Песни Серебряных Струн. Песнь первая: «Мечта и воля». Часть вторая

– Моя Госпожа, мы не беседовали с Вами с самого обеда! – выпалил Даан, с поклоном являясь перед очами волшебницы. – Нужно полагать, за это время успело произойти что-то такое, чем ты решил безотлагательно поделиться со мной, нарушив мой отдых? – поинтересовалась Госпожа Миррэтрис.

– О, у меня и в мыслях не было мешать Вашему отдыху! – поспешил оправдаться Даан. – Я просто понадеялся, что у меня получится его скрасить.

– Вот как? – Госпожа Миррэтрис окинула его чуть насмешливым взглядом. – Интересно. И как же ты собрался это сделать? Мандолины в твоих руках я не вижу, стало быть речь идет не о музыке.

– Честно говоря, я надеялся развлечь Вас беседой, – признался менестрель.

– Понятно. И о чём ты собрался со мной беседовать?

– Ну… о разном, – неопределенно заулыбался Даан.

– То есть – попросту поболтать ни о чём, – подытожила волшебница.

– Но ведь пока вовсе не плохо у нас выходит, верно? – просиял Даан.

– Дурак, – усмехнулась Госпожа Миррэтрис.

– Весь к Вашим услугам! – немедленно отреагировал тот. Волшебница покачала головой:

– Да уж. И что с тобой делать?

– А Вы… научите меня архадскому наречию! – выпалил Даан. Он вдруг вспомнил, как звучали некоторые слова на этом языке, как переговаривались на нем Госпожа с другими волшебниками и с Айлин, как преподавались на архадском уроки магии, и музыканту очень давно хотелось самому говорить на этом наречии – словно это знание будет еще одной невидимой нитью, что свяжет его и Госпожу Миррэтрис, – Я в изучении языков очень способный, и знаю множество разных наречий и диалектов самых разных стран! Любой из детей Вдохновения, что обучался Изящным Искусствам в Киннаре, должен был старательно изучать любые возможные языки. Ведь мы должны сочинять и петь так, чтобы каждый понимал! И хоть язык музыки понятен всем и без слов, но слушателям всегда приятно исполнение на их чистом и родном языке. Или напротив – на совсем чуждом для них, и потому диковинном. Ах, поверьте мне, моя Госпожа! Я буду очень прилежным учеником!..

– Обучить тебя арксейну, – шутливо нахмурилась волшебница, прикидывая возможные последствия данного мероприятия, – и потом слушать твою болтовню не только на всеобщем или языке эледов, но еще и на моём родном…

– Почему же только болтовню? – насупился менестрель. – Я ведь прекрасно сочиняю песни и стихи. И я знаю, что Вам они нравятся – не отпирайтесь! Вы ведь даже сохранили кое-какие из моих стихов у себя – я сам видел!

Даан понял, что слишком разговорился, и, кажется, сболтнул лишнего, но было уже поздно. Госпожа Миррэтрис прекрасно его расслышала, поняла, и сделала выводы.

– Ты обыскивал мой стол? – её глаза вспыхнули синим льдом.

– Обыскивал? – Даан побледнел, понимая, что попал в собственные сети. – Что Вы, моя Госпожа, у меня и в мыслях такого не было! Я просто увидел на Вашем столе книгу – прекрасную книгу! – и мне стало интересно, на архадском она языке, или нет. А там внутри, в книге, оказались листки с моими стихами, которые я считал потерянными, вот и…

Даан так и не смог закончить свои оправдания. Госпожа Миррэтрис вскинула руку, и музыканта в тот же мгновение оторвало от палубы, подбросило ввысь – к самым флагам над грот-мачтой, кувыркнуло, дёрнуло вниз, так резко, что он и зажмуриться от страха не успел, плюхнуло в волны, с силой протаскивая сквозь толщу воды, вновь выдернуло, развернуло, словно невесомое перышко, и швырнуло обратно на шканцы, к ногам волшебницы, уже совершенно сухим.

Задыхаясь, трясясь и кашляя, Даан сидел на палубе, пытаясь осознать, что с ним сейчас произошло, и где теперь находится верх, а где низ. Помотав головой, он осмелился поднять, наконец, взгляд на свою Госпожу. Она глядела на него свысока, непреступно и сурово.

– Прочь с моих глаз, – приказала волшебница. – Чтобы до завтра я тебя не видела. И ни слова от тебя до самого полудня!

На дрожащих ногах менестрель поднялся, кое-как поклонился, и, шатаясь, поплёлся в сторону кают.

***

Остаток дня Даан провел в своей каюте, не высовываясь. Какое-то время он лежал на кровати, уткнувшись в подушку носом, и пытался прийти в себя после всего того, что произошло на палубе. Музыкант испытал и обиду, и унижение, и страх, и стыд, и всё это сильно его угнетало. Но с другой стороны он не мог отрицать и того, что благодаря волшебному наказанию от своей Госпожи он в самом буквальном смысле слова сумел выйти сухим из воды. Да известен ли ему еще хоть один такой в действительности произошедший случай? Даан задумался. Выбрался из- под полога, слез с кровати и прошествовал к письменному столу. Вот так дела! Госпожа Миррэтрис – желает она того, или нет – постоянно делает для него, Даана, реальным то, что до этого казалось ему совершенно невозможным.

Музыкант улыбнулся. Да, выходить из каюты ему сейчас не стоит – чтобы в очередной раз не попасться волшебнице на глаза. Разговаривать тоже запрещено. Что же остается? Думать и писать стихи! Менестрель достал из своей сумки дорожную кожаную папку с чистыми желтоватыми листами, перо и чернильницу, поудобнее устроился за столом, и приготовился записывать на послушной бумаге всё яркое смятение собственных чувств.

Как ты судьбу мою решаешь

Изящным росчерком пера,

Так с той же лёгкостью лишаешь

Меня свободы до утра…

Ах, ликование неволи

Понять не всякому дано,

Но счастье быть подвластным воле

Той, кто владеет мной давно.

Карай меня, бросая фразы

С холодной синевой очей,

Но даже строгому приказу

Не остудить мечты моей!

И страсти золотой причина

Терзает сладко душу мне -

Мечта и воля воедино

Слились в ликующем огне!..

Даан закусил кончик пера, и нахмурился, оценивая получившиеся рифмы. Но не успел он ни исправить написанные строки, ни написать новые, как дверь распахнулась, и в каюту весело ввалились Наэрис и – нежданно-негаданно – Ярра Бьёрнвард.

– Ну привет тебе, узник собственной глупости, – подмигнул полуэльф приятелю. – Мы пришли тебя проведать.

– И не с пустыми руками, конечно, – тут же уточнила рыжая воительница, выставляя на стол пару кувшинов с вином. – Убирай-ка свои вирши – пока не запачкались. Выпьем!

– И закусим, разумеется, – добавил Наэрис, ставя на стол к кувшинам в компанию блюдо с овощами и ветчиной. – Надеюсь – ты не возражаешь.

Даан энергично помотал головой, отрицая любую вероятность возражений – ведь Госпожа Миррэтрис на этот раз ничего такого ему не запрещала. Менестрель молча прижал руку к груди, и широко махнул ею в приглашающем жесте, призывая визитёров располагаться поудобнее. Пока он складывал и убирал в сумку листы и чернильницу, на столе появилось еще несколько блюд.

– Что ж – приступим! – распорядилась Ярра, разливая вино по металлическим кубкам. Возражений – ни прямых, ни безмолвных – не последовало.

– Эх, хорошее вино! Всего в нём в меру, – похвалила раскомандовавшаяся воительница, отломив кусок пирога, и прибавила, обращаясь к Даану. – Ты не удивляйся тому, что я здесь. Мы в дорреак играли. На желание. Ну вот, я этому остроуху и продула. А он и говорит – пойдем навестим нашего узника-чудака. Заодно, мол, и ужин отнесем ему. Вроде как хочешь-не хочешь – иди. Ну я-то, на самом деле, не сильно и против была. Это же не за борт на всём ходу прыгать, а?

Даан понял тонкий намёк на его сегодняшнее фееричное купание, но лишь любезно улыбнулся в ответ.

– Ох, да, – вмешался в разговор Наэрис. – Ну и болван же ты всё-таки, приятель. Это же надо так волшебницу из себя вывести! Да полбеды, что ты у неё по столу рыскал – хоть это тоже ни стыда, ни совести не иметь…

– Мне бы и в голову такое не пришло! – ввернула Ярра.