***
Видар, по-хозяйски развалившись на огромной постели, лениво наблюдает за тем, как Кристайн медленно, но ловко застёгивает платье.
Её щечки покрывает румянец, а некогда идеально-уложенные волосы нуждаются в новой причёске. Она выглядит счастливой. Блеск глаз выдаёт с потрохами. Король ухмыляется, облизывая губы.
В его власти находилась любая. Стоило лишь поманить пальцем – и все неслись очертя голову. Только он не манил. Никого. Тем самым превращаясь в лакомый кусочек всех Тэрр.
За долгие годы жизни в его постели находилась лишь одна альвийка, та, что сейчас усердно поправляла макияж. Видар не видел смысла в бесчисленных связях с куртизанками, подданными, теми, кто желал его внимания и власти. Все они сразу же причислялись к грязи.
С Кристайн всё было гораздо сложнее. До ухода в людской мир он желал сделать её королевой только за одно качество – чистая альвийская кровь, под стать его, древней. Находясь среди людей, он пересмотрел многие взгляды. Связывать себя с той, что подходила для брака с технической стороны более не хотел. Себастьян добился своего, отговорил, но поверить в родство душ Видар так и не смог, хотя позволил этому явлению существовать в подкорках мозга. Иногда, в особо пьяные дни, он даже мечтал о родственной душе.
После заявления Кристайн о домогательствах Лжекороля – Видар старался не считать её грязной, опороченной изменщиком, более того – пытался окружить комфортом. Пытался, по завещанию матери, в первую очередь быть мужчиной, а, значит, опорой для женщины.
Со временем её влюбленный взгляд стал жалким, перестав тешить эго; желание касаться собственного тела – пресекал; общение сводил к минимуму. А потом потребности взяли верх, окончательно превратив его в сухого, закостенелого эгоиста, что не собирался считаться с чужими эмоциями.
Он предоставлял ей кров, комфорт, содержал – если так угодно, ясно указывая, что на большее не стоит рассчитывать. И раз она продолжала биться в закрытые двери, то это лишь её волеизъявление. Разве он виноват в чужом влечении? Вот обвинения в потребительстве ещё бы мог принять, да только никто не смел их предъявить.
– Правда, что к нам за ужином присоединится ведьма? – интересуется Кристайн, аккуратно цепляя цепочку сначала за хрящик уха, а потом чуть ниже.
Она внимательно следит за его реакцией в отражении зеркала.
– Абсолютно точно, – лениво протягивает Видар, подкладывая руки под затылок.
В данный момент даже мысль о существовании демоновой Верховной не выводила из себя.
– Она не внушает доверия, вот хоть на растерзание демонам меня отдайте! – фыркает Кристайн, расправившись со всеми цепочками.
Она усердно заправляет прядь в причёску, чувствуя себя, по меньшей мере, хозяйкой замка.
– Могу я тебя растерзать? – Видар игриво приподнимает бровь, но взгляд по-прежнему пуст.
– Всё должно быть в меру, Ваше Величество! – она поддерживает флирт.
– Ей никто не собирается доверять. Вряд ли у неё получится заслужить такую награду.
– А как же Ритуал Доверия?
– Если она не хочет быть изгнанной или мёртвой, то ей придётся что-нибудь придумать, – равнодушно пожимает плечами.
Только вот в себе он был уверен явно в разы меньше. Кто знает, какие тайны нужно раскрыть друг перед другом. На её – плевать, а вот свои выдавать не хочется. Тем более ей. Да, ведьму откачивать придётся неделями, когда она узнает, что он воевал за Малварму!
Но далеко не это возглавляло топ тайн. Видар одновременно хотел и не хотел узнать: является ли малварка тем ребёнком, которого он спас? Если да, то к её карме автоматически прибавляется долг, обязывающий спасти его жизнь в ответ. Почему-то Видар уверен, что её способностей хватит лишь на то, чтобы загубить всё живое, включая его самого.
А ещё – треклятое видение. Не хватало, чтобы ведьма искрилась ярче свечей в Ледяную Ночь[7 - Аналог Нового Года.], когда узнает, что является его персональным ночным кошмаром. Видар уже в натуре представлял заливистый смех. Заочно знал, что дикий взгляд разноцветных глаз навсегда станет в разы насмешливее.
Мысли о ней снова будят раздражение, щекотливую ненависть в душе. Он искренне желал избавиться от неё или, в крайнем случае, показать всю свою мощь и ярость в полную силу. Доказать непокорной маржанке непоколебимую власть. Только стоило ли доказывать то, что и без того незыблемо? От ответа на этот вопрос Видар увиливал. Хотя прекрасно знал. Не стоило.
Тогда, что так распаляло? Её непокорность, желание проучить и даже приручить. Кому не понравится иметь власть над вестницей зла, мудрой и своенравной ведьмой? Той, что, прикоснувшись с огнём и дымом погребальных костров, окончательно очернила душу?
Своё нездоровое влечение он не осознавал, но чувствовал каждой клеточкой тела и невыразимо гневался на себя за это.
– …ваем её, – слышит обрывок от фразы Кристайн.
Она сидит опасно близко к нему, всматриваясь в холод его глаз.
– Повтори, – почти приказывает король, фокусируясь на её лице.
– Мы недооцениваем её, – подчиняется, сдерживая очередной приступ ревности.
Она не могла вытащить из него и толики эмоций, обращенных к ведьме, и что хуже, к себе.
– Ты можешь идти, Кристайн, – медленно облизывает губы Видар, чуть щуря глаза.
– Буду ждать Вас за ужином, Ваше Величество, – покорно отзывается она, легко поднимаясь и направляясь к двери.
Видар остаётся в одиночестве и назойливых мыслях, что роем ос кружат вокруг единственного имени.
Он устало выдыхает.
– Демонова инсанис[8 - С лат. Сумасшедшая.]!
Ведь она обязательно начнёт сегодня концерт. Наверняка придёт в чёрном. Назло. Будет так грубо «тыкать», ухмыляться, острить, подрывать его авторитет в глазах двора. А что подумает Старожил? Он, демон её дери, и под пытки отдать не сможет! В руках ведьмы фулл-хаус.
И действительно, ведьма приходит к ужину не в том, в чём желал её видеть король. Она впорхнула в обеденную залу с лёгкостью феи и видом дьяволицы.
Платье кровавого цвета дерзко облегает хрупкую фигуру с аккуратными формами. Множество золотых побрякушек поселились на месте декольте, но выделялся среди них один кулон – небольшой золотой ворон с красными рубинами вместо глаз – единственная подвеска на одной из цепочек. Кучерявые локоны убраны в высокий пучок. А на губах дерзкая, просто невыносимая, ослепительная ухмылка.
– Слёт упырей в другой стороне, госпожа Верховная, – ядовито роняет король, за что получает недовольный взгляд от генерала.
– Да? Странно, – искренне удивляется Эсфирь. – Ведь закуски уже здесь! – Она бегло осматривает Кристайн. Скулы альвийки играют ненавистью. – Прошу прощения за опоздание. Письмо брату стало причиной задержки.
Видар мастерски скрывает удивление. В последнем предложении инсанис не было и намёка на издёвку.
«Неужели не всё потеряно и она бывает адекватной?»
От кричащего цвета платья у Видара начинается мигрень.
Себастьян учтиво усаживает её на свободное место, попутно справляясь о самочувствии и настроении.
– Благодарю за внимание, всё прекрасно. В общем и целом, здесь не так плохо, как мне могло показаться на первый взгляд. Природа Столицы – волшебство какого-то иного уровня!
Эсфирь так невинно хлопает глазами, что у Кристайн дёргается глаз.
Видар удивлённо приподнимает бровь.
«Кто это такая? Где та бешеная фурия?»
Эсфирь так удовлетворена реакцией короля, что незаметно прикусывает щёку изнутри, сдерживая озорную улыбку.