Давай останемся никем

– Да, – киваю я.

Скайлер забирает из моего захвата руку и идет вперед. Я даже не поняла, что всё это время крепко держала его. Осознала, что вцепилась, только когда ногти царапнули его кожу.

Рой быстро целует меня и уходит к парням, а я, собрав свои вещи в спортивную сумку, выхожу на стоянку.

Здесь уже тишина и почти никого нет. Что касается вечеринок – наши ребята могут добраться на них за пару минут, если сильно того хотят.

Хоть и собралась я довольно быстро, даже не став переодеваться, чтобы не заставлять ждать Скайлера, а народ уже испарился.

Запихнув на заднее сиденье Джипа сумку, я сажусь вперед.

Парень заводит двигатель и выезжает на дорогу.

Даже музыку на включает.

Складываю руки в замок и снова поправляю юбку. Бедра почти до самого верха видны. Хорошо, что родители сегодня дома не ночуют, иначе маму бы инфаркт хватил, увидь она меня в таком виде.

Скайлер хмыкает. В ночной тишине этот звук кажется чересчур громким и оскорбительным.

Я поднимаю на него взгляд.

– Что-то не так?

Даже не смотрит на меня. Упрямо вперед на дорогу, набирая скорость. А у меня внутри словно мотор заводится. Начинает раскручиваться, заводя внутри невидимый механизм.

Что за привычка эта постоянно молчать, когда я с ним разговариваю?

– Что, Скайлер? Что ты хочешь мне сказать?

Прищуренный взгляд пригвождает меня к месту. Его челюсть сжимается, а плечи напрягаются, но он без единого слова возвращает взгляд на дорогу.

Чтоб его!

– Слушай, Скайлер, это уже перебор. Со своими дружками ты общаешься нормально. С Сибиллой тоже прекрасно, улыбаясь ей так, что солнце теряется на фоне твоих ухмылок. Но я хоть убей не понимаю, чем заслужила такое твое отношение ко мне. Что я тебе сделала, чтобы так на меня смотрел? За что ты меня так ненавидишь?

Выпаливаю практически на одном дыхании всё, что накопилось.

И тут он наконец отвечает. Точнее даже не отвечает, а выдавливает сквозь зубы, будто даже этих слов я не достойна:

– Я тебя не ненавижу, Оливия. Я тебя презираю!

Глава 22

Оливия

Если бы я сейчас не сидела, то точно присела бы.

От возмущения начинают гореть кончики ушей.

– Презираешь? – выкрикиваю, поднимая на несколько тонов голос, – Это ещё почему?

Скайлер резко уводит машину в сторону, обгоняя плетущийся впереди Ниссан и меня кидает вправо. Вовремя упираюсь ладонью в стекло, иначе точно приложилась бы головой.

Это что вообще такое? Он всегда водит осторожно, а сейчас намеренно это сделал?

Во все глаза смотрю на тикающую бомбу, а он снова молчит. Только зубы крепче сжал отчего желваки на острых скулах ходуном заходили.

От него злость прёт и меня же подпитывает, как от солнечных батарей.

– Скайлер, я тебе вопрос задала. Я тебе ничего не сделала, чтобы ты меня презирал.

– Ничего. И мне ничего не сделала. И окружающим. Ты одно сплошное ничего, Оливия.

Сказал, а как будто по щекам отхлестал. Ровно, как Сибилла немногим ранее, назвав меня никем.

Рефлекторно сжимаю кулаки. Внутри уже вулкан извергается и течет по венам, артериям, с шипением оставляя от каждой горсть пепла.

Господи, я никогда ещё не чувствовала себя такой злой. Будто всё, что сидело внутри вырвалось наружу и захлестнуло меня с головой. Я словно захлебываюсь в собственных эмоциях, барахтаюсь не понимая, как выплыть.

– Что это значит? – выдавливаю сквозь крепко сжатые зубы.

Острый взгляд пронзает меня насквозь, ненадолго оторвавшись от дороги.

– Хочешь знать?

– Уж будь добр, объясни, чем я заслужила такое отношение.

Скайлер кивает, мол «сама напросилась».

– Знаешь кого обычно презирают?

– Кого?

– Тех, кто ни на что не способен. Самых сильных ненавидят, умным завидуют, а слабаков презирают. Вот ты, слабачка, Оливия! Жалкая и бесхребетная!

В груди резкая боль вспыхивает, как после удара в солнечное сплетение. Отшатываюсь назад, словно он сделал это физически и сейчас продолжит избивать дальше.

– Я думал в тебе есть стержень. Все ждал, когда ты наконец вылезешь из своего панцыря и покажешь себя настоящую, но похоже, что ты настолько с ним срослась, что уже ждать от тебя чего-то нет никакого смысла.

– Какой панцырь?

– Тот, под которым ты каждый день прячешься. От родителей, от одноклассников, от собственного, мать его, парня. От себя!

Дышу… Глубже. Выдох за вдохом. Чувствую себя так, словно Скайлер содрал старую рану и с удовольствием ковыряется в ней, причиняя мне адскую боль.

– О чем ты? – еле ворочаю губами, пока Скайлер упрямо смотрит на дорогу.

– Ты прекрасно знаешь, о чем я. О том, что ты уступчивая и слабохарактерная. Делаешь то, что хотят от тебя другие и уже настолько погрязла в этом всем, что, наверное, если тебя спросить чего ты сама для себя хочешь ты даже не ответишь. Угадал?