Заклятое золото

– Меня? – удивленно спросила Эдита, – не понимаю тебя…

– Ты ведь будешь носить мое имя, и это играло тут известную роль. Надеюсь, ты ничего не будешь иметь против того, чтобы оно звучало «барон Феликс фон Рональд»?

Молодая девушка оживилась и перевела свой изумленный взгляд с жениха на отца. Улыбка последнего ясно говорила, что это обстоятельство ему уже известно.

– Тебе хотят пожаловать дворянство? – воскликнула Эдита.

– Это еще не решено, но я предполагаю. В проведении нового займа встретились некоторые финансовые затруднения, а в моих руках все нити к этому, и я могу воздействовать на крупные банки и финансовые круги Берлина. Если я употреблю свое влияние в этом деле, то это приведет к благополучному решению вопроса о моем дворянстве.

Эдита слушала жениха с напряженным вниманием. В качестве дочери своего отца она понимала толк в подобного рода делах и потому теперь живо спросила:

– Ты сам потребовал его?

– Конечно, не прямо; в таких делах не ставят вопроса ребром и ничего не требуют, но все само собой понятно. Я довольно ясно выразил свое желание и получил такое же неофициальное согласие. Дело почти решено, но пока должно оставаться в тайне. И теперь, может быть, ты поймешь, почему наша помолвка тоже остается тайной до осени. Тогда я принесу моей невесте баронскую корону как свадебный подарок!

Глаза молодой невесты блеснули гордым удовлетворением. Она не была бы истинной дочерью большого света, если бы не ощутила чувства торжества.

– Как тебе угодно, Феликс, – с улыбкой ответила она. – Я вполне подчиняюсь твоим желаниям. Но почему ты сообщил мне об этом сегодня?

– Потому что ты проведешь целое лето вдали от меня, и кто знает, с чем судьба столкнет тебя? Я боялся, Эдита, и желал получить твое согласие до нашей разлуки. За эти три-четыре месяца уладятся все дела. Я хочу официально просить твоей руки уже Феликсом фон Рональдом!

– Ты должна гордиться этим, дитя мое, – с чувством удовлетворенной гордости вмешался отец. – Такое сословное отличие бывает у нас редко.

– Конечно, – согласился с ним Рональд. – Ведь при этом недостаточно успехов прошлого; необходимы также прочные гарантии и на будущее. О, если бы в официальных кругах не было такой необходимости во мне, тогда было бы иначе. Я отлично осознаю, что их заставляет идти на это…

– Как бы то ни было, высший свет признает вас своим, – спокойно произнес Марлов. – Но надо сходить за Вильмой. Пусть она тоже поздравит тебя, Эдита. Она, конечно, нисколько не будет этим удивлена, так как ей известна цель вашего посещения, Феликс.

Когда Марлов вышел, Эдита обратилась к жениху:

– Ты, по-видимому, не придаешь большого значения этому повышению?

– Напротив, даже очень большое, но оно радует меня только за тебя. Меня оно защитит от некоторых враждебных влияний… но это уже касается исключительно меня. Все заботы предоставь мне, пусть они не омрачают твоего блеска.

– Другими словами, ты предоставляешь мне роль великолепного украшения для твоего дома и намерен отдалить меня от серьезной стороны жизни? Феликс, ты, очевидно, совсем не знаешь меня, предлагая мне такого рода роль.

В этих словах слышался упрек, но это не было нежным упреком невесты, требовавшей участия в делах будущего мужа. Услышав эти холодные слова, луч счастья, снова вспыхнувший в глазах Рональда, сразу же потух.

– Я знаю, кем ты можешь быть, – сказал он с вынужденным спокойствием. – Но, в сущности, в том, что ты услышишь, нет ничего нового. Это – старая история зависти, злобы и ненависти к «выскочке», опередившему всех остальных. Открыто никто не посмеет выступить против меня, да я и не посоветовал бы никому делать этого, но скрытая вражда еще опаснее открытой борьбы. Чтобы внушить уважение завистникам, необходимо что-нибудь выдающееся. Дворянская грамота в наших кругах считается высшим знаком отличия; ее не дают всякому счастливому спекулянту, а мне она даст еще необходимую поддержку для дальнейших успехов. Если ветер подует в другом направлении, Феликса Рональда можно свергнуть, а барона фон Рональда – не свергнешь. Признание своим уже явится как бы обязательством для высших кругов стать на мою защиту.

Эдита внимала его словам уже с некоторым страхом. До сих пор она видела лишь блестящий путь метеора, при последних же словах жениха ей пришлось заглянуть и в темную бездну, где пресмыкались всякие враждебные силы.

– Я не знала, что под тобой такая шаткая почва, – тихо произнесла она, наконец.

– Пустое! – воскликнул Рональд. – В открытом море всякое судно подвержено качке. Это нисколько не пугает капитана, и он смело вступает в борьбу со стихией. Я знал, что делаю, требуя себе не простое дворянство, а баронский титул. Волей-неволей высшему свету придется согласиться с этим, и совершившийся факт заткнет глотки моим противникам.

Он говорил это тоном победителя, но невеста встретила его слова молчанием. От ее прежнего чувства радости не осталось и следа при мысли о том, каким путем достигается это «отличие» и каким целям оно должно послужить. Да и вообще это было весьма странной темой разговора для первых минут после помолвки. В нем речь шла лишь о ненависти и злобе, о борьбе и бурях, предстоявших впереди. При этом Эдита невольно вспомнила об угрожающих взглядах, которыми обменялись Рональд и Эрнст, и с ее губ сорвался вопрос:

– Феликс, скажи, что произошло между тобой и этим Раймаром?

При этом неожиданном вопросе по лицу Рональда пробежала молниеносная судорога, но уже в следующую минуту оно приняло холодное, презрительное выражение.

– Раймаром? – повторил он, как бы стараясь припомнить что-то. – Ах, да, ты говоришь о гейльсбергском нотариусе и хочешь знать, что произошло между нами? Я и сам не знаю. У меня нет ничего общего с такими ничтожными людьми. Но ты, по-видимому, готова поставить его на одну ступень со мной… право, это очень лестно для меня!

– Однако ты ведь знал его раньше, – настаивала Эдита, нисколько не смущаясь его пренебрежительного тона. – При встрече с тобой он держал себя как-то враждебно.

– Конечно, я знаю его, – и Рональд снисходительно пожал плечами. – Я начал свою коммерческую карьеру в банкирском доме его отца. Разве ты этого не знала? Да, впрочем, это и не заслуживает внимания. Он лишился состояния и общественного положения и вследствие этого, конечно, и очутился в этом благословенном Гейльсберге. Ну, а я возвысился… разумеется, это является достаточным поводом к тому, чтобы питать бессильную злобу и вражду к лицу, некогда бывшему у Раймаров в подчинении, а теперь занимающему несравнимо высокое положение. Я нахожу это вполне естественным, но не считаю эту истину достойной внимания.

– По-видимому, ты презираешь Раймара? – медленно произнесла Эдита. – Не слишком ли низко ты его ставишь? По крайней мере, в нем не видно было и следа страха перед тобой; напротив, его поведение было почти вызывающим; а ты… ты как будто считал это в порядке вещей?

Рональд быстрым взглядом окинул невесту, а затем громко рассмеялся, но каким-то нервным деланным смехом.

– У тебя пренеприятная наблюдательность! Неужели ты успела сделать такой исчерпывающий вывод в течение тех двух-трех минут, когда этот нотариус осчастливил нас своим присутствием?

– Они лишь подтвердили мне то, что я уже знала. Я слышала это из его собственных уст.

Последние слова произвели совершенно неожиданное действие. Рональд словно получил пощечину. Он вдруг схватил руку Эдиты и, почти до боли стиснув ее, крикнул:

– И он посмел сказать тебе это? И ты выслушала его? Скажи, что он говорил тебе еще? Отвечай, Эдита! На что он намекал?

Эдита энергичным движением высвободила свою руку и отошла.

– Ты не владеешь собой, Феликс! Опомнись! – воскликнула она, возмущенная его дикой выходкой.

– Ты права, я слишком раздражен. Это следствие переутомления, ведь в последнее время я вынужден был превращать ночь в день, и у меня едва было несколько часов для сна, вот теперь это и сказывается на мне. Но я хочу знать, что Раймар говорил тебе еще? Да вообще, где ты могла вести с ним подобный разговор? Ты ведь видела его здесь в первый раз?

Эти слова Рональд произнес уже спокойнее, но его глаза все еще лихорадочно блестели. Прошло несколько секунд, прежде чем Эдита ответила; какой-то внутренний голос советовал ей не говорить о встрече в лесу, и она уклонилась от прямого ответа.

– Он, конечно, не приехал бы в Гернсбах, если бы знал, что встретится с тобой, – заметила она. – Мы говорили о Штейнфельде, а в связи с этим и о владельце штейнфельдских заводов, и тут он невольно выразил свою неприязнь к тебе. Тогда он и не подозревал, в каких я с тобой отношениях.

Рональд тяжело оперся о спинку кресла, возле которого стоял, и не спускал напряженного взгляда с лица Эдиты, словно стараясь угадать ее мысли.

– Так? Следовательно, это был случайный, ничего не значащий разговор? – спросил он, наконец. – Тем не менее, прошу тебя, чтобы он не повторялся. Ты сама видишь, что тебе, как моей невесте, не следует встречаться с человеком, который откровенно сознается в своем враждебном чувстве ко мне.

– Я вижу лишь то, что ты боишься этого человека! – холодно возразила Эдита.

– Боюсь? Не я, а он должен меня бояться. Я не привык церемониться со своими врагами, а с этим Эрнстом Раймаром у меня еще старые счеты. Он тогда совершенно исчез, так что я даже не знал, где он; но теперь, если он вздумает встать у меня поперек дороги, то советую ему быть поосторожнее! Я сотру его с лица земли!

Эдиту покоробило от злобного, ледяного взгляда жениха; она почувствовала демоническую волю в человеке, которому согласилась отдать свою руку, увидела, что этот человек, действительно, безжалостно уничтожает все, что попадается ему на пути; теперь она знала его!

Молчание Эдиты напомнило Рональду, как далеко он зашел. Вынудив себя говорить обычным тоном, он спросил:

– Тебя это пугает, дитя? Конечно, ты еще не успела поглубже окунуться в жизнь и потому не знаешь о той ожесточенной борьбе, при помощи которой каждый старается завоевать себе место под солнцем, а я, я слишком хорошо ее знаю. Но теперь ты сама видишь, что не так-то легко, как ты думала, быть поверенной в моих делах.

– Да, теперь я вижу это! – еле слышно проговорила Эдита.

– Однако довольно говорить обо всех этих несносных вещах! – воскликнул Рональд. – Не понимаю, как это мы договорились сегодня до этого? Не будь такой серьезной и холодной, Эдита! Ты дала мне сегодня слово, свою руку и сердце, так позволь, наконец, хоть раз испытать истинное счастье!

Рональд в порыве страсти снова обнял невесту. Хотя Эдита молча и подчинилась его ласкам, но не ответила на них и облегченно вздохнула, когда на пороге комнаты появились ее отец и Вильма.