Адам Бесподобный

– Общество неподходяще, – окинув подруг долгим взглядом, ответил Адам, – не развитые, ничему не учащиеся люди, деградирующие в мирке материальных ценностей, будут вызывать у развитой души отвращение. Ведь это отвратительно пренебрегать ответственностью за вверившуюся тебе женщину и заделав ей ребенка, выбросить прочь, будто ненужную, износившуюся, старую вещь. Но такое происходит сплошь и кряду. Отвратительно бросать в беде родственников и друзей, отворачиваться в самый тяжкий момент их жизни, говоря, ну, как-нибудь без меня, пускай, выбираются, может, кто другой поможет. Отвратительно, когда с виду порядочный человек оказывается развратным мерзавцем добивающимся от нормальной женщины и матери-одиночки лишь одного, переспать, а после, делая чрезвычайно занятой вид, бросить ее так, как он проделывал десятки, сотни раз с другими женщинами, а иногда не гнушался нагадить в душу и безутешным вдовушкам.

– Это спорт такой? – тихо прервала его размышления, Зоя. – Гадить в душу одиноким, но все еще надеющимся на семейное счастье дамам?!

– Спорт, – подтвердил Адам, взглянув в глаза Зои Михайловны.

– И многие занимаются подобными вещами?

Адам задумался, пытаясь дать правдивый ответ, заинтересованность девочек была ему понятна, никто не горит желанием попасть в лапы негодяя…

– К сожалению, – вздохнул Адам и не договорил, без слов, глядя в наполнившиеся слезами глаза подруг.

***

Оглянувшись на Адама, Катя вопросительно подняла бровь.

– Хозяюшка ты моя, – похвалил он молодую женщину.

Свою улыбку Катя спрятала в платке, поднеся его ко рту, чтобы скрыть довольные смешки.

Статус замужней женщины – новинка для некрасивой одинокой вековухи.

В девчонках она часто представляла себе замужество и детишек по лавкам, и мужа-хозяина. Перешагнув рубеж в сорок лет, фантазировать перестала, погасила вспышки зависти, когда школьные подружки, одна за другой, обрастали детьми, а иные и внуками.

Осторожно взглянув на мужа, Катя улыбнулась, руки ее невольно скользнули к животу.

От Адама не укрылось ее движение материнского счастья.

– Что это? – показал он пальцем на живот жены.

– Слишком рано, чтобы быть заметному, – прикрыла она ладонью.

Адам обеспокоенно выдохнул:

– Погоди, мы не молодые уже, верно?

– Ты не молодой, – возразила Катя и испугалась, что выдала свои потаенные мысли.

– Над нами смеяться будут, – нерешительно предположил Адам.

– Пусть, – упрямо вздернула подбородок Катя.

Шумно выдохнув, Бесподобный направился к бабке Пелагее, ребенок – не шутка, на пенсию «молодому» отцу его не потянуть.

Катя проводила мужа задумчивым взглядом, она уже успела подсчитать все возможности ее с ребенком успешного выживания.

В условиях воровской Едроссии сельские жители, оставшиеся без возможностей элементарного заработка, устраивались торговать при федеральных трассах или просто сидя на обочине оживленной дороги.

Пока старый муж валялся с сердцем в больнице, Катя не сидела, сложив руки.

Не желая остаться без детского пособия, она устроилась на консервный завод, что дымил через пять километров (это, если по едва заметной тропинке идти через болота) в соседнем поселке.

Рябую, хозяин предприятия взял в работницы с удовольствием. Откуда ему было знать, что он принял беременную и через семь месяцев обязан будет по закону отправить ее в декретный отпуск, пускай на нищенское, но все же пособие?

Катя была уверена в дальнейшем будущем своего ребенка еще и потому, что деревенские яйца, что несли многочисленные куры, высоко ценились городскими жителями, проносящимися по московской трассе, неподалеку от их дома.

Коровье молоко, творог и сливочное масло тоже пользовалось успехом.

И, если подумать, торговать можно было и вечером, после смены, в выходные.

Вернувшийся с Пелагеей, Адам завороженный неестественной силой воли жены, молча, внимал ее доводам, ощущая недоумение и растерянность перед катастрофой будущего рождения ребенка.