Бренная любовь

– Слушай, я понятия не имел, – признался Дэниел. – Ты всегда ему все прощала…

Она скорбно улыбнулась.

– Да, прощала… И прощаю. Но тогда все было иначе. Он действительно чуть не спятил. Даже лег на несколько дней в больничку. Думаю… нет, знаю… он сумел каким-то образом с ней встретиться. Поехал на выходные в Будапешт, а вернулся больной. Его лихорадило, трясло прямо. И еще эти… шрамы.

Она умолкла, вглядываясь в темноту за перилами. Со стороны Хайбери-филдс летел вой автомобильной сигнализации. Дэниел недоуменно глядел на Сиру, затем, наконец, тихонько спросил:

– Зачем же ты пустила ее в дом?

– Не знаю. – Сира вздохнула и провела ладонью по серебристому ежику волос. – Столько времени прошло… Возможно, я хотела убедиться, что огонь угас. И потом, я ведь всегда так поступаю с девицами Ника. Стараюсь с ними подружиться, чтобы все было по-семейному… А может, я согласилась из любопытства. Хотелось посмотреть, что она за человек такой. Вроде бы совершенно нормальная, да? Привлекательна, спору нет, но не из тех роковых красоток, из-за которых бросаются с крыш. Так ведь?

Дэниел ответил скупой улыбкой.

– Вроде так. А когда, говоришь, это случилось?

– Лет тридцать тому назад. Они встречались в семьдесят третьем… Ну да, больше тридцати лет прошло. А в Будапешт Ник ездил еще лет через десять – в восемьдесят втором, кажется.

– Долго они пробыли вместе? Ну, в самом начале.

– Тут еще одна странность. Музыку Ника я знала еще до нашей с ним встречи. Все его лучшие песни – той поры. Они все о ней, все без исключения. И он так о ней рассказывал, будто они были вместе целую вечность. На самом деле нет. Они встречались недолго.

– Сколько?

– Неделю, может. Однажды Ник признался, что даже меньше недели.

– Неделю?! Господи, да я иногда с похмелья болею дольше!

– Вот-вот. Забавно, правда? Впрочем, видел бы ты его тогда, Дэниел… Поверь, смешного в этом зрелище мало. Не человек, а труп ходячий. Нет, даже труп выглядел бы лучше!

– А сейчас как у нее дела? – Сквозь открытую дверь Дэниел видел, как Ник расхаживает по кухне. – Он говорил про какое-то психическое расстройство.

– Ничего про это не знаю. Вряд ли у нее все хорошо с головой, раз она пыталась свести счеты с жизнью. Однажды Ник рассказывал – он сам тогда лежал в больнице, поэтому я отнеслась к его словам с толикой недоверия, – что иногда на нее то ли бред, то ли какое-то помешательство находит. И поэтому она взяла себе другое имя… Хотя тут он тоже соврал. Якобы в Будапеште он встречался с девушкой по имени Дюрен, а потом уже признался, что ее звали Ларкин. В общем, загадка. Сейчас, по словам Ника, у нее все хорошо, она на препаратах и поэтому ей нельзя спиртное. В наши дни многие принимают антидепрессанты, верно? Мне она показалась вполне нормальной.

– Мне тоже, – кивнул Дэниел. – А по молодости мы все творили дичь, правда?

Сира печально улыбнулась.

– Да уж.

Вместо облегчения, которое Дэниел надеялся ощутить после этого разговора, в груди у него поселилось неприятное чувство, что он свалял дурака. Абсурд какой-то: он только что познакомился с Ларкин и вообще не должен испытывать по отношению к ней никаких чувств! Только Дэниел хотел с досады тряхнуть головой, как из кухни донесся шум: Ларкин выходила на веранду, а Ник за ее спиной скорчил злую гримасу телефону и, показав трубке неприличный жест, нажал «отбой».

– Слушайте, уже так поздно. – Ларкин замерла в дверях, улыбаясь Дэниелу. – Мне пора домой.

– Правда? Погодите, я вас провожу!

Дэниел вскочил, едва не забыв впопыхах про сидевшую рядом Сиру.

– О… Сира, спасибо огромное, отлично посидели!

Она изумленно поглядела на него.

– Ага. Вот и Ник освободился.

– Концерт все-таки будет в среду, – объявил он. – Но без боя я не сдался. Дэнни, неужели ты нас покидаешь? – Он перевел взгляд с друга на Ларкин и обратно. – В такую рань!

– Работы много. Утром даю интервью «Тайм-ауту», – ответил Дэниел. – Спасибо большое за ужин.

– «Таймауту»? Видно, на этой неделе у них совсем тухло с новостями. – Ник уставился на Ларкин и, казалось, вот-вот шагнет к ней, но вместо этого он порывисто вернулся в кухню. – Ладно, оставляю вас: обсуждайте своих ублюдочных викторианских художников, сколько влезет. Мещанские обои, а не искусство!

– Ник, обои с картинами Криса Марса по душе только тебе! – крикнул ему вслед Дэниел, после чего повернулся к Ларкин.

Они вышли на улицу, весело прощаясь с Ником и Сирой; дверь за ними с грохотом захлопнулась.

– Смотрите! – Ларкин показала пальцем вперед. – Пес охотится.

Человек на скамейке свистнул; пес подскочил в воздух, неистово крутя белым хвостом, затем кинулся опрометью бежать по лужайке. Дэниел бросил взгляд назад, на дверь Сириной квартиры. Кажется, он что-то забыл, только что? Когда он вновь посмотрел на поле, пес и его хозяин исчезли. Ларкин ждала его у кованного заборчика.

– Идем? – спросила она.

Они медленно зашагали в направлении станции метро; оба молчали. Дэниел задрожал: неприятная тревога, кольнувшая его еще за столом, стала еще более выраженной. Он покосился на Ларкин. Та шла, погрузившись в свои размышления и сунув руки в карманы. Спутанные темные волосы падали ей на глаза.

Когда они вышли на угол, Ларкин остановилась. Над их головами висел старомодный уличный фонарь. Коричневые мотыльки нарезали неистовые орбиты вокруг яйцевидного плафона. Ларкин долго разглядывала насекомых, затем чуть склонила голову набок, так что за волосами сверкнул ее кислотно-зеленый глаз.

– Подвезти вас? – Она показала пальцем на припаркованный у тротуара красно-белый «миникупер» размером с ванну. – Или вы тоже на машине?

– Нет, я на метро. Буду рад, если подбросите, но куда вы едете? Я живу в Кэмден-тауне.

– Знаю. На квартире Ника. Это недалеко от меня… Садитесь.

Ларкин открыла двери.

– Никогда раньше не ездил на «минике»! – сказал Дэниел, нагибаясь и заглядывая в салон. – Боюсь, не влезу.

– Прекрасно влезете. – Она открыла пассажирскую дверцу и произвела какие-то замысловатые действия с пассажирским сиденьем. – Вот, смотрите: здесь полно места!

Они поехали. Дэниелу пришлось подтянуть колени почти к самому носу, а одну руку высунуть в окно. Это позволило ему взглянуть на улицы Лондона с точки зрения ребенка, а также свести весьма близкое знакомство с левым локтем Ларкин. Они обогнули Хайбери-филдс и покатили в сторону Кэмден-тауна, оставляя позади индийские закусочные, унылые магазины и обшарпанные ирландские пабы. Дэниел прислонил голову к дверце и взглянул на Ларкин.

– Это ваше настоящее имя? Ларкин?

– Настоящее? – переспросила она с улыбкой и повернула на мощенную брусчаткой улицу. – Пожалуй, да, настоящее.

– Я хотел сказать, вас этим именем крестили?

– Нет, не крестили.

– Но вам его дали при рождении? Иначе говоря, ваша матушка любила Филипа Ларкина и читала вам на ночь его стихи?

– Нет. – Она насторожилась. – Имя я выбрала себе сама. И делаю это уже не впервые.