Солнце встает над ними

Солнце встает над ними
Елизавета Геттингер

“Наша кровь опять обретает корни”. Символизм высказывания раскроется в удивительной по своему драматизму сюжетной линии. В книге тесно сплетены захватывающие исторические события, восточный колорит и кармическая мораль.Отдельные, на первый взгляд, незначительные эпизоды, слагающиеся поколениями семьи главных героев, в конце концов закрутятся в плотный клубок жизненных перипетий и смыслов. Там, где встаёт солнце – там возрождается жизнь.

Елизавета Геттингер

Солнце встает над ними

Часть 1

Mors certa, vita incerta[1 - «Смерть несомненна, жизнь неопределенна» (лат.)]

Глава

1

Ассалому алейкум[2 - Здравствуйте (узб.)] дорогой Алишер ака.[3 - Брат (узб.)] Всегда с нетерпением ждем весточки от вас, драгоценный брат. В нашем доме всегда праздник, когда получаем ваши письма. Как вы живете? Почему так долго не пишите нам, брат? В этом месяце мы вам почти каждый третий день пишем. Наша буви[4 - Бабушка (узб.)] умирает. Ругает нас слезно, чтобы мы не смели сообщать вам, дорогой брат, что она тяжелобольная, говорит, беда большая будет, если вы приедете домой. Даже взяла с нас обещание о молчании. Сердце разрывается на части – не могу вам не написать об этом. Вы старший внук, вы должны знать. Пишу вам, а сама дрожу от страха, что нарушила клятву, данную нашей буви. Я помню, как вы говорили мне, что я должна становиться независимой и ничего не бояться. Но боюсь, когда вы получите мое письмо, ее уже не будет на этом свете. Аллохга шукур[5 - Слава Богу (узб.)], до девяноста восьми лет дожила. Прошу вас, Алишер ака, не приезжайте. Вы же знаете силу нашей бабушки. Не забывайте читать молитву. Послушайте ее.

Ваша невестка, Мунира.

      29/1/1966

Стоя в проеме входной двери коммунальной квартиры и утирая скупую слезу рукавом клетчатой рубахи, Алишер бережно свернул вдвое разлинованный в косую линейку тетрадный листок с письмом, написанный аккуратным, чистым ученическим почерком, минуту назад врученный ему милой почтальоншей, и убрал его обратно в конверт с изображением Ташкентского оперного театра.

– Наверно опять Асанали помогал писать. Совсем большой стал, – чуть слышно сказал он, представив шустрого племянника.

Было ясно, что их любимой бабушки больше нет, так как минуло почти три месяца, с момента, когда было написано письмо. Вероятно, задержка на почте. После слов «Буви умирает», Алишер не придав никакого значения просьбе невестки и не замечая суматоху соседей в коридоре, словно тень прошел в свою комнату.

В подмосковной коммунальной квартире Алишер с молодой женой Аллой поселились недавно. Они познакомились на машиностроительном заводе, куда он устроился после института, и сразу же полюбили друг друга. Она – заточник (непростая для молодой и хрупкой девушки профессия), он – слесарь-наладчик. Мастер вскоре выхлопотал ударникам-молодоженам отдельное жилье.

Алишер, дожидаясь прихода жены стоял у окна с открытой форточкой; в одной руке держа конверт, а другой нервно отбивая пальцами ритм по облупившемуся от белой краски подоконнику, думая, как он скажет ей, о том, что должен поехать домой. Ведь умирает его буви, заменившая им с младшим братом отца и мать. Как знать, а может уже умерла. Но он гнал от себя эту мысль. Гнал эту мысль и клял себя, что утаил от семьи свою женитьбу на русской девушке.

– Нет, не утаил, а не успел сказать, – утешая себя, говорил Алишер.

Он был уверен, что бабушка поймет и не осудит его выбор, но древние устои, традиции и феодально-байские обычаи, тянувшиеся на протяжении многих столетий, не оставляли в покое и в советское время.

Сейчас Алишер с тоской смотрел на холодный, еще местами заснеженный серыми лоскутами, апрельский подмосковный двор, но в его голове всплывал совсем иной пейзаж, от которого ощущалось необъяснимое притяжение. Воспоминания уводили его из шумной, обклеенной старыми пожелтевшими газетами стенами и вечно пахнущей сыростью от развешанного в коридоре коммунальной квартиры мокрого белья в родные сердцу Чимганские горы. В жаркий, добела раскаленный полдень с терпким запахом сожженной солнцем земли. В необъятные глазу хлопковые поля. Он вспоминал о спокойной и задумчивой бабушке, всю жизнь, не снимавшей со своей головы белого шелкового платка, он и не помнил ее без него; вот она укрылась от палящего солнца под сенью векового платана, раскинувшего свои могучие ветви во дворе дома, в листве которых то и дело заливисто щебетали перепелки. Представил тихую, безропотную, стройную как кипарис невестку в цветастых одеяниях без устали хлопотавшую по хозяйству с раннего утра и до позднего вечера. Вспомнил озорную соседскую детвору в крохотных, расшитых разноцветных тюбетеечках бойко играющую в ашички[6 - Ашички – узбекская игра. Ашичка – кость из коленного сустава задней ноги барана.]. А также вспомнил гневно брошенные напоследок слова уважаемого в кишлаке господина, готовившего свою единственную красавицу-дочь Назиру в жены ему – оставившему свой дом свободолюбивому Алишеру: «Добра тебе вовек не будет». Настоящее мешалось с прошлым, и это было похоже на сон.

– Сколько говорено было, не стой на сквозняке, – громко хлопнув дверью, заботливо ворчала вернувшаяся домой Алла, еле удерживая в руках сетку с продуктами и два больших, упакованных серой бумагой, свертка. – Продует.

Гулкий стук упавших на пол свертков вынул Алишера из небытия. Тут же обернувшись, он увидел стоявшую у двери в легкой растерянности Аллу. Погруженный в раздумья он и не заметил, как она вернулась домой. Алишер, не выдав волнения, молча прикрыл форточку, задернул тюль и, приняв мудрый вид, что присущ восточным мужчинам, кинулся на помощь к жене, бросив конверт на застеленный домотканой скатеркой стол. На столе в стакане с водой стояла веточка, принесенная им с улицы. Он смутно надеялся, что почки на ветке набухнут, и проклюнется зелень.

– Что там у тебя? – оценив тяжесть взятых в руки свертков, с любопытством спросил Алишер.

– Книги. Людмила Кондратьевна, бригадир наша, просила в очереди отстоять и на ее долю книг набрать. За каким они ей нужны…? У нас на заводе чудный киоск. Да я и для тебя кое-что прихватила, – вешая пальто на гвоздь, торчавший в двери и служивший вешалкой, рассуждая, отвечала Алла. – Ты же любишь читать. Правда не знаю, понравятся ли.

– На трамвае через весь город, вдобавок с грузом. В твоем ли положении тяжести носить? – тихо возмутившись, продолжал говорить Алишер, заинтересованно смотря на свертки.

– Ничего, я привыкшая. Привыкшая, как и ваши женщины, – снимая с головы платок, из-под которого выбивались крупные блондинистые кудри, насмешливо отвечала Алла.

Алишер промолчал. Он иногда позволял себе иметь некоторую слабость перед женой.

– Послушай, Алла, – выбрав момент пока она ни о чем не думая взялась распаковывать книги, начал Алишер. – Я сегодня получил письмо из дома.

– Хорошие новости, а ты понапрасну волновался, что вестей нет, – ласковым голосом сказала Алла, перебив мужа. – Теперь не хуже соседа академика будем, – энергично выкладывая книги на стол, поправляя скатерку, приговаривала она.

– Я должен ехать туда, – ни на секунду не сомневаясь, сказал он, глядя на нее.

– Что стряслось? – чутко посмотрев на него, спросила Алла.

– Буви умерла, – уверенно сказал Алишер, подав жене конверт с письмом. Алла неохотно раскрыла конверт.

– С чего это ты взял? – бесшумно шевеля губами, беглым взглядом пробежав по письму, заключила она.

После заявления мужа: «Я должен ехать», ее настроение заметно омрачилось, и она также упустила из виду предупреждение бабушки.

– Гляди! – с легким узбекским акцентом вскричал Алишер, ткнув пальцем на дату.

– Алик, не горячись! – силясь успокоиться сама и успокоить мужа, воскликнула Алла, увидев месяц и число. – Это еще ни о чем не говорит. Письмо датировано январем, я убеждена, что бабушка поправилась и новое письмо об ее выздоровлении, как и это, может статься, просто-напросто затерялось в пути. А если бы она присмерти была действительно, то телеграмма бы пришла. И потом, она не одна, брат Бахтиёр позаботится о ней, – прерывающимся от волнения голосом сказала она, умоляюще дотронувшись рукой до его предплечья.

Алишер вспыхнул от недоверия жены.

– Бабушка твоя долгожительница, она еще всех нас переживет, – шутила Алла.

– Всевышний и вправду дал Буви долгую жизнь, за все то добро, что она сделала людям, – мягко сказал Алишер. – Но я поеду. Это не обсуждается, – вновь бережно свернув письмо, отрезал он.

Глава 2

Алишер не спал всю ночь, вслушиваясь в мерное тиканье секундной стрелки часов. Отвернувшись к стене, притворяясь спящей, не спала и Алла. Он то вслушивался, то ворочался в душной темной комнате с боку на бок, переживая муки совести.

В сорок первом году отца Алишера, уже немолодого геолога, призвали на фронт. Бабушка забрала из Ташкента к себе в далекий глухой горный кишлак невестку с маленькими внуками: годовалого Бахтиёра и трехлетнего Алишера. Спустя полгода мать получила разнесчастное треугольное письмо о гибели мужа, а вскоре, обессилев от этого известия, тихо ушла из жизни, оставив маленьких сыновей на волю судьбы. Узбеки говорят: «Верблюд познается в поле, человек в горе», но в кишлаке царили свои законы и порядки…

Маленькому Алишеру нравилось играть, перебирая те немногие книги, рукописи и необычные вещицы из экспедиций, что остались от отца. Достигнув зрелого возраста, он, одаренный пытливостью ума, получив благословение бабушки, покинул родной кишлак, отправившись на поиски знаний, напоминая о себе лишь редкими письмами.

Пролежав до рассвета с открытыми глазами, остановив за минуту намеревавшийся раздаться звонком будильник, боясь разбудить жену, неслышно, наощупь в полутьме Алишер собирался на завод.

– Что надумал? – разрезав тишину, спросила Алла.

Алишер молчал.

– Если тебе вздумается отгулы просить, учти, тебя как нечего делать выкинут из очереди на квартиру, а у нас уже вот-вот ребенок ро?дится, не забывай, – выдала Алла, бессонницей накопившиеся раздумья. – А должности инженера тебе тогда и вовсе не видать. Да Петрушин тебя со? свету сживет, и экзамены в жизни потом не сдашь, – едва не захлебываясь продолжала она.

Сдерживая себя, он по-прежнему не издал ни звука.

– Что же ты, уедешь и меня одну здесь оставишь? – исчерпав все доводы, успокаиваясь, спросила она.

Увидев в полутьме блеснувшие большие глаза мужа, она поняла, что он не оставил свою затею и настроен решительно.

Глава 3