– Не шути так, Анна Леонидовна. Это тебе не игрушка. Его обследовать надо для начала, – встав с дивана, сказала нянечка. – Да не тряси ты его так! Ну что, кто у нас тут? – забрав из рук Анны ребенка, спросила нянечка.
– А я не знаю, – ответила растерявшаяся Анна.
Распеленав ребенка, нянечка насторожилась. Аккуратно вытянув из тряпок, в которые был укутан младенец белое перо, она произнесла:
– Мальчик!
Анна Леонидовна глубоко вздохнула. Младенец на удивление не плакал.
– Ему сутки от роду. Надо заявить, – сказала нянечка.
–А? – не сразу ответила задумавшаяся Анна.
– Сообщить нужно, говорю.
– Не будем никуда сообщать. Никто не должен об этом узнать.
– Зачем тебе эти заморочки? Ребенок слабенький, недоношенный. Возьми себе любого другого, если так хочется. Оформи правильно, – подойдя к умывальнику, смотрясь в небольшое зеркало, висевшее над раковиной, холодно сказала нянечка. – А что Валера на это скажет?
Анна Леонидовна, надевая серый пиджак от своего юбочного костюма, резко одернув полы, решительно двинулась к ребенку, взяв его на руки и крепко сдавив, прижала к себе.
– Он будет моим сыном. Валерий правовед, он все сделает как надо.
– Делать тебе нечего, – стряхивая воду с ладоней в раковину, сказала нянечка, закрутив кран.
– Это нормально, что ребенок не плачет? – спросила Анна.
– Странно это все конечно. А откуда такое перо у него? Я таких перьев не видела никогда.
– И я не видела. На воронье похоже…
Часть 2
Больницы узник, пациент тюрьмы
Жермен Нуво
Глава 1
– А ведь я говорил, что мы с вами еще обязательно встретимся, – крутя левой рукой механизм дешевой кислотного цвета зажигалки и самодовольно ухмыляясь, сказал молодой следователь старший лейтенант юстиции Яковлев, когда к нему в кабинет доставили задержанную после звонка из дежурки.
Пожалуй, единственный честный и порядочный следователь на все отделение, как знать, а может и на всю Московскую область.
– Браслеты сними, Яковлев. Прояви гостеприимство, – вытянув перед собой закованные в наручники руки, устало, почти отрешенно проговорила задержанная.
Дав дежурному отмашку, чтобы тот мог идти, Яковлев дернул за ручку пустого верхнего ящика рабочего стола, в котором бряцали ключи от наручников и пара таких же зажигалок.
– Не успел соскучиться даже, – вставая с места, язвительно говорил он, подходя к задержанной.
Яковлев испытывал к ней крайнюю неприязнь, и к таким как она.
– Садитесь, – он одним резким движением передвинул ближе к столу стул от окна, в котором отражался тусклый свет от настольной лампы.
Это была далеко не единственная его бессонная ночь. Служба заменяла ему семью, а кабинет был его родным домом.
Девушка, поочередно растирая сдавленные железом запястья села на стул.
– Что на этот раз? Нарушение общественного порядка? Пьяная драка в клубе? Вождение в нетрезвом виде? – вальяжно подойдя к шкафу с документами чтобы взять папку-регистратор рассуждал Яковлев, в воспитательных целях, не обращая внимания на задержанную.
– Почему ваши опера безмозглые взяли меня, а им всем дали уйти, когда я сама же вызвала этот чертов наряд? – с искренним недоумением спрашивала девушка, острый язык и надменность которой в общении с представителем закона сменились спокойным тоном.
Яковлев оторвался от просмотра бумаг. Удивленный непривычным поведением девушки он поставил папку на место и снял трубку телефона, стоявшего на соседнем столе коллеги-следователя. Он настолько был рад услышать об очередном ее задержании, что у него даже из головы вылетело спросить у дежурного о самой причине задержания. Работала его теория: «Сколько мажора не отмазывай, рано ли поздно он за решетку угодит». В эти золотые для него мгновения, пока начальство не прочуяло о пребывании дочери судьи в стенах отделения милиции, он хотел сполна насладиться своим величием над «разбойницей».
– Это Яковлев. Кто задержанную привез? – переложив к другому уху трубку, он выслушал ответ дежурного, не сводя глаз с девушки, все время смотревшей перед собой в пол. – ЧЕГО? – от его вскрика девушка резко подняла голову и посмотрела на следователя. Он положил трубку.
Безмолвно вернувшись за свой стол, Яковлев достал из кармана кителя, висевшего на стуле, сигарету, пытаясь прикурить ее зажигалкой, которая вечно ломалась. В кабинете запахло газом.
Нервно отбросив зажигалку в сторону и вынув изо рта сигарету, он убрал ее обратно в карман. Яковлев похоронил в себе неплохого драматического актера.
– Вот, – спокойно сказал он после минутной паузы, положив перед ней чистый лист бумаги и ручку.
Девушка недоумевающе смотрела на следователя черными от местами размазанной туши глазами.
– Пишите, – велел он.
– Что писать? – машинально взяв ручку, спросила она.
– Я, Маркова Кристина Олеговна, восемьдесят третьего года рождения, сегодня ночью, с тринадцатого на четырнадцатое декабря две тысячи восьмого года убила человека. Допрыгались? Шутки кончились, гражданка Маркова, – победно говорил он, однако внутренний голос подсказывал ему обратное.
Ее манера поведения никак не соответствовала ее милым, по настоящему детским чертам лица.
– Убили, значит. Нелюди, – опустив голову, смиренно сказала Кристина.
Будто не слыша ее слов, Яковлев продолжал:
– Пишите, пишите, больше отмазаться не получится. Отца бы пожалели!
– Я не буду этого писать, – медленно положив ручку на листок, тихо сказала девушка. – Я никого не убивала.
Внезапно раздался телефонный звонок. Кристина настороженно взглянула на перемотанный синей изолентой аппарат.
– Яковлев, – ответил следователь. – Лично приехал? Хорошо, сопроводите ко мне, – сказал он, бросив трубку, спешно застегивая верхнюю пуговичку на рубашке.
Кристина поняла сразу, что за ней по темному, со скрипучими от постоянной сырости полами коридору идет отец.
– Яковлев, миленький, ты должен мне помочь! – торопясь заговорила девушка, заправив за ухо прядь длинных платиново-белых волос.
– Спрячь меня куда-нибудь, не отдавай отцу, прошу. Ты не представляешь, что это за человек. Я все тебе расскажу, только умоляю, помоги.