Расчленинград. Маньяки над Невой
Елизавета Михайловна Бута
Мир глазами убийцы
«Известный историк, экcперт по Наполеону, принес к реке рюкзак с руками любимой женщины». «Жена расчленила тело мужа, чтобы поклонники помнили о нем только хорошее…». Благодаря череде кровавых и шокирующих событий, описанных в этой книге, Петербург-Петроград-Ленинград приобрел четвертое, «народное», название – Расчленинград. Здесь девять подлинных историй, случившихся на невских берегах за последние 80 лет. Истории убийц, маньяков, насильников и расчленителей, произошедшие в прекрасном и пугающем городе. Елизавета Бута – криминальный психолог, автор книги «Маньяк Фишер» и других расследований реальных преступлений.
«За каждым кровавым следом стоит вполне будничная история несчастливого детства, жизненных неудач и психических девиаций, которые приводят к трагедии. Чуть меньше безразличия и черствости, и этого бы никогда не случилось…» – Святослав Тарасенко, книжный обозреватель Metro-Петербург
«Книга замечательно играет на стереотипах о проклятых местах и аномальных зонах – а затем на примере каждого уголовного дела низводит хтонический ужас до банальности зла». – Дмитрий Лебедев, ведущий подкаста «Дневники Лоры Палны» и других проектов студии «Терменвокс»
В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.
Елизавета Бута
Расчленинград. Маньяки над Невой
© Елизавета Бута, 2025
© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2025
* * *
В этой книге рассказывается о реальных фактах и событиях. Однако отдельные имена, места и детали были изменены, чтобы сохранить анонимность и способствовать плавности повествования.
От автора
Проблема проклятых мест заключается в том, что их создают люди. И чем сильнее вера, тем страшнее проклятие. Люди страшнее любых монстров. Слепая вера страшнее проклятий.
Пролог. Проклятое капище
Торгильс Кнутссон
Ум. в 1306 г.
1300 год. Июнь.
Охтинский мыс. Ижорская земля
Согласно легенде, когда Торгильс Кнутссон[1 - Торгильс Кнутссон (? – 1306) – это реальный персонаж шведской истории. Рыцарь, придворный, регент при малолетнем короле Биргере Магнуссоне и фактический правитель Швеции в 1290–1303 годах, основатель Выборга. Исторических оснований, лежащих в основании петербургской городской легенды о проклятии Торгильса Кнутссона, не обнаружено. – Прим. ред.] решил построить крепость на берегах Невы, ему пришлось расправиться с еретиками, населявшими те земли. Кнутссон понимал, что главную опасность для Швеции представляет Новгородская республика. Если он не отправится в крестовый поход на эти болота, к ним подберутся вольные новгородцы и будут насаждать там свою дикую веру среди местных язычников. А там уж и на Швецию нападут. В 1297 году Кнутссон построил Выборгский замок и с тех пор каждый год отправлял войско в новый военный поход во имя Христа. Войско его смело расправлялось с мирными жителями городков и поселений на берегу залива, разрушало древние капища и разграбляло простой люд. Так продолжалось до тех пор, пока однажды не вышло войско на поляну в устье реки. Здесь не было ничего, кроме высеченных из камня статуй древних богов и посоха, воткнутого в самый центр круга. На деревянной палке, украшенной резьбой, в зыбкой тишине соснового леса каркал ворон.
– Здесь приносили человеческие жертвы! Стереть все это в прах! С лица земли! – в порыве ярости прокричал шведский рыцарь.
Воины стали с яростью крушить все на своем пути. Ворон взметнулся в небо и закружил. Истошное карканье птицы тонуло в криках ярости и треске ломавшихся деревьев. Птица подлетела к решительному шведу и обернулась уродливым слепым стариком в черных лохмотьях. На месте глаз его зияли черные дыры, в которые никто не смел взглянуть. Слепец опирался одной рукой на украшенный резьбой посох, а другой – почти касался шеи Кнутссона. Из горла старика раздавалось клокотанье, лишь отдаленно напоминавшее человеческую речь. Все вдруг затихли и стали слушать старика. Колдун насылал проклятие на тех, кто посмел потревожить древнее капище. Он говорил и говорил, пока вдруг не прервался на секунду. Старик успел вздохнуть лишь вполовину, когда в шею его вонзилась стрела одного из верных солдат шведского вождя. Слепец упал, а вместе с ним, казалось, замолк и лес.
– Нужно снять проклятие, иначе ничего хорошего здесь не построить, – со знанием дела сказал паренек из соседней деревни, который спас себе жизнь тем, что взялся помогать захватчикам.
Кнутссон повелел найти кого-то, кто поможет снять проклятие. Вскоре привели к нему полуслепого старика, который лишь развел руками. Он был не в силах все исправить, но мог помочь «запечатать» до тех пор, пока люди не утратят разум. Для этих целей ему потребовалось принести в жертву шесть юных шведских девушек.
И вскоре на месте древнего капища появилась крепость Ландскрона, которую через несколько лет тоже разрушили. Ни о воронах, ни о слепцах с пустыми глазницами никто больше не вспоминал вплоть до начала ХХ века.
История первая. Погружение во мрак
Филипп Тюрин
1910–1947
1946 год. Ноябрь. Лиговская барахолка. Ленинград
Дмитрий Бараев привез с фронта только два чемодана. В одном был модный патефон, а в другом – пластинки. Его приятели возвращались с фронта с кучей тюков, мебелью и с черт знает чем еще. Повсюду в городе стали появляться вещи с иностранными надписями. Про них с придыханием обычно говорили: «трофейное». Бараеву не хотелось ничего везти с войны. Он считал это дурной приметой, как если что-то принести домой с кладбища. Глупое суеверие, но казалось, что так ты везешь войну домой. Этот патефон с пластинками стал исключением. Его подарила одна женщина, которой он помог довезти ребенка до больницы. Музыкальный аппарат был свидетельством того, что он сделал что-то хорошее и правильное, такое не страшно было привезти домой. Да и хотелось, конечно, быть первым парнем во дворе, а в середине 1940-х этот статус мог получить только обладатель патефона и хороших пластинок. В первое мирное лето Бараевы только и занимались тем, что ставили вечером на подоконник патефон и включали заграничные пластинки на полную громкость. Жена работяги, наверное, предпочла бы, чтобы Дмитрий привез что-то более практичное и дорогое, но глава семьи легкомысленно махал рукой:
– Да все мы купим, на все заработаем.
Трое детей Бараевых бегали все лето совершенно счастливые. Их папа вернулся с фронта, здоровый, да еще и с патефоном, предметом лютой зависти всех вокруг.
Дмитрию действительно повезло, парень вернулся с фронта без серьезных ранений, поэтому вскоре он уже работал на заводе, как и до войны. Когда первая эйфория прошла, а вернувшихся с войны перестали повсюду угощать и спаивать, оказалось, что дома все совсем не так прекрасно. За годы службы Бараев и забыл о том, что значит слово «голод», а вот его жена помнила об этом прекрасно. Ей повезло уехать с детьми в начале блокады, но и тех первых месяцев ей хватило, чтобы испугаться навсегда. Женщина впадала в панику всякий раз, когда понимала, что дома закончились продукты, а добывать их было с каждым днем сложнее. После блокады на время с продуктами все стало хорошо, а потом норму товаров по карточкам снова стали уменьшать, а просто так в магазине ничего нельзя было купить. Оставались рынки, на которых можно было обменять на еду все что угодно, вот только по очень невыгодному курсу.
Осенью 1946-го стало совсем плохо с едой. Дмитрий собирался найти себе подработку на время отпуска, но у него начались сильные боли, какие-никакие, а раны военного времени давали о себе знать, – да и работы никакой не подворачивалось. В предпоследний день отпуска он пошел на работу, чтобы утвердить график, а когда вернулся домой, то увидел жену и троих детей, которые не ели с самого утра. До получения продуктовых карточек было еще долго. Как они протянут этот месяц, никто даже не представлял.
На следующий день парень взял патефон и пластинки и, стараясь не обращать внимания на плач детей, отправился с двумя чемоданами на Лиговскую барахолку. Он только бубнил себе под нос о том, что «все купим, на все еще заработаем».
– Только не покупай мясо, – сказала напоследок жена Бараева.
– Почему? – оторопел Дмитрий.
– Не покупай мясо, – упрямо повторила женщина, и в ее голосе отчетливо послышался страх.
В те дни повсюду работали блошиные рынки. За барахолками в центре приглядывали, поэтому люди старались ходить на те, что располагались вдоль набережной Обводного канала. Здесь никому не было дела до того, кто и что меняет. Портсигары, фляги, ювелирные изделия, антиквариат и, конечно, все виды оружия шли менять на еду. Старинное кольцо или «браунинг» могли стоить пару буханок хлеба или килограмм сахара. Летом самым ходовым товаром были патефоны. Их считали признаком допустимой роскоши. Проигрыватель сразу делал тебя самым главным человеком в любой компании. А уж если это был трофейный аппарат, то цена его тут же подлетала. Дмитрий рассчитывал получить за два своих чемодана как минимум пять мешков картошки, но ушлый мужичок на Предтеченке предложил ему только один. Остальные лишь проходили, довольно цокали, глядя на патефон, но не могли предложить Бараеву ничего полезного. С наступлением осени стоимость патефонов на черном рынке значительно снизилась.
– Хотя бы два мешка давай, – махнул рукой Бараев, решив, что два мешка картошки лучше, чем ни одного. А патефон они еще обязательно купят.
– За вторым нужно ехать, у меня подвода за углом, – легко согласился мужик и поправил шапку на голове. – Поехали, сам наберешь, сколько уместится.
Бараев кивнул, подхватил два своих чемодана и отправился к конной повозке, которые в те годы еще вовсю ходили по городу наравне с автомобилями.
Ехать пришлось довольно долго. Мимо Дмитрия проносились пустынные и промозглые пейзажи города. На улицах практически не было людей, из-за этого город казался мертвым. Полуразрушенные здания с выбитыми стеклами, голые ветки деревьев и парализующий холод от каналов заставляли чувствовать себя здесь лишним. Наконец повозка заехала на территорию завода «Большевик», бывшего Обуховского. Бараев немного успокоился. Тут ему все было понятно, он на такой же завод с завтрашнего дня должен был выйти на работу. Печально было только видеть, во что за это время превратилось когда-то огромное предприятие.
Мужик оставил подводу на стоянке. Они с Бараевым прошли мимо пустующих огородов и теплиц, которые все в те дни старались разбить на любом доступном пространстве, и подошли к зданию барака, на котором значилась истертая табличка с надписью «Столовая». Когда они зашли внутрь, стало понятно, что это помещение уже давно используют как склад. Повсюду стояли тюки и коробки, а во всем здании мерцала только одна лампочка.
– Нам в подпол. Там тепло, но грязно, а проход узкий. Ты разденься и залезай, сам выберешь себе картошку, какую захочешь, – сказал мужик.
Дмитрий послушно повесил верхнюю одежду на стул. Когда мужик попросил снять и обувь, Бараев немного помедлил, но решил не спорить из-за глупостей. В конце концов извозчик остался доволен внешним видом парня, отворил дверь в полу, ведущую в подвал, и велел спускаться вниз по лестнице. Бараев послушался. Подпол оказался глубже, чем он мог предположить. Это была довольно большая темная комната с окнами под самым потолком. Возле стены были сложены огромные мешки с картошкой, намного больше тех, что сейчас держал в руках Бараев. Рядом высилась гора небольших чемоданов, наподобие тех, в которые обычно встраивали патефоны. В комнате было неприятно находиться из-за духоты, неприятного запаха и отсутствия света. Дмитрий постарался поскорее наполнить мешки картошкой, и через несколько минут он уже подтащил мешки к лестнице.
Как только Бараев поставил ногу на первую ступеньку, ему на голову опустилось что-то тяжелое. Дмитрий успел только подумать, что подвал глубже, чем кажется, когда сознание покинуло его.
На следующий день начальник смены, в которой должен был выйти Бараев, заехал к жене парня спросить, почему тот не вышел на работу. В те дни за прогул можно было и в лагерь «уехать», а мужчина не хотел навредить случайно парню. Жена Бараева рассказала, что тот вчера ушел на рынок обменять патефон на картошку, но так и не вернулся.
– Он все говорил, что купим новый, а теперь ни мужа, ни патефона, и детей кормить нечем, – всхлипывала женщина.
На обыске я отошел в сторону и увидел два пруда. Подумал тогда, что это лучшее место, чтобы спрятать труп. Предложил поискать, и через час мы зацепили чью-то руку. Так и нашли Бараева и еще несколько тел.