Цена равенства

– Папочка, ты когда приедешь?

– Скоро, Катёнок, скоро. Как только бабушке станет лучше.

– А когда ей станет лучше?

Да, когда, по твоим расчетам, бабушке Зое станет лучше? Недели хватит или ты планируешь, что моя мать впадет в длительную кому? Такая перспектива тебя бы очень порадовала!

Ты ни разу не подошла к трубке, хотя я постоянно просил дочку позвать тебя – чем отговаривалась перед ребенком, солнышко? А по мобильнику сразу же давала отбой. Надеюсь, у тебя хватило ума не заносить мой номер в черный список? Танька, сколько можно разыгрывать из себя оскорбленную невинность? Ты же не дура, понимаешь, что мы не можем просто так разбежаться: у нас дети, дом, совместное имущество. Да и не хочу я разбегаться! А ты уперлась в своем долбаном упрямстве.

В общем, я решил слегка ускорить события: обычно после зарплаты я сразу же перебрасываю деньги на твою карточку, но в этот раз решил ненадолго придержать перевод и посмотреть, как ты отреагируешь. Ведь на твой нищенский галерейный оклад больше недели не протянешь, да и то в режиме жесткой экономии – так что придется тебе, солнышко, отказаться от глупых обид и вступить со мной в переговоры.

Деньги – это вечный повод для семейных ссор. Деньги и моя работа, важность которой ты категорически не хочешь признавать – тебя всегда раздражало, что я много работаю. Ты бы хотела, чтобы я сидел дома, играл с детишками, а деньги сами собой капали на счет? Но надо быть реалисткой! Состояний в наследство мне никто не оставлял; всего, что имею, я добился сам, своим собственным горбом.

Ты не возражала, когда через два года после свадьбы я решил создать собственный бизнес – у нас только-только родился Данька, и твой конфликт с матерью перешел в острую фазу. А денег, чтобы снять отдельное жилье, не было – мы существовали на мою более чем скромную зарплату и редкие благотворительные подачки от твоих родителей. Я должен был взять на себя ответственность за материальное положение семьи!

В первое время я приходил домой только спать – валился в койку и сразу же отрубался. Мне, как технарю, нужно было многому учиться на ходу – разбираться в нечеловеческом законодательстве, хрен знает, для кого написанном, въезжать в финансы, налоги, в бухгалтерский, мать его, учет… Черт, у меня голова пухла от всех этих долбанных премудростей. Стартовый капитал, собранный с миру по нитке, таял со скоростью мартовского сугроба, и я не представлял, когда же начнется отдача, хоть самая мизерная. А пока я всем был должен, должен, должен.

Ты сидела дома с Данькой и ныла, что тупеешь от ежедневных кашек и какашек, злилась, что я уделяю тебе слишком мало внимания, и ты совсем не видишь меня. Говорила: наш сын забыл, как выглядит его отец. Сын был нашим, а бизнес – только моим, хотя я впрягся в него ради вас. А тебе не приходило в голову, солнышко, что создать компанию с нуля – это почти то же самое, что вырастить ребенка? День за днем я нянчил ее, кормил деньгами и идеями, выгребал дерьмо. Я не рассчитывал, что ты будешь помогать – хотя бы не мешала, надеялся, ты оценишь мою жертву: я отказался от аспирантуры, хотя все вокруг твердили, что сын Леонтия Звягина просто обязан пойти по стопам Великого Отца и внести достойный вклад в российскую науку. Но в науке платили жалкие гроши: ты бы до сих пор так и ругалась на кухне со свекровью.

Но постепенно от бизнеса закапали кое-какие денежки, и тебе это понравилось. Сначала мы сняли квартиру в жопе мира – в Южном Бутове – и съехали от матери, а еще через год купили собственную двушку. Какой это был для нас праздник, помнишь? Ты танцевала по комнатам и мечтала, как все здесь переделаешь и обустроишь по-новому. Тогда я был частично оправдан и даже вознагражден длинным марафоном супружеской любви.

Бизнес раскрутился, и наше благосостояние стало расти с каждым годом: квартира на Садовом, машина, вторая – для тебя, загородный коттедж на Новой Риге. Но каждый новый приз на лестнице жизненного успеха воспринимался тобой как нечто само собой разумеющееся. Почему-то в твоей голове никак не выстраивалась очевидная причинно-следственная связь: моя ломовая работа и результат в виде притока материальных благ.

Компания по-прежнему сжирала все мое время; ее невозможно было никому поручить, чтобы самому жить на дивиденды, да я и не хотел – мне было интересно заниматься бизнесом. Надо было постоянно мелькать в деловой тусовке, поддерживать связи, заводить нужные контакты, отслеживать, что новенького появлялось на рынке и в какую сторону развивались технологии. В общем, если ты вошел в эту реку, обратно тебя может вынести только трупом.

А ты, видите ли, устала сидеть дома, тебе было скучно, и ты доставала меня своими бесконечными жалобами и претензиями – брюзжание стало звуковым сопровождением нашей семейной жизни. И чтобы хоть чем-то занять тебя, я предложил нанять для Даньки няню, а самой пойти на работу: вот тут-то и подвернулась твоя подружка Инка с подаренной Барацем галереей. Денег твоя работа не приносила, да и не нужно было: я был счастлив, что ты перестала меня пилить! Мы стали благополучной семейной парой: я – успешный предприниматель, ты – профессиональная галеристка, эксперт по современной живописи. Вместе мы посещали разные светские тусовки: выставки, премьеры, хэппининги-опенинги, бизнес-ужины, где ты с наслаждением играла роль светской дамы и ненавязчиво хвасталась перед новыми знакомыми нашими последними приобретениями.

А потом настал чертов две тысячи восьмой. В мае мы пережили стресс президентских выборов, но закончились они предсказуемо – к власти пришел политический мутант Медвепут. Летом стали доноситься тревожные слухи про кризис ипотечного рынка в Штатах; казалось, что нам до Штатов – у них свои проблемы, у нас – свои. Я по этому поводу не особо парился, а следовало бы… В августе грянула Грузинская война, все опять напряглись, но через пять дней мы победили, и в памяти остался только образ жалкого клоуна Мишико, пожирающего собственный галстук. Год перевалил за середину, мне показалось, что все испытания уже позади. Хрен собачий! Все только начиналось: в ноябре стабильность рухнула к черту вместе с рублем. У меня все было завязано на китайские поставки, расчеты по которым шли, естественно, в долларах. И я, дебил, додумался взять в конце августа долларовый кредит на развитие бизнеса.

Ты даже представить себе не можешь, что это такое – сидеть, будто примороженный, перед монитором и следить, как ползет вверх этот долбанный биржевой курс. Абстрактные циферки, которые, казалось бы, не имеют к тебе никакого отношения, но в них – твоя судьба.

Вскоре жизнь превратилась в ночной кошмар: ты мечешься в суетливых попытках приостановить крах, пытаешься цивилизованно о чем-то договориться, но везде – полная жопа, и от тебя ничего не зависит. Клиенты разрывают договора, на балансе одна дебиторка, и я не знаю, как выбить деньги – у всех стандартный ответ: денег нет, ждите. А как ждать, если долг растет каждый день потому, что меняются эти сраные абстрактные циферки?

Единственный разумный выход – перекредитоваться и зафиксировать курс доллара. Иду в банк, а там сидит этакий лощеный пацанчик в пиджачке с галстучком – сразу видно, что только вчера из института выскочил. Сам из себя ни черта не представляет: ничего не создал, ничем не рисковал. Но он, хрен собачий, – сотрудник солидного банка и едва не лопается от чувства собственного достоинства. И начинает засирать мне мозг на тему: «Я понимаю ваши проблемы, но вы сами подписывали кредитный договор, и его условия надо выполнять». Он понимает мои проблемы… Да мои проблемы ему даже не снились! Короче, ничего не вышло.

А у меня в штате люди, им зарплату платить надо. На счете ноль; то, что изредка капает, банк списывает в безакцептном порядке. Я прошу людей потерпеть, подождать, когда появятся деньги; они меня слушают, а сами соображают: пора валить. Даже мои высокооплачиваемые топы, дебилы, только имитируют антикризисную активность, они-то знают, что рискуют только зарплатой. А я – всем! Конечно, в восьмом году за долги уже не стреляли и не взрывали, как в девяностых. Но риск оказаться вместе с тобой и сыном на улице реально был.

Знаешь, каково это – чувствовать полную беспомощность, и осознавать, что не смог, не оправдал, что подвел всех? Особенно когда только-только распробовал вкус успеха. Черт, мне так нужна была твоя поддержка, твоя вера в меня. Неужели ты не понимала, как мне было дерьмово? Я не спал ночами – не мог остановить поток мыслей об одном и том же: «Где взять деньги? Где, черт побери, взять эти сраные деньги?» Да, я не грузил тебя своими проблемами – не хотел, чтобы ты считала меня слабаком. И до последнего скрывал, насколько хреново шли мои дела.

Помню, как однажды пришел домой; у меня в тот день уволился коммерческий. Настроение – дерьмо, хотелось залиться коньяком по самое горлышко и побыстрее вырубиться. А тут ты:

– Звонила Юлия Сергеевна. Данила принес в школу крысу. Он практически сорвал урок: Юлию Сергеевну чуть удар не хватил. Ты должен поговорить с сыном. Он растет хулиганом!

Черт, не хватало мне только разборок по поводу крысы! В, конце концов, это ты, мать, отвечаешь за воспитание ребенка! Я в сердцах рявкнул на тебя, а ты раскричалась, что я эгоист, и что мне наплевать на семью. Вот так мы и жили!

В начале две тысячи девятого я сломался и произвел бизнес-эвтаназию: ликвидировал компанию, распродал активы и выплатил долги. Денег, естественно, не хватило, пришлось расстаться с кое-каким семейным имуществом. Ты плакала и упрекала меня, но иного выхода все равно не было: мы лишись коттеджа, одной машины и гаража, зато квартиру удалось сохранить. Месяца три я сидел без работы, раскидывал резюме по крупным компаниям, но отовсюду получал отказ – таких, как я – жертв кризиса – на рынке оказалась чертова пропасть, предложение явно превышало спрос. А потом позвонил Вовка Львов (человечище!) и пригласил меня к себе в госструктуру. Я думал, это временно, пока кризис не кончится, но потом привык и оценил положение наемного работника: денег меньше, зато по ночам лучше спишь, и зарплату получаешь гарантировано и без задержек. Стресс, видишь ли, отлично прочищает мозги и помогает правильно расставить приоритеты.

Может, и ты, наконец, поймешь, что для тебя важнее: твое уязвленное самолюбие или нормальная семья. Сколько времени тебе нужно для просветления, солнышко?

Глава 5

С тех пор, как ты ушел, прошло пять дней. Наверное, самых ужасных дней в моей жизни. Ничего не хочется, жить не хочется. Только плакать. Самое мерзкое – это просыпаться по утрам. Во сне мозг, напичканный снотворным, забывает о горе. И даже старается утешить меня. Извлекает из памяти какое-нибудь доброе воспоминание. Где мы с тобой вместе, где ты все еще любишь меня. Во сне я бываю счастлива. Теперь только во сне. А потом – звонок будильника. Как я ненавижу этот звук! Дз-з-зынь! Звонок распарывает мягкий уютный кокон забвения. И я снова погружаюсь в вязкую трясину существования. Где надо что-то делать, куда-то ходить, с кем-то разговаривать…. Только непонятно зачем.

Иногда я пытаюсь представить себе, как просыпаешься ты. В чужой постели. Рядом с чужой женщиной. Ненавижу тебя! И презираю себя за то, что не могу перестать думать о тебе.

Моя самооценка ушла в минус. Я испытываю… стыд. Странно, виноват ты, а стыдно мне. Как будто я испортилась и стала недостаточно хороша для тебя. Постарела. Перестала соответствовать. А ведь я считала себя такой благополучной. Мне многие завидовали. А сейчас я превратилась в ничтожество. Брошенная жена.

На безымянном пальце тускло лоснится золотое кольцо. За долгие годы весь блеск стерся. А твое лежит в шкатулке – новенькое, сверкающее… Я хотела снять кольцо, но не смогла. Ни с мылом, ни с маслом. Оно вросло в палец, как врастают в дерево железные прутья ограды. Надо бы сходить в мастерскую, чтобы там распилили. Только след все равно останется.

Впрочем, нет, пока не буду снимать. Все заметят, что я без кольца. Начнут расспрашивать. Я никому ничего не рассказываю. Никому, кроме мамы. Не хочу, чтобы меня жалели! В сочувствии всегда есть доля злорадства. Так и представляю за спиной мерзкое шелестение голосов: «Смотрите, Звягина. Бедняжка. Как она постарела, подурнела. Представляете, ее бросил муж. Ушел к молодой любовнице».

Ты звонишь каждый день и по часу сюсюкаешь с Куськой. Старательно изображаешь из себя любящего папочку. А сам деньги детям не перечислил, лицемер! Да еще используешь дочку, чтобы подобраться ко мне. Просишь передать трубку маме. Оставь ребенка в покое! Неужели ты не понимаешь, что я не хочу с тобой разговаривать. Даже голос твой слышать не хочу! Нет, все ты прекрасно понимаешь. Просто тебе надо, а на мои чувства наплевать. Чего ты добиваешься? Хочешь заставить меня пресмыкаться перед тобой, выпрашивать деньги? Не дождешься!

Испытание деньгами – это проверка человеческого достоинства. Не уверена, что ты бы выдержал. Я знаю, как ты можешь хмелеть от денег. Видела это собственными глазами – в восьмом году, перед кризисом. Как ты зазвездился и решил, что все и всех можешь купить. Стал оценивать людей по принципу «сколько стоит». Может, даже и хорошо, что ты обанкротился…

Та-да та-дам! Телефон. А вдруг это ты? Нет, не хочу! Та-да та-дам! Да заткнись же! Все равно не подойду!

Трубку снял Данила и принес мне.

– На, мам, это тебя. Бабушка.

– Наша или бабушка Зоя? – опасливо спросила я: свекрови ведь не откажешь, а за ее спиной мог притаиться ты.

– Наша, – понимающе усмехнулся сын. – Спрашивает, как ты…

Слава богу! Хотя сейчас мне не нужна ничья жалость – даже мамина.

– Здравствуй, дочушка. Как ты? С Андреем не помирились?

Боже, опять про Андрея! Будто меня и спросить-то больше не о чем, как только помирилась ли я с тобой или нет. Будто никакой другой жизни помимо Андрея у меня не существует.

– Мам! Ну, хватит же! Андрей ушел от нас. И все, точка.

– Бедная моя девочка! Хочешь, я приеду?

– Зачем? – голос прозвучал резче, чем мне хотелось.

– Потому что я люблю тебя. И мне больно, когда ты страдаешь.

Раздражение моментально растаяло. Материнская любовь, в отличие от твоей, никогда не предаст. Я не выдержала и по-детски захлюпала носом.

Через сорок минут мамуля уже сидела на нашей кухне. Мы отослали Куську к Даниле и попросили не мешать. Сын все понял: он у меня умный и чуткий. Я горжусь своим мальчиком.

Уютно клокотал электрический чайник. Пахло теплым хлебом и сыром – по дороге мама прихватила в пекарне хачапури. Я думала, как это здорово – снова стать ребенком. Хотя бы на час. И выплакать все свои обиды на маминой груди.

– Андрей решил шантажировать меня деньгами, – пожаловалась я. – Он в этом месяце не перевел детское содержание. Ничего, представляешь, ни копейки!

Мама знакомым жестом вынула из рукава кофты и протянула мне стерильно-чистый носовой платок.