Зулейка Грин: Я Носитель

– Спасибо, Василий, я попытаюсь туда устроиться.

Из дневника

10 января

Увы, увы! Все эти прекрасные сны, вероятно, посылаются мне для утешения, и они не означают обязательного исполнения. Так что не нужно принимать их близко к сердцу и придавать такое значение, какое придаю я. Снег идет беспрерывно уже несколько дней. Каждое утро приходится расчищать тропинки с колотящимся сердцем и болящей спиной. За неимением виноватых в моих моральных и физических мучениях я поношу себя последними словами и признаюсь в своем беспредельном ничтожестве. После вчерашнего сна я вообще выпала в осадок. По-моему, надо мной жестоко издеваются и хохочут до умопомрачения. Это все равно, что испытывать лабораторную мышь током различной силы.

Но всяким надеждам, и тайным, и явным, все-таки приходит конец. Конечно, не в моих силах убить в себе надежду, но я, который уже раз убедившись в безосновательности моих ожиданий, больше ничего не жду от своей жизни и судьбы. Не мы распоряжаемся своей судьбой и не в нашей власти запланировать свою жизнь. Поэтому рад ты или не рад, хочешь или не хочешь, следуй программе, которая дается свыше, и будь добр, благодари каждый день за здоровье и здравый рассудок. И не требуй того, что тебе не полагается. Бесполезно!

    25 января

Боже мой! Что же это творится с погодой! Очень похоже на конец света. Я даже Тагира не пустила в школу – буран просто ужасный. Не видать ни зги, невозможно глаз раскрыть, сугробов намело по крыши, и метет, и метет, и метет. Собралась было расчищать тропинки, да потом махнула рукой – бесполезно, через минуту тропинки снова обрастают снегом. Природа просто взбесилась! Сколько в моей жизни было моментов, когда очень хотелось умереть – и не счесть! Сравнивая себя с экспериментируемой мышью, я льщу себе, я гораздо хуже – я мерзкая, вонючая, гадкая крыса, с которой испытания проводят самыми гнусными методами. Как же я понимаю Цветаеву, когда она писала «Отказываюсь жить…» У меня нет никаких стимулов в жизни, остался один загасающий – мои сны.

Хотелось бы мне знать, есть ли еще аналогичные случаи, как мои семейные отношения? Жить с человеком, которого не только не любишь, но и не уважаешь, это – нонсенс. Каждое воспоминание из нашей совместной жизни вызывает во мне глубокое непреодолимое отвращение. Светлых воспоминаний практически нет. Я прекрасно понимаю, что есть супруги намного хуже моего, но этот факт меня мало утешает – я ничего не могу поделать с собой. Или это тоже входит в серию опытов, производимых надо мной? Но я безнадежно связана семейными узами с человеком, которого едва терплю. И нет никакого просвета.

    09 февраля

Какая-то аномальная погода! Все те чудовищные сугробы, что намело за несколько дней, и которые невозможно было убрать, буквально растаяли в эти дни. Температура поднялась до плюс десяти, наша улица превратилась в небольшую речку. А сегодня термометр показывает +20 на солнце. Усилием воли я заставила бури утихомириться в моей душе, и теперь совершенно опустошена и вяла, как выброшенная на берег и выпотрошенная рыба. Ни к чему тонкие чувства человеку, который обречен жить в грубейших условиях. Иначе жизнь его превратится в сущий ад. Чтобы избавиться от душевной боли, я пытаюсь в корне пресечь все размышления и мысли о своей жизни: ни о прошлом, ни о настоящем, ни о будущем. Я – человек, у которого больна душа.

7

ОДНОСЕЛЬЧАНЕ

– Заходи, заходи! – послышался голос, – я дома.

Тина вошла в кухню. На подоконнике сидел толстый кот с глубоко несчастным видом. Хозяйка сидела в кресле перед телевизором, крайне увлеченная событиями, происходящими на экране.

– Вот стерва-то, а! – в сердцах произнесла она. – Что делает-то, что делает! А эти лохи и не видят, что у них под носом происходит. А кто убил Валентина, знаешь? – наконец, повернулась она к вошедшей. – Его племянник! Ой, я давно это подозревала, с самого начала, – сказала она с плохо скрываемым самодовольством в голосе.

Тина вежливо слушала ее и думала, что люди всегда испытывают острый интерес к отношениям, без разницы к каким: к своим, чужим, личным или политическим. Хлебом не корми, а дай повыяснять отношения и анализировать их. Все шоу, фильмы и передачи используют эту людскую слабость. А если отношения еще и приправить интригой, то такое шоу будут кушать бесконечно.

– Теть Ань, я к вам по делу…

– Проходи, садись, – оборвала она ее, – о делах успеем еще.

– Что с вашим котом? – Тина подошла к подоконнику и взяла тяжелого кота на руки.

– Мау! – отозвался кот басом и уперся лапами, пытаясь соскочить с рук.

– Ты не поверишь, – сказала теть Аня, – он у нас недотрога. Мои цыплята остались без наседки, и я занесла их в дом, пока не подрастут. Я еще беспокоилась, что мой Трофим их слопает. А у него, когда их увидел, истерика началась! Он со штор у меня не слезал! Приучила его на свою голову. Сегодня еще и щенка нашла слепого, тоже дома он у меня, вон, видишь в коробке? Так этот урод (при слове «урод» кот пригнул уши), вообще на пол не слезает.

– Плюс ко всему я к нему пристала, – рассмеялась Тина.

– Как твои дела? – убавив звук, спросила теть Аня. – Твой дорогой гость не приехал еще?

Под дорогим гостем имелся в виду Руслан.

– Вот обормот, а? Чего, спрашивается, заводить семью и пропадать неизвестно где. Ну, ты хоть рот раскрывай иногда. Что за бабы вы такие!

– Да, – согласилась Тина, – только это бесполезно.

– К вам Дункан не заходил? – поинтересовалась теть Аня. – Не знаю, где его найти. И золотые же руки у человека! – восторженно добавила она. – Люська его шляется неизвестно где, как кошка, а он то на работе, то дома что-то мастерит, и пьет в меру. А мой-то, только отвернусь, все из дома тащит. И твой не лучше! Молчи уж! Знаю прекрасно твою семейную жизнь. А Люська-то, какого себе отхватила! Всегда таким паскудницам везет. Ну что он в ней нашел?

Голос женщины становился все более взвинченным.

– Кривоногая, конопатая стерва, да еще какого мнения о себе! Он же ничего на себя не тратит. Все, что заработает, ей отдает. Даже на выпивку особо не тратится, сядет себе потихоньку где-нибудь в углу с книжками и не слыхать его. Крылечко мое подгнило, хотела его попросить, чтоб доски поменял. Дома у них который день уже замок висит. Ты его давно видела?

– Он приходит только, когда Руслан дома. А так я его редко вижу. Теть Ань, хотела вас попросить. Я завтра еду в город, можно я мальчишек у вас оставлю?

– Да, конечно, конечно!

– Племянник хорошо присматривает за Тимом, но одних их оставлять боюсь.

– Без разговоров. Приводи их завтра. Слыхала новость? – переключилась теть Аня на местные события. – Курцы тоже уезжают. Уже поехали визы оформлять. Господи, боже мой! Да кто же здесь тогда останется? Почти никого из нынешних не осталось! А что здесь делать-то – воды нет, работы нет. Лукьяниху дети в Россию зовут, сомневается еще. Но я думаю, тоже недолго тут задержится. И вы, если сильно вас прижмет, найдете, куда деться. Мы вот с дедом тут торчать и будем одни. Ох, Господи, Господи! Никогда ничего хорошего не видали. В советские времена хоть работа была, шибко богато не жили, но и не бедствовали. А теперь…! Что делается! У нас же здесь кроме школы ничего не осталось. Все растащили! Как после бомбежки! По телевизору вон показывают у вас в Чечне развалины да руины после войны, а тут что? Что за война? Сволочи они, вот кто!

Когда Тина вышла от словоохотливой соседки, в самом конце улицы появился Зубарь, односельчанин с соседней улицы – человек, в общем-то, мирный и безобидный. Он явно находился в хорошем расположении духа, как бывало каждый раз, когда ему удавалось приложиться к бутылке в обход бдительных глаз своей жены. Душа Зубаря требовала праздника. С ликующим видом он зашагал вдоль по улице, так как испытывал острую нехватку в слушателях. Но при его появлении соседи стали поспешно покидать лавочки и расходиться по домам. Осталась одна подслеповатая баба Катя на скамеечке возле своего дома. Зубарь, разочарованно оглядел опустевшую улицу, потом заметив одинокую бабку, направился к ней и присел рядом. Баба Катя, наконец, разглядела подсевшего к ней и закряхтела, поднимаясь со скамьи.

– Куда ты собралась? – недовольно окликнул ее Зубарь.

– Ох, зайду-ка я в дом, а то сейчас материть меня начнешь.

– Когда я тебя материл? Когда я тебя материл? – уставился возмущенный Зубарь на бабку.

– Ну, не материл, так обматеришь.

– Ну и пошла тогда на хрен, – выпалил Зубарь.

Тина, наблюдавшая эту сцену, постаралась сделаться незаметной и, не привлекая к себе внимания подвыпившего односельчанина, проскочить мимо. К счастью, это ей удалось, так как Зубарь до глубины души оскорбленный поведением бабы Кати, был поглощен своими переживаниями.

8

РАБОТА

На земле не так много людей, предоставленных самим себе без обязательств и необходимости выживать. Не совсем понятно, чем может заниматься эта малоизученная горстка людей, не участвующая в общем процессе жизни и попирающая все представления о нормальном человеке.

Все нормальные нуждаются в признании и внимании, обожании и восхищении, которые заложила в них природа для тяги к совершенству. Но эта тяга мало кем осознается и нередко выливается в чудовищные формы тщеславия. Заложенная эволюцией тяга к совершенству заставляет искать одобрение окружающих, которое тешит самолюбие и лишний раз является подтверждением исключительности и личных достижений, и, следовательно, эволюционного роста.

Еще в раннем детстве, требуя от родителей внимания и почитания, стремясь поскорей вырасти и стать равными им, любой нормальный человек удовлетворяет свою тягу к совершенству. Ребенок, в конце концов, вырастает во взрослого, а взрослый никуда не растет, ему не на кого равняться. Единичные примеры особо не воодушевляют. И тогда, вместо того, чтобы совершенствоваться духовно (ведь духовный рост никто не замечает и не оценит), пытаются расти по вершине роста карьерного или финансового. Где же, в каком месте начинается это искажение? В какой момент человек подменяет поиск настоящих ценностей поиском нелепых вещей? И одновременно загоняет себя в ловушку жизни – дом-семья-работа?

Когда Тине неожиданно предложили эту работу, она согласилась, не раздумывая. Наверное, от безысходности. И у нее просто не было выбора. Знакомые недоумевали, ведь она не получала почти никакой материальной выгоды. Порой даже приходилось скрывать свое занятие – все, что выходило за рамки практической пользы, было выше понимания окружающих. Она понимала, что выглядит в глазах соседей крайне непрактичной и неразумной.

Тина до сих пор так и не увидела своих работодателей. Предложение ей прислали по почте, инструкции появлялись таким же образом, а обучение предполагалось заочное. Какие-то странные тесты, смысл которых до сих пор оставался загадкой для нее, огромное количество разнообразной литературы, которую она должна была проштудировать и законспектировать. Длительность обучения предполагалась в несколько лет. Это был большой срок. И было неизвестно, добивается ли она каких-нибудь успехов. Об этом ей не сообщали.

В тот день, когда пришло письмо от организации с обыденным названием «Букинист», она находилась на пике отчаяния и схватилась за предложение с энтузиазмом утопающего, хватающегося за соломинку, с той лишь разницей, что утопала она в море неразрешимых проблем. Ее ребенок угасал, умирал медленно и мучительно, и она ничего не могла с этим поделать. И не было ни одного человека во всем мире, который мог бы ей помочь. Она разрывалась между больницей и домом, обезумевшая от горя и раздавленная отчаянием. И некуда было бежать, не к кому идти, не у кого просить помощи. Чтобы окончательно не впасть в безумие, она садилась за учебный материал, регулярно приходивший по почте. В каждой книге находились слова, оказывавшие целительный эффект, словно бальзам для души, и давали надежду и утешение. Слова, сказанные великими людьми, были весомыми и воспринимались с большим доверием.

Это был не лучший вариант, но все же лучше, чем ничего. Ее домашняя торговля в лавочке не приносила дохода, одни сплошные убытки и головная боль. Односельчане покупали в долг, под запись. Долги отдавать не торопились, и приходилось время от времени обходить дом за домом и вылавливать должников. Поэтому, когда в ответ на свои звонки по адресу, который ей дал Дункан, она получила предложение о волонтерстве, Тина воспрянула духом. Международная просветительская организация «Букинист» предлагала обучение и предоставляла весь необходимый учебный материал.

Сначала Тина долго размышляла и терялась в догадках. В чем же подвох? Возникала куча вопросов. Неужели такой солидной организации нужно давать объявления в газете? Пусть плата, которую они обещают и небольшая, но сейчас безработными, которые согласятся на любую работу и на любых условиях, хоть пруд пруди. И почему странные работодатели не боятся посылать незнакомому человеку книги, удовлетворившись лишь копиями с документов? Да и пересылка денег стоит. Какую выгоду они извлекают из этого? Но даже в том случае, если бы организация была благотворительной, форма ее была довольно необычной, так как целью являлось распространение книг определенного уровня. Книги, которые предстояло изучить и распространить, были достаточно серьезными и, в основном, это была классическая литература. И потом, размышляла она, как они смогут проверить, действительно ли я распространяю книги? Она ведь могла и схитрить, отчитаться, что книги не удалось сбыть, ведь независимо от этого факта, ее вознаграждение оставалось в силе. Устав ломать голову над методами этой таинственной организации, она добросовестно выполняла свою работу.