Под покрывалом белых облаков

Таким образом, зарплаты выплачиваются, новая сельхозтехника покупается, население прибывает. Школа не пустует. Всегда полная задорных детских голосов и творческих идей, школа не хуже сельского клуба объединяет жителей, беспрестанно зазывая то на спектакли, то на чаепития, то на вечера пения старинных русских песен.

В селе множество частушечников. Искусство перепеть друг друга передается из поколения в поколение, куда там рэперам. Они срезались бы на первом же этапе. Частушечники, один моложе другого, выступают друг против друга с житейскими темами, при людно обличая в тайных грешках соперника или соперницу. Никто не обижается, хохочут и раскрасневшиеся, уступают место другим охотникам попеть.

Живут дружно, справляют свадьбы и дни рождения, одно плохо – суеверия. Ни дня не проходит без страшных сказок про леших, домовых, кикимор, привидений и прочую нечисть. И откуда это повелось, бог весть, должно быть с молоком матерей впиталось. Но и старые, и молодые заходя в лес, непременно раскладывают на пеньках помидоры, яйца, хлеб, кланяются деревьям, поминая с льстивыми улыбками лешего. За дровами в лес точно также ходят. На погост, навестить усопших, идут спозаранку, после трех часов дня ни одной живой души, кроме глупых ворон, ни за что на кладбище нельзя увидеть.

Через перекрестки всегда переходят с крестным знамением и ужасом в глазах, не перекрестишься, черт утащит, стращают они детей.

На рыбалку, к мелкой речушке протекающей неподалеку от села идут непременно с дарами водяному и русалкам, кидают в воду куски сахара. Кланяются. Почему сахар? Пожимают плечами, так исстари повелось, сам сахара не попробуешь, а водяному отдашь, и улов будет. Как ни странно всегда бывает. Приезжие городские рыбари завидуют местным, городские уезжают с двумя-тремя хвостами, в то время как сельские едва могут десятилитровые ведра приподнять от тяжести рыбы, просто вываливающейся наружу.

Приметы и сны – главная тема обсуждения на селе. С утра до ночи трещат о сновидениях местные, пускай хоть третья мировая и тут не оставят болтать о любимом вопросе.

В связи с этим много неразберихи вываливается на голову священника, отца Димитрия Ярцева, сельские мужики и женщины рассуждают что он-то, как человек духовный должен разобраться и пояснить, что, к чему, он и пытается объяснить…

1

«Устал я после вечери, домой еле приплелся, кое-как взобрался по лестнице на второй этаж. Сунулся в прихожую, а там бабка одна сидит, меня дожидается. Ахти, говорит, батюшка, диво дивное со мною приключилось. Вышла я в сумерках в огород, а там черт пышет, дышит, я в крик, едва в избу заскочила, в обморок грохнулась. А утром, гляжу, картошку кто-то зорил. Как есть, гряды перерыты… Что делать то, батюшка, пришел бы, огородик мой освятил! И смотрит на меня с надеждой. Что делать? Не отвяжется глупая баба! В церковь вернулся, воды святой в трехлитровую банку набрал и к бабке, благо до дома ее десять минут ходу.

Огород освятил, молитвы прочитал, слышу, хрюкает кто-то, смотрю, в дыру в заборе свинья протискивается, вот тебе и черт! Бабка за веник схватилась, свинью погнала, с соседкой ругаться принялась, а я потихоньку, потихоньку, да и был таков.

2

После причастия две подружки стоят, умиляются, друг дружке кланяются.

– С праздником тебя, кума!

– Ноне в одежды светлые оделась, нарядилась, чисто невеста!

– Невеста, каких поискать!

– С вилами ищут в преисподней!

– За черта замуж вышла!

– За твоего брата!

– Черт он, черт!

От чертовки и слышу!

И пнула одна другую. Я им замечание сделал. Не слышат. В волосы друг дружке вцепились, визжат на всю церковь, насилу разняли, водой святой окатили, только тогда и успокоились.

3

На исповеди подошла молодая, лет двадцати, не больше. Потупилась, грешна я, батюшка и молчит, в чем спрашиваю, грешна, грехи вслух перечисляю, она на каждый вздыхает, слезу роняет. Говорю: не убий. Она в ответ всхлипнула, ой грешна, так грешна. Погоди-ка, спрашиваю, в этой заповеди провинилась? А как же, отвечает – провинилась. Кого же ты убила? Плачет, ой, убила, так убила. Оказалось, подружке своей не сказала, что платье шиворот-навыворот нацепила, парни на смех подругу подняли. Я удивляюсь, причем тут убийство? А как же отвечает, глаза блестят от слез, веру в людей я в ней убила? – Убила! В принципе, правильно! Ну, иди, покайся теперь перед подругой и впредь, не греши! Но любопытство разобрало, как так, спрашиваю, подружка могла не заметить, что платье на изнанку надела? А так говорит, грибы мы с ней собирали, заблудились чуток, вот подружка платье и перевернула, чтобы своей лешему показаться, а когда он из лесу отпустил, позабыла переоблачиться, ну, что тут скажешь?!

4

На масленичной неделе любимым делом на селе является всегда перетягивание каната. С одной стороны тянут бабы, с другой – мужики. Бабы одолеют, мужики бегут, батюшка, кричат, они все – ведьмы, как такое возможно, чтобы бабы и оказались сильнее нас, мужчин!

А мужики перетянут, бабы бегут с криками, батюшка, рассуди, мы день-деньской крутимся, сеем, пашем, с детьми, домашними хлопотами валандаемся, а мужики нас перетянули. Как так? Стало быть, черти им помогали!

5

У одной ячмень на глазу вскочил. И принялась она по селу бегать, просить, плюнь да плюнь мне в глаз. Плевали, конечно, все, кому не лень. Только после плевка старухи Алексеевны ячмень возьми да пройди. И пошла по селу гулять молва, Алексеевна – целительница! У нее де сила есть! Принялись таскаться к Алексеевне, с просьбами вылечить от ревматизмов, от насморков.

Алексеевна рассердилась, батюшка говорит, ослобони меня от этих дураков, ведь что удумали, в избу не пускаю, так они стараются до окон моих дотянуться, больным местом к стеклу прислониться, всяко, твердят, поможет.

Пришлось целую лекцию о святых и целителях сельским читать и после еще долго вступаться за Алексеевну, отваживая болящих доброхотов от ее дома.

6

У каждого двора целое куриное царство, во главе царства петух. Но у братьев Краснокутских куриц особенно много. Братья ленивы, поесть яичницу им в охотку. Куриц в связи с этими двумя обстоятельствами развелось у них видимо-невидимо. Деревенские яйца городские лакомки разбирают быстро и братья каждодневно собирая из-под куриц богатый урожай крупных яиц, приноровились на электричке мотаться, на городской рынок. Тем и живут. Вдруг, что такое? Обнаружили возле петуха маленького змееныша и скорлупа яйца рядом валяется. Петух, старый уже, генерал в отставке, сидел наподобие курицы, спал, а тут этот змееныш.

Схватили тварь и ко мне. Батюшка, нам петух василиска родил. И так-то обеспокоились, что пришлось лазать по их курятнику, искать корень зла. Нашлась ужиха и еще парочка маленьких ужиков. А не отыщи я мамашу змееныша, паника на селе была бы великая.

7

Вот и глава села, умный и рассудительный мужик попал как-то в ситуацию. Стала у него голова дергаться. Так вроде ничего, разговаривает и вдруг, посреди разговора, что такое? Жители села заговорили, обсуждая невиданную хворь. Конечно же, пришли к выводу, это, говорят, сглаз, не иначе! Сглаз и сглаз, он внимания не обращает, только еще и руки задрожали, ровно у пьяницы с перепою.

Сельские взбунтовались, на нашего председателя (а все его называли по-советски не иначе, как председателем) да сглаз навести, не позволим!

Насилу он от них вырвался, добег до церкви, батюшка, что делать, ведь окаянные, что удумали, целый языческий обряд хотят провести! Хотят? Пусть проводят, но не с главой села. Погрузились мы в председательский «газик» и рванули, дай бог, к моему знакомому городскому лечащему врачу больницы. Он направил к невропатологу. Оказалось, не так страшен черт, как его малюют, нервы и возраст, вот голова и руки и затряслись. Вернулись с кучей таблеток, а сельским велели, раз, так радеете за здоровье председателя, собирайте травы, чтобы успокоительные сборы делать. Занялись, сами успокоились, а со временем и у председателя голова с руками трястись перестали.

8

Пришел раз, мужик. Дождался окончания службы. Я, говорит, батюшка, ни в бога, ни в черта не верю, но куда ни кинь, всюду клин. Засада одним словом, а не жизнь. Стал я его расспрашивать, мужик все кивает, все подтверждает. Женат, спрашиваю? Отвечает, женат. Женился на тихой, скромненькой девушке, а сейчас такою ведьмою жена сделалась, хоть из дома беги. Детишки есть? Есть, подтверждает, пока маленькими были, души в нем не чаяли, папусей называли, сейчас выросли, зверями глядят, не иначе жена – ведьма их подговаривает, против меня настраивает. Работа есть, спрашиваю. Принялся мяться и таиться. Тут председатель, на грех мужика, мимо проходил. Увидал, кричит со смехом, что батюшка и до тебя наш бедовик докопался?! Как так, спрашиваю, бедовик? А так! Какую работу ему не дай, всякую проспит, уж очень поспать любит! Присмотрелся я к мужику, и без лекарей стало понятно, что болезнь его точит. Упрекнул председателя. Повезли мы в «газике» бедовика к знакомому уже врачу городской больницы. После анализов оказалось, необходима госпитализация, а не догадайся я, помер бы мужик! Ух, как жена его забегала и дети стали считаться, после лечения председатель подобрал сидячую работу, в своей администрации жалобы населения записывать, на звонки телефонные отвечать.

9

У Лизаветы Максимовны, женщины тучной, неповоротливой, сны были всамделишние, вещие. И всякий раз, когда кто из подружек всходил на крыльцо ее дома, она кричала с торжеством в голосе: «Я так и знала, что ты придешь! Намедни тебя во сне видала!»

Но тут приехала ее свекровь, женщина совсем старая, девяносто лет, как она сама говорила, – «раскрасавица»!

И Лизавета Максимовна потерялась, ну не снилась ей свекровь. Давным-давно их пути-дорожки разошлись. После смерти супруга столько воды утекло, о свекрови заботились оставшиеся двое детей, и чего принесла нелегкая? Оказалось, перед смертью приехала прощаться. Пришли обе в церковь, одной девяносто, другой семьдесят лет. В обнимку стоят, ревут, друг друга хоронят. Свекровь понятную речь ведет, а Лизавета Максимовна убивается, что свекровь во сне не видала.

Обе просят.

Девяностолетняя плачет: «Батюшка, благослови легко помереть!»

Семидесятилетняя ревит: «Батюшка, благослови, дар не потерять!»

Ровно дети малые, конечно, благословил, раз, просят.

10

Случилось так, что и в самом моем доме, глупенькую и наивную девушку Светланку местные кумушки ввели в смущение. Так уже повелось, Светланке очень нравятся сарафаны. Вместе с матушкой Настасьей она их готова шить денно и нощно. Но кто же носит сейчас сарафаны? Молодежь полуголая ходит, мужики в спортивных штанах, женщины в ночные пижамы одеваются и так, без стеснения, повсюду появляются, заменяя изредка пижамы на домашние халатики. Народ перестал за собой следить и только в церковь или на праздники достают из пыльных шкафов праздничные костюмы и платья, а тут на-ко сарафаны!

Светланка к тому же девчонка улыбчивая, всегда словоохотливая, с белой косой до пояса, ну кто же сейчас косы носит? Когда в моде короткие прически – кудрявые одуванчики, а у молодежи – мальчиковые стрижки?!