Её саада

Устав сидеть в надеждах и ожиданиях, Али подошёл к калфе.

– Зейнеп-калфа, где госпожа, Эфтандис-хатун?

– В своих покоях. Но… она рожает. Я к ней иду, помощь требуется. Она очень плоха.

Горячая волна паники пробежала по телу. Нет, нет, нет, она не может умереть! Еле найдя силы, он сказал:

– Я буду молиться за неё.

Роды были тяжелыми. Эфтандис несколько раз теряла сознание. Боль разрывала на части, хотелось умереть, лишь бы все поскорее закончилось. Внезапно раздался крик – не её, а её ребёнка. О чудо!

– Кто?.. – еле слышно проговорила она.

– Поздравляю, госпожа, у вас родился шехзаде!

Сын. Да, у неё сын. Свершилось! Но её ребёнка унесли, оставив Эфтандис на попечение акушеркам, и она то ли от радости, то ли от обиды на порядки и традиции заплакала, а затем уснула.

Проснулась от того, что услышала голос, который звучал в её кошмарах. Все мышцы тела напряглись, она, как загнанный в засаду дикий зверёк, подняла глаза. Орхан стоял над ней и держал на руках её ребёнка. Ей непривычно было видеть этого человека улыбающимся.

– Нет… нет… нет, пожалуйста, не трогайте моего ребёнка! Не убивайте его! – шёпотом молила она.

– Ты что, хатун? Ума лишилась? Ты защищаешь от меня моего собственного сына? – Орхан громко расхохотался.

К ней мигом подбежала Хатиджа и принялась объяснять:

– Наш господин пришёл на церемонию наречения шехзаде[16 - Обряд наречения – в исламских странах обряд после рождения ребенка, при котором малышу нашёптывали молитву и его имя три раза.], надо проявить почтение!

Затем принялась оправдываться перед султаном:

– Повелитель, она не в себе после родов. С женщинами такое иногда случается, сами понимаете…

Орхан отмахнулся. В покои вошла Фатьма-хатун, следом – Нилюфер и Аспорча. Они были в платках и закрытых строгих платьях, из-под которых не виднелись шальвары. Эфтандис тоже протянули платок. Она присела на ложе.

Читали молитвы. Затем Орхан наклонился к уху младенца и прошептал.

– Тебя зовут Халиль. Тебя зовут Халиль. Тебя зовут Халиль.

Все закрыли лица руками, кроме Эфтандис. Сидела не двигаясь, всем своим видом показывая, что здесь, на этой церемонии, она лишняя.

Орхан, презрительно глядя на неё, поинтересовался:

– Ты так и не сменила веру?

От ужаса, что этот человек на неё смотрит и что-то говорит ей, да ещё и недовольно, Эфтандис сжалась в комок. Но твёрдость, уверенность, заложенная ей родителями, позволила отрицательно покачать головой. Султан презрительно отвернулся. Хотел забрать у жены-гяурки сына, забрать навсегда, чтобы воспитывать в традициях его предков, но передумал. Эта маленькая, сжавшаяся девчушка не вызвала у него никаких чувств, кроме жалости и отвращения. Он развернулся и вышел. Фатьма, Нилюфер и Аспорча – за ним, успев ещё раз поздравить роженицу. Наконец-то Эфтандис смогла выдохнуть. Ей отдали сына.

Маленький вздернутый носик, прямо как у неё. Румянец на щечках, большие глаза, темные волосики. Халиль глядел на окружающий мир как учёный, серьезно и строго. Султанша рассмеялась. Да, её сын очень похож на неё!

Пришло горькое осознание. Его назвали, не спросив ее разрешения, назвали чужестранным именем. Да и не могла она глядя на сына не вспоминать хальвета[17 - Здесь: уединение мужчины и женщины] и своего мучителя. Он был похож на отца, ужасно, отвратительно похож!.. Её начало трясти. Воспоминания мучали, а накопившиеся эмоции больше не могли оставаться внутри.

Узнав о рождении мальчика, Али-ага постучал в дверь. Так хотелось поздравить свою госпожу, хоть на душе было горько от того, что ребёнок его возлюбленной от другого мужчины, да и вообще принадлежит она другому…

Эфтандис отвернулась, глядя в стену. Только не сейчас!.. Никто не должен был видеть её такой.

– Госпожа, поздравляю с рождением сына!

Она лишь сжалась и, не сдержавшись, тихо всхлипнула.

– Госпожа?

Слёзы покатились по щекам, она начала всхлипывать, пытаясь сдерживаться, но больше не могла. Стенания становились все громче и громче.

Евнух подбежал к постели и встал на колени возле роженицы.

– Эфтандис-хатун, молю вас, успокойтесь! Я расстроил вас? Я готов умереть ради вас! – осекся он, сам изумившись своему дерзкому признанию.

– Н-нет.

– Что случилось?

Она зарыдала ещё громче и, не имея больше сил держать это в себе, приподнялась на подушках и поведала ему обо всем: о ненавистном для неё  браке, свадьбе, об ужасе нежеланной ночи и последующей беременности. Слёзы градом падали на шёлковый хилат[18 - Халат], а голос слабел. Евнух слушал, поражаясь тому, что смогла перенести эта хрупкая девушка, и мысленно сравнивая её историю со своей. Наконец, она закончила, уронив голову на постель.

– Али-ага, прошу тебя… Возьми меня за руку и не отпускай, – прошептала Эфтандис, ужасаясь, как смогла открыться чуть знакомому человеку. Должно быть, она сходит с ума.

Он сжал ее руку и просидел рядом час, а может, и больше; наконец, султанша уснула, ребёнок спал рядом с ней. Али встал, поцеловал край простыни, не имея сил сдержать свои чувства. В первый и последний раз за грядущие десять лет он позволил себе проявить их столь бурно, как казалось это ему.

Глава 7.

Тянулись месяцы бессонных ночей, складывались в годы. Халиль рос не по дням, а по часам, превращался в симпатичного упитанного малыша. Шехзаде минуло пять лет. Он был нежным мальчиком, любящим материнскую ласку, однако часто просил внимания отца. Из-за этого для бедной Эфтандис встречи с Орханом стали обыденностью.

В один из таких визитов случилось ужасное.

– Папа, папа, какой чудесное кольцо! Маме точно понравится! Можно я его возьму?

– Нет, сынок, – Орхан поднял малыша на руки и рассмеялся, а затем строго произнёс: «Этот перстень я заказал для матери твоего старшего брата, Нилюфер-хатун. Она будет очень рада».

– Но мама тоже была бы рада!

Султан раздраженно посмотрел на сына, затем покачал головой:

– Он принадлежит мне, а значит, мне решать, кому его дарить. Не вздумай возражать.

Мальчик обиженно опустил глаза.

Вошла Эфтандис.

– Повелитель, я пришла забрать шехзаде. Ему пора спать, – ее глаза метнулись от сына к кольцу, лежащему на столе султана.

– Какая красота!