Великолепие шелка

Дэймон насмешливо усмехнулся.

– Поверишь ты или нет, но это брачный контракт, подписанный и заверенный, как положено. Ты, наверное, даже не подозревала, что м-м-м... Две недели тому назад вышла замуж за Этана Бладуила? Адвокат-англичанин по имени Фенвик специально проделал путь сюда из Джакарты, чтобы по всем правилам составить по просьбе жениха сей документ. Как видишь, мать пошла навстречу капитану и поставила под контрактом свою подпись.

Чина страшно побледнела, но так как она сидела в тени, Дэймон не смог разглядеть ее лица. Не имея ни малейшего представления о душевном состоянии сестры, он продолжал оживленно болтать.

– Принимая во внимание, что Бладуил просто-напросто умыкнул тебя, я решил сначала потребовать от властей, чтобы его арестовали. Но это было еще до того, как он, приехав на Бадаян и узнав, что дети пропали, оказался столь благороден, что решил немедленно взяться за их поиски. Правда, он потребовал тогда же, чтобы мать подписала прежде эту бумагу. – Лунный свет сверкнул на гранях стакана, который Дэймон поднес к губам. – Брэндон рассказал мне, что это Бладуил спас вас, и хотя я не могу отказать ему в храбрости, тем не менее признаюсь тебе честно, что чувствую облегчение, что дела повернулись таким вот образом. Одного взгляда на его лицо, когда он узнал, что ты отправилась с Горацио Крилом в погоню за детьми, было достаточно, чтобы понять...-В* общем, я лишний раз убедился в том, что, как мы и ожидали, для этого человека не существует абсолютно никаких принципов. Не стоит говорить, как он обращался бы с тобой, если бы ты попала вдруг в зависимость от него. – Он прокашлялся и отпил новый глоток вина. – В любом случае вопрос решен. Бладуила нет более в живых, и, следовательно, брачный контракт не имеет никакой силы. Мама сказала, что нам следует выбросить эту бумагу, но я подумал, что, может быть, ты захочешь сперва взглянуть на нее. – Подняв руки над головой, он широко зевнул и откинул назад волосы. – Да, кстати, мама, наверное, уже ждет нас в кабинете. Ты идешь?

– Да, через минуту, – ответила она слабым голосом. Она сидела с документом в руках и глядела в темноту. Ей хотелось кричать, и вместе с тем она чувствовала, что не смогла бы издать ни звука. В ее голове никак не укладывалось, зачем понадобилось Этану, если она стала фактически его женой, настаивать на том, чтобы она вышла замуж за Дарвина. Почему он не сказал ей откровенно все, как есть? Может быть, не хотел лишать ее свободы выбора? Но ведь что бы там ни было, он должен был знать, что вовсе не Дарвина хотела она видеть в качестве своего мужа.

Чина опустила голову, и из глаз ее хлынули безудержные слезы.

– Мисс, ваши родственники ждут вас в кабинете!

– Спасибо, Аль-Хадж, – с трудом произнесла Чина и начала тереть глаза. Потом, бережно засунув документ за корсаж своего платья, она смочила в фонтане батистовый платок и промокнула им свое распухшее от слез лицо, после чего, расправив юбки и стараясь держаться прямо, вошла в освещенный кабинет, чтобы спросить, что думает ее мать относительно того, кого им следует занести в список.

Впрочем, как оказалось, список Уоррикам не понадобился, потому что утро принесло им неожиданное и удивительное решение всех их проблем, содержавшееся в двух письмах, адресованных Чине. Одно из них было от сэра Чарльза Уитли-Смита, старого лондонского банкира и близкого друга ее дяди Эсмунда. Написанное в многословной и цветистой манере, напоминавшей о давно забытых временах, оно выражало горячую надежду сэра Чарльза, что путешествие Чины прошло благополучно. Банкир извинялся в изысканных выражениях за то, что беспокоит ее так скоро после ее возвращения в Азию, и, поскольку его дело не может долго ждать, просил проявить к нему снисхождение и понимание.

– Он спрашивает, – сказала Чина, с трудом разбирая написанные наискось строчки на почти прозрачной веленевой бумаге, – не будем ли мы так любезны принять мистера Мартина Форбса и его компаньона во время их посещения Сингапура. Мистер Форбс – писатель, который провел пространное исследование в Индии и других районах Азии, касающееся «компании Джона» и независимых от нее финансистов, фирм и торговых домов, и намерен теперь написать книгу под названием «Вдали от Империи: анализ английского предпринимательства за рубежом».

– Господи помилуй, что за ужасная идея! – воскликнула Мальвина.

– И еще сэр Чарльз пишет, не смогли бы мы позволить мистеру Форбсу взять у нас интервью и, возможно, осмотреть плантацию. Он уверяет меня, что ничего не будет написано без нашего на то согласия.

– Этого только не хватало нам в такой момент! – воскликнул Дэймон с мрачноватым юмором. – Подумать только, какой-то там посыпанный пылью писака сует нос в наши дела! Черт возьми, вряд ли он притащится на Бадаян лишь затем, чтобы узнать, как мы тут поживаем! Да об этом же всем хорошо известно: спроси любого на улице, даже последнего кули, и он все расскажет!..

– Но для нас представляет интерес вовсе не мистер Форбс, – перебила его Чина, – а мистер Джордж Стенли, его компаньон. Сэр Чарльз упоминает, что мистер Стенли недавно получил значительное наследство и ищет, в какое бы заморское предприятие ему вложить деньги, – во что-нибудь такое, говорится в письме, что было бы Несколько необычным.

Большое кожаное кресло, стоявшее за огромным бюро Рэйса Уоррика, затрещало, словно выражая недоумение: это Дэймон резко наклонился вперед, а Мальвина, которая что-то писала за своим секретером, посмотрела на дочь с изумлением.

– Неужели это серьезно, дорогая?

На губах Чины появилось подобие улыбки.

– Конечно! Мистер Чарльз, полагаю я, вовсе не думал о том, что мы могли бы вступить в деловые отношение с его протеже: он далек от реалий нашей жизни и пытается помочь исключительно мистеру Форбсу. Но почему бы нам тем не менее не воспользоваться представившейся возможностью?

– Какой дьявольский зигзаг удачи! – закричал Дэймон и засмеялся вполне счастливым смехом. – А что в другом письме?

Чина распечатала его и быстро прочла.

– А это от самого мистера Форбса. Он хотел бы знать, будет ли нам удобно принять его на этой неделе. Они остановились в «Райфлз-отеле» и живут там со среды.

– В таком случае я сейчас же за ним пошлю! – загорелся Дэймон, совершенно забыв, что еще минуту назад он проклинал неизвестного ему писаку и его компаньона за их дурацкое намерение посетить в сей недобрый час Бадаян.

– О, Дэймон, дорогой, по-моему, рано еще радоваться, – проговорила неуверенно Мальвина.

– Знаешь, мама, – сказал, улыбаясь, Дэймон, – мы пригласим этих шутников на ленч, и ты, таким образом, сможешь приглядеться к ним и решить, стоит ли связываться с мистером Стенли или нет.

Лицо Мальвины прояснилось.

– Отличная идея!

Хотя Чина и сама ощутила некоторый подъем и надежду, тем не менее энтузиазм, с которым Дэймон и мать ухватились за мысль пригласить на Бадаян знакомых сэра Чарльза Уитли-Смита, несколько встревожил ее. Она не столько верила в Провидение, чтобы полагать, будто все стоявшие перед ними проблемы смогут разрешиться сами собой, без каких-либо усилий с их стороны.

Ее сомнения только усилились, когда на следующее утро оба джентльмена прибыли на остров на борту «Темпуса» и Джордж Стенли – малоинтересный франт, живо напомнивший ей своим внешним видом безалаберных друзей Фрэдди Линвилла, – начал трясти ее руку. Мистер Мартин Форбс произвел на нее гораздо лучшее впечатление. Ему было далеко за пятьдесят, и его отличали высокий рост, мягкая речь и хорошие манеры. И ей захотелось, чтобы они поменялись ролями: мистер Форбс оказался бы весьма перспективным инвестором, а его беспутный молодой компаньон – писателем.

Она повела гостей на плантацию, где они и пробыли довольно длительное время. Подлинный интерес к производству выказывал только мистер Форбс, но никак не его спутник. Несмотря на разочарование, испытанное Чиной при встрече с ними, она прониклась во время экскурсии симпатией к мистеру Форбсу и с воодушевлением принялась рассказывать ему о производственных процессах; между ними завязалась оживленная беседа, к которой погрузившийся в уныние молодой человек проявил полнейшее равнодушие.

– Бадаянский шелкопряд, – объясняла Чина мистеру Форбсу, открыв гроссбух и просмотрев кое-какие заметки, – все двадцать восемь дней своей жизни только и делает, что жует. После четырехразовой линьки он готов к производству коконов. Те гусеницы, которых отсадили для откладки яиц, через две недели превращаются в бабочек, спариваются и по истечении трех дней умирают. Яйца, отложенные самками, требуют от восьми до десяти недель для своего развития.

Мистер Форбс прекратил записывать в свой блокнот и посмотрел на Чину.

– Что дает вам приблизительно шесть поколений в год, не так ли? Очень интересно! А что происходит с теми, кто не был отсажен для производства яиц?

Чина показала ему ряды плетеных корзин, в которых хранились высушенные на солнце коконы, выставленные сюда, чтобы уберечь их от инфекции и гнили, обычных во влажном климате острова.

С утра шел дождь, но теперь снова вовсю светило солнце, рассеявшее туман, который сохранялся еще лишь у горных вершин, и ярко блестевшее на промытых листьях деревьев. С покатой крыши цеха, где они находились в данный момент, стекала вода.

– Коконы ошпаривают паром, чтобы убить находящихся в них куколок, – продолжала объяснения Чина, – а потом им дают хорошенько высохнуть, перед тем как начать их разматывать. Разумеется, вы знаете, что именно из кокона получают сырую шелковую нить. – Она махнула рукой в сторону корзин. – Этими мы займемся уже сегодня.

Глаза мистера Форбса загорелись от любопытства. Он подошел к одной из корзин, захватил в руку горсть продолговатых коконов и пропустил их сквозь пальцы.

– Значит, это уже убитые коконы, в них нет бабочек? Чина кивнула.

– Перед тем как приступить к размотке, их надо промыть в горячей воде. Из каждого кокона тянут одновременно восемь нитей. Этой работой занимаются китаянки, в основном молодые девушки.

– Как я понимаю, вы обходитесь без жаккардовых ткацких станков? – спросил мистер Форбс, торопливо записывая. – Я видел такие во Франции.

На губах Чины появилась улыбка.

– Совершенно верно. Шелковые ткани у нас на Бадаяне изготавливаются вручную. Это очень длительный и трудоемкий процесс, что и объясняет, почему мы производим так мало продукции.

Воодушевленная его вопросами, она пустилась в пространные объяснения, не замечая, что голос ее вновь зазвучал энергично, как до обрушившихся на нее трагических событий, а во взоре заиграли прежние огоньки, и Джордж Стенли, чье рассеянное внимание привлекла новая тональность ее речи, был заинтригован происшедшей с ней переменой.

Вообще-то Джорджа Стенли всегда влекло к высоким женщинам с темными волосами и дерзким, многообещающим взглядом. Чина Уоррик – слишком маленькая, по его мнению, хрупкая и юная и к тому же облаченная в беспросветный траур, – не понравилась ему с первого взгляда, и он решил, что она не заслуживает с его стороны внимания. Однако теперь, когда он разглядел ее получше, у него появилось желание незамедлительно пересмотреть свою точку зрения.

– Могу ли я сказать вам несколько слов конфиденциально, мисс Уоррик? – спросил он несколько развязно, когда они шли в ткацкие цеха, и, бесцеремонно схватил ее за руку.

Чина нахмурилась, поскольку терпеть не могла подобной фамильярности, однако видя, что мистер Форбс, поглощенный процессом производства шелка, быстро прошел в соседнюю комнату и не замечает того, что они отстали, она наклонила голову и вежливо произнесла:

– Конечно, мистер Стенли. Так что же вы хотели бы мне сообщить?

Он произнес несколько бойких, витиевато построенных фраз, но не успел докончить монолог, так как на его удивленную физиономию опустилась рука Чины. Пощечина вышла звонкой, и в двери показалась голова мистера Форбса, вопросившего тревожно:

– Что случилось?..

Но ему тут же пришлось быстро отступить в сторону, давая дорогу проскользнувшей мимо него раскрасневшейся Чине Уоррик. Глаза ее сверкали самым недвусмысленным образом, и мистеру Форбсу оставалось лишь удивляться, что же заставило эту робкую молодую леди впасть в такой гнев.

Мальвина Уоррик задала себе тот же вопрос, когда ее дочь появилась в доме, пылающая от гнева и без гостей, которым Чина только недавно так любезно предложила свои услуги, когда они изъявили желание побывать на плантации. Но она недолго оставалась в неведении, потому что девушка тут же объявила ей спокойно и кратко, что не намерена больше искать инвесторов для их предприятия.