Три мышкетёра

Здесь надо заметить, что Пройдоха Мишель отнёсся к моему перевоплощению с хладнокровием английского аристократа. Во всяком случае, он не стал делать квадратные глаза и не упал в обморок. Вместо этого, осмотрев меня критически со всех сторон, он просто заметил: "Пожалуй, так намного лучше. Хотя я уже привык к тебе прежнему". Сам Мишель сейчас тоже выглядел иначе. Я уговорил его на время отказаться от своего цилиндра. "Он слишком бросается в глаза, – сказал я, – а нам сейчас нужно быть как можно неприметней. К тому же в здании суда тебя могут заставить снять слишком высокий головной убор, так не лучше ли сделать это добровольно?" Мишель не мог не понимать разумности моих доводов, но согласился расстаться с цилиндром только после того, как я позволил ему заменить его на лорнет, новомодную вещицу, найденную на туалетном столике графа.

Хотя до судебного заседания оставался ещё почти целый час, толпа перед зданием Дворца правосудия скопилась огромная. Мы попробовали протиснуться поближе ко входу, но не тут-то было. Никто не желал уступать нам свои с трудом завоёванные позиции.

– Что будем делать? – спросил я удручённо. Было очевидно, что, даже если зал окажется безразмерным и вместит всех желающих, то нам, скорее всего, придётся внимать суду стоя.

Пройдоха задумался на минуту. Вдруг его хитрая мордочка просияла, как у Архимеда, только что открывшего знаменитый закон, позднее названный его именем.

– Смотри и учись! – сказал Пройдоха и неожиданно взревел во всю силу своих лёгких: – Разойдись, суд идёт!

Толпа мгновенно расступилась, и мы трое – я, Мелисита и замыкающий шествие Пройдоха – беспрепятственно прошли между двумя рядами мышей прямо ко входу. Народ не сразу догадался, что его облапошили, а когда догадался, было уже поздно. В тот самый момент, когда толпа приготовилась нас разорвать, двери Дворца правосудия распахнулись, и мы одними из первых ворвались в здание. Я едва удержался на ногах – так напирали сзади жаждущие зрелищ.

Благодаря тактической уловке Пройдохи, нам удалось занять самые удобные места, если не считать нескольких лож, предназначенных для избранной публики. К моему удивлению, ближе к началу заседания эти ложи тоже заполнились. Видимо, в описываемые времена знатные дамы и вельможи не стеснялись проявлять свою слабость к вульгарным зрелищам, к каковым я причисляю казнь и суд над колдунами. К слову сказать, сама судебная зала внешне очень походила на театр, здесь даже была своя галёрка и, конечно же, своя сцена. Последняя пока пустовала, но была уже оборудована для предстоящего действа. Посреди сцены на некотором возвышении стоял длинный стол; над ним грозно нависали три массивных кресла – одно, с очень высокой спинкой, располагалось прямо по центру и предназначалось для председателя суда; другие два, поменьше, стояли по бокам и предназначались для судей более низкого ранга. Ниже, почти на уровне партера, находилось место секретаря суда. По правую лапу от него стояла клетка с толстыми железными прутьями. Внутри клетки – скамья. Перед клеткой находилось место защитника; напротив него, по левую лапу от стола секретаря – место вечного непримиримого противника адвоката, королевского прокурора. Все места пока пустовали.

Первым в сопровождении своего помощника на сцене появился прокурор. К своей радости, я узнал в нём уже известного читателю господина Шевротена. Вид у него был такой же важный и ещё более суровый, чем в день нашей первой встречи. Не обращая внимания на шумную публику, прокурор уткнулся в лежащие перед ним бумаги.

Вслед за прокурором явился адвокат. Это была тщедушная мышь, о которых говорят "в чём только душа держится". Я невольно перевёл взгляд на упитанного прокурора, и мне стало жаль парня. Адвокат явно нервничал. Видимо, прекрасно понимал, что они с прокурором Шевротеном в разных весовых категориях.

Внезапно шум в зале прекратился, чтобы через минуту возобновиться с новой силой. Это ввели подсудимую. На лице колдуньи не было ни кровинки. Двое жандармов не столько сопровождали, сколько поддерживали её, чтобы не упала. Её ввели в клетку и посадили на скамью. Жандармы встали у неё за спиной. Ещё двое жандармов остались охранять выход из зала. С галёрки раздались свист и улюлюканье, но хулиганов никто не поддержал: несчастная мышка вызывала не столько страх, сколько жалость.

– Она совсем не похожа на колдунью, – сказала Мелисита.

– А много ты их видела, колдуний? – ответил Мишель.

– А вот и видела! У нас в деревне была одна. Она была совсем старая и горбатая. Все её очень боялись.

– Так ведь она не всегда была старой, – резонно заметил Мишель.

Их разговор оборвал звук гонга, возвестивший о начале заседания.

Из боковой двери появились трое судей во главе с председателем и заняли свои места на возвышении. Вид у них был неприступный и неумолимый, как сам закон или как безотказная стальная мышеловка. Председатель обвёл мрачным взором собрание. На какое-то мгновение его взгляд остановился на подсудимой. Его судейские брови сошлись на переносице, и я увидел, как несчастная мышка от страха сжалась в комочек.

– Слушается дело "Народ Маусвиля против Марии Гауды, колдуньи", – возвестил секретарь.

Потом поднялся прокурор, чтобы зачитать обвинительный акт. Я следил за ним с большим интересом, обращая внимание не столько на содержание его пламенной речи, сколько на интонацию и жесты, тем более что прокурор не сказал ничего такого, чего бы я уже не знал из слов Мишеля.

Мария Гауда обвинялась сразу по нескольким пунктам: во-первых, в общении с нечистой силой; во-вторых, в том, что околдовала своего будущего мужа с помощью чародейских мазей и кремов, и, наконец, в умерщвлении ничего не подозревавшего богатого супруга тем же самым колдовским способом, а именно с помощью чародейских снадобий. Каждый пункт обвинения, заявил прокурор, подкрепляется свидетельскими показаниями здравомыслящих мышей. Кроме того, у обвинения имеется вещественное доказательство, не оставляющее сомнений в виновности подсудимой.

– Вы готовы предъявить суду это вещественное доказательство? – спросил председатель.

– Разумеется, Ваша Честь, – ответил прокурор. – Это рецепт, по которому был изготовлен колдовской крем. Рецепт был найден в доме подсудимой во время обыска. Если суд позволит, я его зачитаю.

– Мы вас внимательно слушаем, господин Шевротен, – сказал председатель.

Прокурор взял со стола клочок бумаги и зачитал содержание рецепта, который я не берусь воспроизвести слово в слово, но в состав которого входили кровь чёрной змеи, жир чёрного кота и яйца совы, добытые в полночь. Эти компоненты мне запомнились потому, что впоследствии стали предметом продолжительного обсуждения.

– Обвиняемая отрицает, что когда-либо держала этот рецепт в лапах, – сказал прокурор, – но нам известно из достоверного источника, что она не только знала о его существовании, но и изготавливала по нему колдовскую мазь, которой затем натирала тело.

– Вам известно, с какой целью это делалось? – спросил председатель.

– Экспериментально подтвердить моё предположение не удалось, не нашлись желающие проверить действие зелья на себе, но я полагаю, что это средство способно придать телу ту самую лёгкость, которая необходима для того, чтобы колдунья могла подняться в воздух.

– Кто-то видел, как обвиняемая поднималась в воздух?

– Так точно, Ваша Честь. У обвинения есть свидетель, готовый это подтвердить.

Прокурор сделал знак одному из зрителей в первом ряду, тот поднялся и встал на место, отведённое для свидетелей. Это был не очень опрятного вида субъект, с виду напоминавший пивной бочонок. Как вскоре выяснилось, его духовный мир находился в полной гармонии с его внешним обликом.

Почти одновременно со свидетелем из-за стола защиты поднялся другой субъект в строгом тёмно-синем костюме, по всей видимости, помощник адвоката. Он прошёл по проходу, разделявшему зрительный зал на две половины, и исчез за дверью. И судьи, и прокурор оставили его уход без внимания. Их грозные взоры были обращены на свидетеля.

– Назовите суду своё имя, – обратился к нему прокурор.

– Моё имя Мораше, я родом из Бургундии, – представился свидетель и отвесил поклон в сторону возвышения.

– Скажите, господин Мораше, вам знакома подсудимая? – спросил прокурор.

– О да! Очень даже хорошо знакома, – ответил бочонок. – Мы с ней соседи.

– Где именно находится ваш дом?

– Прямо напротив дома покойного господина Гауды, да будет земля ему пухом. Безотказная была мышь, всегда составит компанию страждущему.

– Куда выходят окна вашей спальни? – перебил его прокурор.

– На улицу.

– Из них виден фасад дома ныне покойного господина Гауды?

– Как на ладони.

– Расскажите суду, что вы видели в первую субботу этого месяца, в районе полуночи.

– В первую субботу?

– Да. Где вы находились в ту ночь?

– Дома, ясное дело. В полночь я всегда уже дома. Большинство заведений работают только до одиннадцати.

– И что вы делали?

– Что делал?

– Да.

– А что может делать одинокая мышь в полночь?

– Вы сидели у открытого окна? – подсказал ему прокурор.

– Точно! Я сидел у окна.