Браслет с шармами

Он не отвечает, но я слышу, как он бормочет черт себе под нос, когда я продолжаю плыть.

Внезапно я чувствую гладкие твердые камешки под ногами и понимаю, что проплыла весь путь до берега, почти не напрягаясь. Встав на дно, я поднимаюсь и помогаю подняться ему. Вода достает мне до бедер, а ему – чуть выше коленей. Тут так темно: ночной воздух укрыл нас, словно одеялом, а огонь слишком далеко, чтобы разглядеть выражение его лица.

Согнувшись, он несколько раз прокашливается и резко вдыхает, а потом, спотыкаясь, идет к берегу. Я следую за ним, пошатываясь, и смотрю, как он падает мешком, вытягивает ногу, хватается за пальцы и тянет их к себе. Бормоча под нос нецензурные слова, которые заставили бы вздрогнуть даже дедушку с его флотским прошлым, он со стоном массирует свод стопы. Постепенно она возвращается в нормальную форму. Его густые черные волосы липнут ко лбу, и он расчесывает их руками, оставляя торчать влажными клочками. Наконец он поднимает взгляд. Одно из облаков приоткрывает луну, и ее свет падает на нас, раскрашивая его лицо в призрачно-белый цвет.

– Джейк, – шепчу я нерешительно. – Ты в порядке? – Несмотря на то что я помогла ему только что, он не слишком рад меня видеть. – Ты цел? Что случилось? Я испугалась! «За нас обоих», – добавляю я про себя. Не говоря уж о том, как я переволновалась. Я закрываю глаза, краснея. Я была так близко к нему, наши тела соприкасались. В животе возникает странное чувство, но мне оно не нравится.

– Я в порядке, – говорит он сквозь зубы, когда я открываю глаза, – хватит уже.

– И-извини, – говорю я, заикаясь, тонким голосом, слишком пораженная, чтобы сказать что-то другое.

Делая шаг назад, я дрожу от ночного воздуха. Моя белая футболка насквозь промокла и липнет к телу. Я оттягиваю ее от купальника – это помогает, но не слишком. Мне нужны полотенце и сухая одежда. Бросая взгляд на пляж, я замечаю, что все до сих пор поют; их хор набирает силу. Мы с Джейком словно остались вдвоем на пляже в тени Дердл-Дор. Так странно: я осознала, что кто-то в беде, и ринулась в море всего десять минут назад, но кажется, что постарела на десять лет. Словно из моря вышла уже совсем другая девочка – не та, что нырнула. Может, такое случается, когда спасаешь чью-то жизнь, – твоя тоже меняется.

Я начинаю злиться от этой мысли. Я поступила правильно, так почему Джейк так себя ведет? Словно я пыталась его утопить, а не помочь. Его бы легко могло унести течение, которое так старалось утащить нас обоих.

– Знаешь, ты мог бы хотя бы сказать спасибо, – резко говорю я, стуча зубами. – Если бы не я, ты был бы в серьезной беде.

Он поднимается с земли, не глядя мне в глаза.

– Нет, не был бы. Мне не нужна была помощь. Все было бы хорошо, как только судорога бы прошла. – Пожав широкими плечами, он начинает выжимать свои черные шорты.

– Это бред! Ты быстро тонул, а течение было сильным. Тебя бы унесло, и никто бы не заметил. И как тебе вообще пришло в голову прыгать с верхушки арки? Это же буквально самоубийство. Тебе жить надоело?

– Нет, – его голос становится холодным и глубоким и звучит совсем по-мужски. Тут я понимаю, что ему уже почти восемнадцать, поэтому он и в самом деле почти мужчина. – Я просто подумал, почему бы нет. Оуэн сказал, что мне слабо. А ты прям как моя мама, – протягивает он скучающим голосом, – а мне еще одна не нужна. Но все равно спасибо.

Я смотрю на него в ярости.

– Я подумала, что наговорила лишнего тебе – даже начала жалеть об этом, – но ты такой хам, а еще идиот, раз думаешь, что игры в слабо стоят того, чтобы рисковать своей жизнью!

– Как скажешь.

Последнее облако уносится прочь, и луна освещает его лицо ярче. Скулы гладкие и твердые, но вокруг подбородка еще осталась мягкость. Шрам, идущий от верхней губы, кажется бледнее, чем раньше. Его глаза сверкают, оглядывая меня с головы до ног.

Я обхватываю себя руками, когда пляжный ветерок снова заставляет меня задрожать. Внезапно я чувствую себя замерзшей и вымотанной, и все, что я хочу, – горячий душ и мою кровать. Соль засыхает зигзагами на моей коже, с волос на спину капает прохладная вода. Встряхнув головой, я смотрю на него. Я хочу домой. Мне надоело.

– Окей, – отвечаю я, разворачиваясь, чтобы уйти. – Если ты даже не собираешься сказать спасибо… или извиниться за свое поведение… Увидимся.

– Я должен извиниться? – его голос заставляет меня вздрогнуть. – Это ты сказала, что мы не друзья.

– Мы не друзья, – вспыхиваю я. Он не общался со мной, так о какой дружбе речь? Что ж, я не собираюсь ему это разжевывать.

– Так зачем тогда ты мне помогла? И зачем срываться за то, что помог тебе, а потом делать то же самое? Немного лицемерно, не считаешь?

Развернувшись, я сверлю его взглядом, оттягивая вниз край футболки.

– Откуда я знала, кого спасаю? – как только эти слова вылетают, я тут же понимаю, как ужасно это звучит. Словно если бы я знала, что спасаю его, то оставила бы тонуть. Я поспешно добавляю: – Может, это и делает меня лицемеркой, но я знала только, что кто-то в беде и никто, кроме меня, этого не видел. У меня не было выбора – я должна была помочь.

– Всегда есть выбор.

– Не для меня. Что я должна была сделать? Позволить этому кому-то утонуть? – Он открывает рот, но я продолжаю: – В любом случае сейчас я знаю, что это был ты, и я рада. Можешь считать, что мы в расчете.

Я чувствую, что мои последние фразы – правильные, их форма и звучание – тоже. Только что я, скорее всего, спасла ему жизнь, а когда он взял на себя вину в тот день в школе, то, сам того не зная, спас мою. Наша школа, мои друзья, стабильность в отношениях с папой и дедушкой на протяжении нескольких лет спасли меня. Никаких больше побегов, вспышек ярости и опустошенности, никаких глупых решений с катастрофическими последствиями. Я чувствую, как кожу на пояснице покалывает, несмотря на вымокшую футболку, и в сотый раз жалею о следах, которые оставила на мне та ночь много лет назад. И не только на теле, но и в душе.

– Мы не в расчете. Не за что быть в расчете. Ты ничего мне не должна, – огрызается Джейк. – Я тебя использовал.

– Использовал как? – Другое облако закрывает луну, и его лицо снова исчезает в темноте. – Джейк? – повторяю я, делая шаг вперед.

– Я хотел убраться отсюда, – говорит он. – Для этого надо было вылететь из школы. Мама была согласна. К счастью для меня, это сработало.

– Так это было частью грандиозного плана? Ты бы взял на себя вину любого?

– Да.

Его голос звучит очень дерзко, и мне это не нравится.

– Я тебе не верю. – Я стягиваю футболку через голову, надеясь, что ветерок высушит мою обнаженную кожу и купальник. – Просто не верю. В тот день в школе ты сказал странную фразу про то, что встретил меня до того, как мы познакомились. Это что-то значило, это было личным. А потом ты принес мне «Пандору» с шармом в виде книжки.

– Ты помнишь, что я сказал?

– Конечно. Так что ты имел в виду?

Он вздыхает.

– Есть какой-нибудь шанс, что ты сменишь тему?

– Нет. И если ты мне не объяснишь, я всем расскажу, как пришлось вылавливать тебя из моря. Не очень хорошо для твоего имиджа плохиша, как думаешь?

– Это шантаж. – Северные нотки в его голосе усиливаются. Я пожимаю плечами в ожидании.

Он фыркает.

– Ладно. Да. День, когда мы впервые познакомились…

– В тот день ты переехал в мой дом, – бормочу я, вспоминая, в какой ярости была из-за мамы, которая ушла от нас и была виновата в том, что пришлось продать дом, уехать и оставить город и всех моих друзей. – Что с ним? – подсказываю я, в смущении вспоминая, как ненавидела семью, занявшую мой дом. – Давай.

– Я был снаружи, а ты в фургоне своего отца. Мы поговорили…

– Да. Я волновалась за тебя.

– Волновалась? – странная нотка закрадывается в его голос.

– Да, – признаю я. – Я смотрела на тебя и твоего отца. Мне не нравилось то, что я вижу. Я подумала, что он страшный. – Тут я снова жалею о той фразе, которую бросила во время нашей ссоры. Да, Джейк повалил Шона, но не избил его до полусмерти, и эта сцена не доставляла ему такого удовольствия, как его отцу.

– Я знаю, – он вздыхает и прокашливается. – Ну, перед этим разговором я впервые зашел в дом. Отец поселил меня в твоей старой спальне; ему показалось это смешным, потому что она розовая. Но потом я поднялся наверх и увидел твои нарисованные двери на стенах, представил, сколько миров за ними скрыто… Это вселило в меня надежду. Для меня это было непривычно. А еще я нашел то, что было под кроватью. Увидел, что ты там создала. Это было словно волшебное место, к-куда я мог сбежать… – он запинается. – Было ощущение, словно я иду по твоим стопам. Из-за этого мне казалось, что я уже тебя знал.

В его голосе столько боли, когда он говорит про побег, что я не решаюсь задавать другие вопросы. Но, господи… Нахмурившись, я стараюсь вспомнить картинку, о которой он говорил, ту, что под кроватью. Фея, нарисованная с меня, с серебряными волосами и звездными глазами, с волшебной палочкой и кисточкой. Эта работа была глубоко личной, детской. Мысль о том, что ее видел другой человек, вызывает тошноту. Словно он вторгся в мое пространство, увидел ту часть меня, которую не должен был. С другой стороны, есть что-то трогательное в его признании. Он использовал мое творение, чтобы сбежать из мира, в котором не хотел жить, и я делала так же, когда мама ушла. Возможно, мы не такие уж и разные, и, может, он не такой уж грубый и нахальный, каким иногда кажется.

– Поэтому когда у меня появилась возможность помочь тебе в ответ, – продолжает он, – и в то же время помочь себе, я сделал это. Довольна теперь? – Прежде чем я успеваю ответить, снова выходит луна, освещая пляж вокруг. Я оглядываюсь. Пока мы разговаривали, все разошлись, музыку выключили, и несколько ребят бредут в нашу сторону, по направлению к ступенькам, выбитым в поросшей травой скале. Заметив их, Джейк отходит, запуская руки в карманы. – В общем, хватит уже, – портит он момент. – Вот тебе объяснение.