– Конечно, сынок, все будет как всегда, мы – не плохие люди, кроме добра никому ничего не желаем, но надо понимать, что не все, что нужно тебе, нужно другим людям и не все, что хочется людям, угодно Богу. Я не каждый день говорил вам о Боге, может, поэтому вы у меня не настолько набожные, но я всегда поступал в жизни богоугодно. И, по сему, где бы вы ни были – я спокоен за вас. В вас нет того, за что люди захотят вам вредить, и нет того, за что Бог может отвернуться от вас. А в остальном, сын мой, судьба правит нашими решениями, а нам кажется, что мы ошибаемся. Не жди чего-то сильно, все что положено – все в свое время придет, ибо, когда чего-то сильно ждешь, жизнь замедляется – вот в чем мы познаем тоску.
Проводы – занятие естественное, но не всегда радостное. Это общение с превеликим множеством томительных пауз и тяжелых вздохов, когда мысли наворачиваются в виде слез. И, как спасение от внутренних самоистязаний, жизнь имеет в своем наборе людей, кто проще всех смотрит на подобные сцены и не тратит свое драгоценное время на душевные терзания. Для них – это обыденное явление, это движение вперед, в будущее.
На балкон ворвался младший сын Вагифа, младший брат Бахруза – Самир.
– Ну что, гаврики, приуныли. Жизнь прекрасна даже в такую хреновую погоду, – без всяких стеснений из-за присутствия старших, выдал Самир.
Бахруз и отец в недоумении переглянулись.
– Ты что ругаешься, паршивец, при отце, – возмущенно сказал Вагиф.
– А что такого, пап? Я о корне, который повышает иммунитет, ведь так, брателло! Хрен же повышает иммунитет?!
– Конечно, повышает, если его есть в меру и к месту, а то, от чрезмерного потребления может появиться аллергия, особенно на губах! Ты меня понял, умник!
– Понял! Как всегда, папуля! – ответил Самир.
– Ну, я пойду, а то что-то прохладно мне стало, – сказал отец и проследовал на выход.
– Вот я и говорю, пап, хрен – дело полезное, от простуды тоже помогает, – вдогонку за отцом бросил младший.
– Спасибо, учту! – уже исчезнув из виду, отпарировал Вагиф.
«Удивительно, но родители разрешают младшим то, что запрещали старшим, – подумал Бахруз. – Видимо с возрастом родители осознают, что в свободе, вне запретов, дети вырастают, по сути своей, яркими и интересными».
– Как настрой, Бахруз, – спросил Самир.
– Как тебе сказать, когда летишь в такую даль и в такое большое, как Канада, думаешь, что если в таком большом и далеком не найдешь себе хотя бы самое тебе близкое и самое малое для тебя, то становится боязно, что угрызениям совести не будет конца. И ко всему же, что люди скажут?!
– Да наплюй ты на всех, кто что скажет, – резко вставил Самир. – Пойми, всем до всех нет никакого дела. Каждый за себя и за своих переживает. По мне, брателло, прежде чем красиво наступать, надо придумать, как в случае чего можно будет объяснить красивое отступление. Я всегда говорил нашим, что для чужой радости свет – это зависть, и поэтому, чтобы радость свою уберечь, ее не надо выпячивать.
Бахруз был горд за брата, но где-то, конечно, и не согласен с его позицией, однако мысли брата были надежными и практичными —
в духе времени. Самир был всегда авантюрен на виду, то есть дома, но на людях он был осторожен, и этого требовала реальность. В Баку бытовали времена, когда все зарабатывали тем, что пытались купить то, в чем ничего не смыслили, и продать то, что никому не было нужно. Слава Богу, Самир этим не занимался. Он был женат. Жил с родителям. И каждый день ходил на работу в банк, чтобы разносить чужие деньги по счетам, и только электронным способом.
– Ты, Бахруз, только укрепись там, потом можно будет наладить бизнес, – со всей серьезностью заявил младший.
– Ты что такое говоришь, Самир? – удивленно спросил Бахруз.
– А что, идея неплохая, все наши, уехав туда, с Баку бизнес строят. Чего-то присылают на продажу, – настаивал на своем Самир.
– А что бы ты хотел: канадский лес в Баку паромами возить или воду на разлив из Ниагарского водопада танкерами доставлять,
а давай лучше собак канадских для упряжек завозить будем.
– Вот так всегда с тобой, Бахруз, что ни скажи – все не так, все не умно, – обиженно выпалил Самир.
– Ну что ты, чувак, обижаешься, – стал сглаживать ситуацию Бахруз. – Но это смешно, стоя на балконе в Баку, Канаду Бакинской толкучкой представлять.
– Вот я и говорю, начнем с малого, а там видно будет, – вернулся заново к теме Самир. – Как говорит мой один умный знакомый: «Главное, чтобы план сказкой казался, а под сказку всегда люди найдутся».
– Я надеюсь, Самир, ты с ним дружбу не водишь?
– Особо нет, просто работаем вместе.
– В одном банке? – словно допрашивал брата Бахруз.
– В разных филиалах. А что?
– Сказочникам иногда не везет.
– Почему? – недоуменно спросил Самир.
– На работу опаздывают, а иногда и вовсе не приходят, – ответил Бахруз.
– Как это так? – недоумения Самира продолжались.
– Все очень просто! Опаздывают, потому что обещают, а не приходят, потому что слово не держат, – ответил Бахруз.
– Да ладно тебе…, придумаешь тоже, – рассмеялся Самир. – Да у него крыша мощная, – с уверенностью сказал Самир.
– Да и афера, брат, тоже бывает настолько крупная, что и не всякая крыша может выдержать. Так что, не связывайся с подобными типами, – попросил брата Бахруз. – Ты лучше за родителями присматривай, папа что-то сильно увлекся философией. Суждения его, конечно, завидные, но больно уж тоскливые. Тебе не кажется Самир? – спросил брата Бахруз.
– Ты прав, Бахруз, – ответил Самир. – Все, творящееся в городе, на него сильно действует. Я ему говорю: «Пап, да плюнь ты на все эти события. Они должны быть – таковы времена». А он мне в ответ: «Вам молодым легче, вы ничего не замечаете и не понимаете, пока. Но и вас ждут времена больших изменений – когда герои станут предателями, а предатели мучениками».
– Да, сложно все у нас в мире, – сказал Бахруз. – И ты, все-таки, будь начеку. Маму оберегай, нам без нее никак нельзя. Я еще с ней не разговаривал. С ней мне будет сложнее всего общаться.
– Ничего, брат! Я с ней уже много бесед провел – она готова быть спокойной, – заверил Бахруза младший.
– Сомневаюсь что-то я, Самир, что разговор без срывов пройдет. Да ладно, пробьемся. Ты вот еще что, за Саидой присматривай, хорошеет сестра и потому глаз постыдных много может объявиться.
– За Саидой, говоришь, присмотреть? – с удивлением спросил Самир. – Да она сама в кого хочешь заглянет, чего хочешь вывернет, сразу забудет и пойдет дальше. Она же зараза еще та. Ты что, ее не знаешь?
– Она хорошая! Одним словом, будь с ней повнимательнее. Я на тебя надеюсь, братишка, – попросил брата Бахруз.
– А с Илоной у вас что? – улыбаясь, спросил Самир
– А что ты так двусмысленно улыбаешься, Самир? – вопросом на вопрос ответил Бахруз.
– Весьма интересно, Бахруз, ты уезжаешь за тридевять земель не просто так, наверно, есть какое-то чувство к ней.
– Чувство – понятие, очищенное от проблем и обязанностей, и нам не по восемнадцать лет, мы немного с ней побитые, покалеченные судьбой. Знаем цену всяческим отношениям. И потом, у нас с ней много общего – мы долго уже друг друга знаем. На данный момент ей нужна помощь в бизнесе, а мне нужно попытаться начать все сначала. Так что, Самир, вот так я думаю о наших чувствах.
– Ты хочешь сказать, – продолжал Самир, – что ты с ней будешь только работать, а жить будешь врозь?
– Ах, вот о чем ты, Самир, – сделав вид, что он с самого начала не догадывался, к чему клонит младший, Бахруз продолжал увиливать от прямого ответа. – Да мы же друзья с ней, и то, что тебе очень интересно, у нас с ней было очень давно.
– Только не говори мне, Бахруз, про святую дружбу, – незлобно возмутился Самир. – Ты это мог мне в детстве рассказывать про то, какой может быть необычной дружба между женщиной и мужчиной, чем меня и испортил, я долго потом отличался нерешительностью. Но сейчас у тебя не получится. Мне уже достаточно лет, для того чтобы сделать собственные выводы про такую «необычную дружбу». Честно тебе скажу, Бахруз, я так и не научился ни с кем дружить. Я, правда, могу начать «дружить», но всего лишь начать, потом я стараюсь осквернить «необычную дружбу», – крайне ехидно улыбнувшись, заключил Самир.