Замотав волосы растрепанной петлей на макушке, свернула в сторону парка, спрыгивая с самоката. Если повезет найти свободную лавочку, смогу распластаться на ней и послушать предзакатное чириканье птиц.
Нашлась и лавочка, и чирикающие птицы, и когда я уже была готова задремать, блаженство единения с природой закончилось вороньим «Кар! Кир!».
В переводе на человеческий над моей головой прозвучало: «Привет!»
– Привет, Кирыч, – сел у меня в ногах на край лавочки Максим Воронцов. – Ну, как ты?
Я резко поднялась, и у меня перед глазами запрыгали черные мушки. Вот бы им нарисованную паутину Камиля.
Макс потянулся, чтобы поцеловать меня в щеку. Пока он прицеливался, ища место, где дозволительно разместить губы на щеке кузины, я дернулась, и он промахнулся со своим маневром чмок-приземления. Промахнулся, но не растерялся, приобняв меня за плечи, растирая их, приводя меня в сознание.
Он стал чуть шире и капельку выше. Его волосы выцвели, оказавшись светлее, чем я помнила. На скулах и шее высыпало несколько веснушек, которых раньше не было. Своему изысканному стилю в одежде он не изменил. Все та же начищенная обувь, бежевые брюки с подворотами, по силуэту, застегнутая не на все пуговицы рубашка в мелкую клетку. Летний легкий шарф был небрежно перекинут через плечо. И красные кожаные перчатки для вождения с обрезанными пальцами все так же красовались на руках.
Сняв шарф, он накинул его мне на плечи, и я вдохнула аромат ананасовой жвачки.
Глаза Максима пробежали сканирующими лучами, дольше всего задерживаясь на руке с татуировкой журавля.
– Думал, сведешь.
– Если только вместе с памятью. Не знаешь как?
– Знал одну специалистку, которая знала.
– Где ты был?
– Не здесь, но рядом. Рад, что ты в конце концов написала.
– Я прислала тебе креветку.
– Думал, рака. Обычно этот смайлик шлют мои подружки, когда хотят по…
– Ясно!
– …пойти в суши, – закончил фразу Максим.
– Я хотела прислать скрепку.
– Что?..
Я заметила, как он напрягся и придвинулся ближе, перекидывая мои коленки через свои, пока облокачивался на спинку лавки.
– Скрепку?.. – Почему-то этот смайлик что-то в нем взбудоражил.
– Ну да, канцелярскую. Самый безобидный и ни на что не намекающий смайлик. Ни суши, ни жезл, ни персик.
– Уверена, что скрепка – это что-то обычное? А как же зажимы для груд…
– ЯСНО!
– …груды бумаг, – дернул он бровью. – А ты что подумала?
Не знай я Макса, могла бы решить, что он готов сказать что-то непошлое и даже умное. Но какая умная ассоциация возможна к слову «скрепка»?
– Ну а что она может значить?
– Пусть она будет значить, что мы скреплены чем-то… понятным только нам. Чем-то из прошлого… – вздохнул он.
– Того или этого? – не понимала я, говорит он о нашем детстве, когда были обнаружены два мертвых тела, или о том прошлом, когда между мной и Максимом возникало притяжение двух пока еще здравствующих тел.
– Я по тебе скучал, – тихо добавил он и резко отвернулся.
– Я тоже, Максим. Честно.
– Черт! – ударил он кулаком по доскам лавки справа от себя, и пара из них треснула. – Кирыч, мне лучше уйти!
– От себя не уйдешь, Максим, и прошлое не забудешь.
Уверена, теперь он не понимал, что я имею в виду. Должен ли он сбежать от меня, от прошлого – забыть и то и другое?
– Я не могу, Кирыч… не могу смотреть на тебя…
– Вы что, сговорились все?! – швырнула я шарфом Максиму в лицо.
– Думал, смогу вот это все: «привет, как дела, ла-ла-ла»! Но нет.
– Из-за Аллы? Из-за того, что мы сделали?
– Из-за того, чего мы никогда не сделаем.
Он закрыл лицо ладонями, энергично растирая веки.
– Как будто не было этих двух тысяч ста девяноста двух часов без тебя, сто сорок пять из которых я выслушивал бубнящие с экрана ноутбука головы, мотивирующие: «Живи! Все еще будет! Чувства пройдут…» Но, – растопырил он пальцы и все-таки взглянул на меня, – они не прошли, Кира. И если ты была влюблена в Серого… как я в тебя, значит, мы чертовы мазохисты – любить так сильно тех, с кем быть не можем.
Любовью выше неба, как мне казалось, я влюбилась когда-то в Костю. Максим молчал, срывался, убегал и врал. Он знал про Аллу и Яну, но никак не помог мне, продолжая бороться за свою жизнь, а мою поручил Косте.
Чувства к Максиму были иными. Чем-то невыносимо притягательным, саморазрушающим и адским. С ним во мне вспыхивала та запретная сторона, которую я боялась обнаружить.
Не из-за обычного страха, как боятся нормальные люди.
А из-за страха, что мне понравится оказаться на той стороне… где-то за пределом, куда меня зовут Ира с Мирой. Где-то там, где я больше не буду собой.
Я должна была решить, готова ли вместо полета в небо с Костей рухнуть в преисподнюю с Максом? Готова ли я стать его Гекатой – богиней ядов и ночных кошмаров?
Не зря же Алла назвала так своего хорька, которого я забрала себе. Что, если Алла знала? Она знала, что Геката окажется со мной. Или что я окажусь Гекатой, влюбившись в Макса.
Какие катастрофы я притяну, приблизившись к нему?
Понимая теперь Аллу чуточку больше, я бы сказала, что таков был ее план с самого начала. Она знала, Макс привяжется ко мне. Вместо ролевой игры по плану Аллы начнется игромания, в которой останется одна лишь мания зависимости. И бросить игру Максим смог, только бросив меня.