, это кто к тебе сейчас подходил?

– Познакомиться хочешь?

– А ты ревновать будешь, что ли? Нет. Просто имя скажи.

И только получив желаемое, Зина разжала пальцы и выпустила его рукав на свободу. Сереженька помедлил, Вика опустила взгляд в чашку. Поняв, что автографа не спросят, бард неторопливо двинулся прочь. Зина повернулась к Вике. – Он. Во всяком случае, Вадим. Фамилия Лебежов.

– Да, он. Надо же. Столько времени. Как думаешь, может, мне подойти к нему?

– Иди, конечно. А то в другой раз еще через четверть века встретитесь.

– А вдруг он меня не вспомнит?

– Так ты напомни. Работали вместе, все такое.

Вика вздохнула, отодвинула стул, двухэтажным жестом откинула воротничок и волосы и пошла.

– Так и что твой Лебежов? Будем мужу изменять? – беззлобно поддела подругу Зина, когда они вышли в наступивший вечер.

– Да ничего, не похоже, чтоб он особо обрадовался. Я ему свой телефон оставила. Думаешь, позвонит?

– Да не бери в голову. Мальчик – трамвай, убежит – не догоняй, придет новый, – не совсем кстати вспомнила Зина их школьную премудрость.

– Изменился, – произнесла Вика задумчиво. – Раньше не был такой щёголь.

И вот щёголь в тулузлотрековском шарфе и долгополом плаще вглядывался в нее. Наверно, тоже вспоминал, где видел ее раньше.

– Мы с вами встречались. Недавно, – поспешила помочь Зина. Долг дружбы требовал, чтоб она упомянула Вику. Она так и сделала, почему-то назвав Вику по фамилии, превращая ее из подруги в дальнюю знакомую, и смутилась, словно ее поймали на вранье. – А вы сидели за соседним столиком.

Он ответил невпопад:

– Я много где сидел.

Упоминание о Вике осталось без ответа, и Зина почувствовала облегчение. Но не потому, что Лебежов ей приглянулся. Она еще тогда в кафе пришла к выводу, что это не ее тип. Вике она ничего не сказала, чтоб не сбивать романтический настрой. Но рассудила, что так оно и лучше. Ничего хорошего, если подругам нравятся одни и те же мужчины. Так что облегчение относилось не к нему, а к тому, что неловкость осталась позади.

С улыбкой радушия к ним подплывала хозяйка клуба, пышноволосая и пышнобюстая.

– А, кстати, девятого у Зиночки сольник. Приходите, будет здорово, обещаю! – ловко прихватив обоих за локти, она заставила их обернуться. Стену украшала прошлогодняя афиша с Зиной, красиво обнимающей гитару. Новая дата была от руки написана на белом листе, булавками приколотом поверх старой.

Зина подтвердила приглашение. Лебежов, стряхнув хозяйку с локтя, представился и протянул прямую ладонь, которую Зина встретила с некоторой опаской:

– А я – Зинаида Заренко.

– Да я уж понял, – он усмехнулся, продолжая держать ее кисть, словно прикидывая, сколько в ней на вес. Но едва Зина примерилась к пожатию, как он, сильно сгибая ей пальцы, потянул ее руку вверх к своим губам. Она опять смутилась, на этот раз из-за того, что не угадала его намерение. Хотя где гарантии, что дав руку для поцелуя, не получила бы дружеское рукопожатие.

– Давайте обменяемся номерам, что ли? – предложил Лебежов.