Страсть и приличия. Благородные сердца: Книга один

Страсть и приличия. Благородные сердца: Книга один
Элис де Салье

Не было абсолютно ничего предосудительного в том, что старая дева, дочь викария Хартли, взялась лечить тяжелораненого виконта Блекторна. Ханна была слишком благоразумной, чтобы воспылать чувствами к человеку богатства и положения лорда Блекторна… к человеку, преисполненному решимости разрушить проклятие, на протяжении нескольких поколений преследовавшего его семью и угрожавшего полному вымиранию рода.

Страсть и приличия

Благородные сердца: Книга один

Элис де Салье

Переводчик Елена Мальцева

© Элис де Салье, 2019

© Елена Мальцева, перевод, 2019

ISBN 978-5-0050-6805-7 (т. 1)

ISBN 978-5-0050-6806-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Посвящается

Моей замечательной дочери, чей творческий талант заставляет меня оставаться в тени. Ее поддержка, предложения, закатывания глаз и смех сделали эту историю для меня неоценимым опытом в письме и огромным удовольствием в процессе создания произведения. Извините за откровения!

Глава 1

Привлеченный

Давно не появлявшийся в этих местах виконт Блекторн когда-то поклялся и шагу не ступать в деревенскую церковь Хартли. Там он выслушал так много адских, проклинающих все и вся, проповедей, что хватило бы на целую жизнь; Уильям Блекторн достиг своего предела к десяти годам. Другое место, которое он решил избегать любой ценой, сейчас было целью его путешествия – поместье Блекторн. Каменное здание с чудовищными парапетами, кишащими фигурами горгулий и грозно нависающими башнями, контролировало жизнь в деревне со своего «постамента» – находившегося на отдаленном холме, словно страж судьбы. Не торопясь приблизиться к мрачным воротам, Уильям повернулся спиной к дому своего детства, и его взгляд натолкнулся на другое строение, никогда не покидавшее его ночных кошмаров.

Звук женского контральто, раздающийся в унисон с переливами органа из краснокирпичной часовни, привлек внимание Уильяма, заставив нахмуриться. Он отчетливо помнил, что несколько лет назад заплатил целое состояние за реконструкцию этого святилища, не говоря уж об оплате ежегодного огромного счета на обслуживание. Однако, здание выглядело по-прежнему ветхим, остро нуждающемся в ремонте.

Озадаченный, он был готов нарушить свое обещание – не прикасаться к двери этой часовни, но сейчас его голову занимали совершенно другие вопросы. С истечением времени, почти десятилетия, он перестал бояться гнетущих проповедей, преследовавших его все детство. Кроме того, помогало понимание, что жуткий преподобный давно мертв, а нынешний викарий, один из членов местного дворянства, всегда относился к нему, еще мальчику, с добротой.

Всплыли приятные, но почти забытые воспоминания о викарии, в то время служившем младшим пастором, разрешавшем ему играть со старшей из трех его дочерей. Золотоволосая девочка с огромной заинтересованностью в серьезном мальчике, управляющем практически всей их жизнью, приняла его в круг своих игр. Она была немногим старше его и позволяла себе командовать. Он же был готов простить ей эту вольность, потому что, в отличие от любой другой девочки его сословия, она не отвергала его намеренно.

Положение и богатство, полученные им по наследству, ничего не значили из-за распространившихся повсюду слухов о семейном проклятии, что любая близкая связь с ним, а также брак приведут к неминуемой гибели. Великодушию викария, несомненно, способствовало осознание, что его дочь занимает гораздо более низкое положение в обществе, а это защищало ее от потенциального интереса будущего виконта. Несмотря на это, Уильям ценил такое для него редкое чувство принятия.

Намек на улыбку тронул его губы, когда он вспомнил такой ценный подарок этой семьи – дружбу, – укрепляя решение войти в неприятное для него помещение. Теперь это уже не имело никакого значения. После того как он навестит на кладбище рядом с церковью могилу неоплаканного отца – причина, по которой он свернул с прямой дороги, – ему оставалось только добраться до семейного дома на холме и… умереть.

Рана на левой руке, вне всякого сомнения, была смертельной. Армейский хирург оставался непреклонным, считая, что единственной надеждой на выживание была бы ампутация, но Уильям отказался. Смерть на поле боя виделась долгожданным завершением его военной карьеры, но частичное уничтожение личности оказалось большим мучением, чем виконт мог вынести. У него уже имелся ужасный шрам на правой стороне лица после встречи с мечом француза. Ранение ноги от выстрела из мушкета он лечил на протяжении шести месяцев, однако незаживающая рана продолжала постоянно напоминать о себе. Чудо, что ему удалось продержаться живым так долго, и сейчас, понимая, что конец близок, Уильям почувствовал необходимость вернуться в поместье Блекторн. Его смерть положила бы конец проклятию, которое на протяжении нескольких поколений изводило всю семью. Казалось, это место больше чем какое-либо подходило для того, чтобы весь ужас закончился именно там, где он начался.

Двигаясь на удивление незаметно для такого большого человека, к тому же страдающего лихорадкой и хромотой, Уильям пробрался к пустующей скамье в задней части часовни. Опасаясь привлечь внимание, он душил стоны, опускаясь на скамью. Наконец, отдышавшись, Уильям с удовольствием сосредоточил взгляд на женщине с приятным голосом. Она сидела за старым органом, и с этого ракурса ее вид был столь же пленителен, как и пение. Завитки, выбивающиеся из-под чепца, имели светло-каштановый оттенок или, возможно, золотисто-русый. При тусклом освещении часовни от нескольких зажженных свечей сложно было понять. В ее профиле вырисовывался прямой королевский нос и упрямый подбородок. Искра мимолетного узнавания заставила задуматься: может ли эта женщина быть той подругой из детства, о которой он совсем недавно вспоминал. Анна? Хелен?

Если он был прав в своем предположении, то выглядела она удивительно стройно для женщины двадцати семи – двадцати восьми лет. Ведь она, вероятно, родила кучу детей. И несмотря на то, что одета она была достаточно скромно, как и подобает дочери викария, Уильям нашел ее очень привлекательной. Он не планировал ухаживать за ней, даже если бы она не была замужем, а он не находился при смерти. Давно привыкший подавлять любую заинтересованность к представительницам противоположного пола, он сосредоточился на том, что изначально привлекло его – умелой игре на органе и прекрасном голосе.

Игнорируя слова песнопения, послания об искуплении и вознаграждении, не имеющих для него абсолютно никакого значения, он позволил своим мыслям дрейфовать вслед за мелодией. Это единственное, что он мог сейчас делать, потому что усилившаяся лихорадка отняла способность думать согласованно. Несмотря на физический дискомфорт, успокаивающие ноты дарили ему крупицы спокойствия, мира, которого он не знал со времен битвы за Арапилы на португальском полуострове.

Несмотря на то, что виконт Блекторн находился в центре жестоких военных действий, армейская жизнь нравилась ему. Годы его службы были целенаправленными, а потому и плодотворными: он достиг звания капитана по заслугам, а не благодаря покровительству и протекции. В будущем он планировал остаться военным, где его характер и достижения ценились больше, чем несчастье наследия. При его титуле такое встречалось нечасто. Военная карьера, как правило, занимала второе, а то и третье место. Те, кто унаследовал высокие титулы и огромные поместья, старались не подвергать себя такому риску. Они занимались управлением владениями, рожали наследников для продолжения своего рода.

Что касается Уильяма, то крови, текущей по его венам, в самом лучшем случае следовало быть оставленной на поле битвы.

Наконец песнопение завершилось на высокой ноте. Он открыл глаза, чтобы взглянуть на органистку, и поймал ее хмурый, исказивший несколькими морщинками прекрасный лоб, взгляд. Уильям ответил ей тем же, и женщина отвернулась к инструменту, чтобы скрыть намек на появившийся на щеках румянец. Уильям не назвал бы ее красивой – слишком резкие черты лица, чересчур решительный подбородок, – но в ней было что-то приятное для глаз. Поскольку, вероятнее всего, она была последней леди, на которую виконт смотрел в этой жизни, он позволил себе залюбоваться, даже несмотря на то, что она мудро решила избежать созерцания его менее привлекательного облика.

Уильям поднял руку, чтобы провести пальцами по шраму, украшавшему его щеку, и задел пряди неопрятных волос и давно не стриженую бороду. Уголок его рта дернулся. Неудивительно, что бедная женщина косо смотрела на него, должно быть, сейчас он больше походил на зверя, нежели на человека.

Викарий, за десятилетие с поредевшими волосами, занял свое место за кафедрой, и Уильям сосредоточил на нем внимание. Он позволил красноречию преподобного проникнуть в свои мысли. Слова о боге, о любви, об обещании наполненного радостью будущего заставляли вздрагивать прикрытые веки виконта. Несмотря на сомнения, что приближающаяся встреча с Всевышним будет приятным делом, Уильям не мог удержаться от слабой надежды, что смерть может принести некоторое облегчение от его страданий.

Проповедь подошла к концу, и Уильям оперся о край скамьи, помогая себе встать на ноги. Тяжело дыша, он в последний раз взглянул на старшую дочь викария – да, теперь он был уверен, что это именно она сидела, выпрямившись возле органа. Он надеялся, что жизнь обошлась с ней хорошо: она счастлива, а ее муж порядочный человек. В любом случае, сейчас он не мог сделать ничего благословенного, но ему нравилась идея, что она вознаграждена судьбой за то, что когда-то проявила по отношению к одинокому мальчику неожиданную доброту, и сейчас дала умирающему человеку удовольствие слушать ее прекрасный голос.

Глава 2

Обнаруженный

Почтительная старшая дочь викария Хартли не могла избавиться от ощущения, что за ней наблюдают. Ханна Фостер не стремилась привлечь внимание местного общества, довольствуясь тем, что позволяла другим быть в центре внимания. Поэтому ощущение пары глаз, направленных в спину между лопатками, было довольно непривычным.

Сделав последний аккорд песнопения, Ханна позволила себе бросить краткий взгляд в сторону тревожного чувства. Ожидая увидеть пустоту – доказательство своей глупости, – она испугалась при виде незнакомого в Хартли офицера, полулежа расположившегося на краю резной скамьи. Мужчина был довольно крупным с широкими, обтянутыми шинелью плечами, это было заметно, несмотря на то, что он сидел, сильно сгорбившись. Пальцы Ханны соскользнули с клавиш органа, и глаза офицера открылись. Его взгляд почти сразу нашел ее, в нем блеснула искра узнавания. И почти сразу темные глаза прикрылись, брови сошлись к переносице.

Смущенная тем, что ее застали врасплох, Ханна почувствовала, как щеки окатило нехарактерным для нее горящим румянцем, и она тут же повернулась обратно к органу. В мужчине было что-то знакомое, но не может быть, чтобы она забыла такого заметного высокого офицера. Однако она не могла избавиться от ощущения, что знала этого человека.

Подавив вздох, Ханна признала, что именно было виновато в ее странном юморе. Она очень долго боялась приближения этого дня, доказывающего, что пришел конец ее девичьим мечтаниям. С наступлением ее двадцать седьмого дня рождения надежда, которую она питала на протяжении многих лет о муже, детях, о собственной семье умерла в бездыханном унынии.

Напомнив себе, что жизнь по-прежнему имеет цель – не ту, конечно, к которой она стремилась, – Ханна сосредоточилась на проповеди своего отца. Заранее готовясь к этому далеко нерадостному дню, он перефразировал слова из Иеремии:

«Божьи помыслы к нам от добра, а не от зла. Его план состоит в том, чтобы дать нам благословенный конец – приятный, обнадеживающий и полезный конец».

Ханна прекрасно была осведомлена, что в точной формулировке присутствовало только слово «ожидаемый конец». Высоко оценивая попытку отца обнадежить ее, она все же считала, что оригинальный перевод более уместен. Как дворяне, так и простолюдины давно знали, что старшая дочь викария закончит свои дни девицей.

По окончании службы Ханна с облегчением обнаружила, что скамья в конце часовни пуста, и незнакомца нигде не видно. Какой бы ни была причина появления этого лохматого человека в Хартли, ее это не беспокоило, и она подавила в себе необъяснимое желание поискать его среди редеющей толпы.

Исполняя свои обязанности, девушка нашла отвлечение в беседе с верующими. Она обратилась к лорду и леди Уэсткотт, самым высоко титулованным прихожанам ее отца, и уделила им пристальное внимание, чтобы они не чувствовали себя ущемленными. Пожилую вдову, леди Мостин, чей сын барон был переполнен собственной важности от того, что навестил больную мать, требовалось приласкать словами, чтобы успокоить ее разочарование. Мисс Лэдлоу, чересчур взволнованная полученным приглашением посетить ее богатых тетю и дядю в Бате, засияла, когда Ханна поздравила ее с удачей. Если все продолжится в том же благоприятном ключе, она даже сможет найти себе мужа.

Мистер Кроули, одиозный управляющий поместьем Блекторн, требовал очень осторожного обращения. Несмотря на то, что он не занимал высокого положения, он был одним из самых влиятельных людей в этом округе, поскольку контролировал финансовые ресурсы, большая часть которых составляла заработную плату жителей, включая отца Ханны. Его сопровождал еще более неприятный тип, мистер Троубридж, владелец скромного поместья на окраине Блекторна. Несмотря на положение и тот факт, что отец задолжал ему значительную сумму денег, его интерес к младшей сестре Ханны, Рэйчел, был совершенно нежелателен. Этому дородному мужчине было вдвое больше лет, чем девушке, на которую он претендовал, кроме того, у него была репутация развратника. В его власти было отправить викария в тюрьму, стоило только отозвать кредит, поэтому Фостеры не могли себе позволить напрямую оскорбить мистера Троубриджа.

У Ханны хоть и не было желания, чтобы кто-то из ее младших сестер имел такую же судьбу, как у нее – одиночество, – она все же не хотела приносить их счастье в жертву практической выгоде. Если бы ужасный мистер Троубридж обратил свой взор на нее, она, скорее всего, приняла бы его предложение, потому что непривлекательный муж – это гораздо лучше, чем вообще никакой.

Успокоение, что отец был бы защищен от бедности, а у сестер появилось бы хоть сколь-нибудь скромное приданное, с лихвой покрыло бы любые ее унижения. Но, к сожалению, мистер Троубридж не проявлял никакого интереса к Ханне. Более того, этому отвратительному джентльмену пришлась не по вкусу и средняя сестра, двадцатилетняя Наоми, так как собственное мнение своенравной девушки перевешивало любые миловидные чары. Нет, интерес не так давно овдовевшего мистера Троубриджа был сосредоточен только на Рэйчел – трофее, на который он никогда не имел бы права претендовать, если бы Ханна имела право голоса в этом вопросе.

Намеренно вовлекая мистера Троубриджа и мистера Кроули в разговор, Ханна делала все возможное, желая отвлечь их и позволить Рэйчел скрыться. Оставалось надеяться, что легкомысленная девушка отправится прямиком к дому викария, как и было оговорено заранее, а не позволит себе отвлечься на посторонние вопросы.

Одарив вниманием большую часть высшего общества, Ханна направилась к остальным прихожанам, более низкого сословия, многих из которых она считала своими друзьями. Любимым занятием по утрам был обмен рецептами с миссис Дэрроу, кухаркой леди Уэсткотт. Полная женщина пекла превосходные булочки, но она с готовностью признавала, что выпечка Ханны более нежная.

После обеда и скромного празднования дня рождения – именно так она пожелала, – Ханна оставила своих сестер проводить время за неторопливыми занятиями. Отец в это время уже крепко спал в своем любимом кресле для чтения. Надев чепец, она спустилась по протоптанной дорожке к кладбищу, находящемуся в поле неподалеку от церкви.

– Сегодня прекрасный день, мама, – пробормотала она, преклонив колени у могилы и выдергивая сорняки, которые успели вырасти за неделю после ее последнего визита сюда. – Сегодня мой день рождения, и мы обе знаем, что это значит.

Сидя на земле с разложенными по кругу юбками, Ханна вздохнула. Все, чего ей когда-либо хотелось, это быть женой и матерью. Теперь, если отец соберется уйти на тот свет прежде, чем хотя бы одна из дочерей выйдет замуж, – и это при условии, если муж согласиться обеспечивать сестер жены, – все три девушки останутся без гроша и без защиты. Но найти щедрых и терпимых мужей для Наоми и Рэйчел оказалось не так просто.