Всё, что мы потеряли

– Она идеальная. Она… другая.

Я наклонил голову, чтобы посмотреть на картину под другим углом, впитывая детали, жизнь, которая пробивалась сквозь холст, смятение. Лея нарисовала окружающий пейзаж: изогнутые ветки деревьев, овальные листья и мощные стволы, но не просто отразила реальность, а исказила ее. Все элементы как будто перемешали в блендере в ее голове и снова выпустили наружу.

Лея покраснела и встала перед картиной, скрестив на груди руки. Ее ангельское личико нахмурилось из-за моего укоризненного взгляда.

– Прикалываешься.

– Черт, нет, с чего ты решила?

– Просто отец сказал нарисовать это. – Лея показала на деревья. – А я сделала это. Совсем не похоже. Я начала нормально, а потом… потом…

– А потом нарисовала, как ты видишь.

– Ты правда так думаешь?

Я кивнул и улыбнулся ей.

– И делай так всегда.

В течение следующих месяцев каждый раз, когда я навещал родителей или Джонсов, я рассматривал последние работы Леи. Она была… самой собой. Удивительная, оригинальная манера, которой не коснулось ничье влияние, я узнал бы эти работы всегда и везде. Из рисунков Леи струился свет, и я не мог от них оторваться…

8

Лея

Я встала с кровати с тяжелым вздохом, когда Аксель постучал и сказал, что ужин готов. Вегетарианское тако остывало и выпускало пар на кофейном столике – доске для серфинга с четырьмя деревянными ножками. Не считая письменного стола с кучей хлама и старинного сундука, на котором стоял виниловый проигрыватель, это был единственный стол в его доме. Все здесь было пропитано личностью Акселя: мебель, несмотря на разные стили, сочеталась, порядок внутри хаоса, отражение его внутреннего света в маленьких вещах.

Я завидовала ему: Аксель жил так расслабленно и беззаботно, здесь и сейчас, смотрел только вперед, не оглядывался.

Я сидела на краешке дивана и ела в тишине.

– В общем, завтра ты поедешь в школу на велике.

Я кивнула.

– Хочешь, подкину тебя на машине?

Я покачала головой.

– Ну ладно, как хочешь. – Аксель вздохнул. – Чаю?

Я медленно подняла на него взгляд.

– Чай? Сейчас?

– Я всегда его пью на ночь.

– Там же теин, – прошептала я.

– А я даже и не замечаю.

Аксель отнес тарелки на кухню. Я посмотрела ему вслед через плечо. Темно-русые волосы как созревшая пшеница или песок на пляже при заходе солнца. Я резко отвела взгляд, смущенная, пытаясь мысленно стереть цвета, похоронить их.

Аксель с чашкой чая в одной руке и с пачкой сигарет в другой позвал меня через пару минут.

– Посидишь со мной на террасе? – предложил он.

– Не, я спать. Спокойной ночи.

– Спокойной ночи, Лея, отдыхай.

Я залезла под одеяло, хотя не было холодно, и спрятала голову под подушку. Темнота. Только темнота. Никакого гула от проезжающих изредка машин, никаких голосов, только тишина и мысли, которые, казалось, кричали и трепыхались в своих клетках. Тревога стала сдавливать мне грудь, дыхание сбилось, зажмурив глаза, я схватилась за одеяло: пусть все исчезнет. Все.

На следующее утро я встретила Акселя на кухне.

В одних красных плавках, еще мокрых, он готовил тост. Улыбнулся. Я ненавидела его немного за то, что улыбался мне так, этим идеальным изгибом губ, с этим блеском в глазах. Избегая взгляда, я открыла холодильник в поисках молока.

– Хорошо спалось? – спросил он.

– Да, – соврала я. У меня снова были кошмары.

– Тебя точно не надо подвезти?

– Точно. Но спасибо.

Чуть позже я уезжала оттуда, от него, безостановочно крутя педали, пока не приехала в школу и не привязала велосипед к выкрашенной в синий цвет ограде. Маленькое деревянное здание школы окружала терраса. Я опустила взгляд, переступив порог, и ни с кем не разговаривала. Еще некоторое время назад это был один из любимых моментов дня: прийти в школу, встретиться с подругами, поделиться последними сплетнями и отправиться в класс. Но это в прошлом. Я пыталась вести себя как прежде, но между нами возникла стена.

«Лучше бы ее тут не было», – подумала я, когда прошла рядом с Блэр, распустив волосы так, чтобы они закрывали одну сторону моего лица. Мне кажется, они были такими длинными, потому что я пыталась оставаться незамеченной, хотела спрятать то, что каждый мог прочитать в моих глазах. Из всех суперспособностей я предпочла бы невидимость. Так избежала бы жалостливых взглядов, которые со временем стали кричать, что я странная, что недостаточно стараюсь, чтобы снова выплыть на поверхность и дышать…

Все утро я просидела за своей партой, рисуя спирали в уголке учебника по математике. Я медитировала над закруглением линий и мягким движением черной ручки. Я ничего не слышала из объяснений учительницы. Я убирала книги в рюкзак, когда Блэр робко зашла в аудиторию и подошла ко мне. Почти все мои одноклассники уже вышли. Я сдержанно посмотрела на нее, мечтая сбежать.

– Мы можем поговорить минуточку?

– Мне… нужно идти…

– Всего пару минут.

– Ладно.

Блэр набрала воздуха в легкие.

– Я слышала, твой брат уезжает в Сидней. Я хочу, чтобы ты знала: если тебе что-то понадобится, что угодно, то я рядом. На самом деле я никогда не бросала тебя.

Мое сердце колотилось.

Я так хотела, чтобы все было как раньше, но это невозможно. Каждый раз, закрывая глаза, я видела, как кувыркается машина. Еле различимый зеленый след означал, что мы вылетели с шоссе, песня резко оборвалась, замерший крик. А затем… затем они погибли. Мои родители. Я не могла забыть это. Если и переставала думать, то не больше чем на пару часов, как будто бы прошел всего день, а не год. Я не могла прогуливаться рядом с Блэр и улыбаться каждый раз, когда мы сталкивались с группой туристов-серферов, или болтать о планах, потому что единственное, что я хотела делать, – это… ничего. И единственное, о чем я могла думать, – о них. Меня никто не понимал. Как минимум к этому выводу я пришла после нескольких сессий с психологом, к которому водил меня Оливер.

– Как раньше быть не может, Лея.