– Это иллюзия, – выговорила она с трудом. – Сейчас они уберут… сейчас…
От дыма текли слезы, раздирало горло, рвало кашлем грудь. Иллюзия иллюзией, но что-то у Тони с Густавом не заладилось. Таури огляделся. Кругом сплошная пелена, и сквозь нее подступают мрачные рыжие проблески. Ника вдруг пошатнулась и повисла у него на руках.
Задохнемся! Сдохнем, потому что вокруг не осталось ничего, кроме черной ядовитой тучи и дышащих жаром языков пламени. Он бросился на пол, одной рукой придержав безжизненно повалившуюся девушку, прижался щекой к ковру. Дымная пелена колыхалась в двух-трех сантиметрах от пола, и узенькое пространство оставалось чистым до самого конца холла – до окна, выходящего в сад. Таури вскочил, снова подхватив бесчувственную Нику, и сквозь пронизанный отблесками огня дым ринулся к окну.
Бежал он, казалось, бесконечно долго, обо что-то споткнулся, увернулся от кинувшегося наперерез темного силуэта, чуть не потерял направление, но все-таки не потерял, потому что с разгону врезался в стекло. Ноги ожгло, точно в них разом впилась сотня пчел. Таури глянул: по брюкам стремительно взбегали алые язычки. Вот один перепрыгнул на Нику, промчался по спине, оставив за собой цепочку алых точек… Иллюзия. Это всего лишь иллюзия. Здесь нет огня, нет дыма, тут чистый воздух, обширный пустой холл… Дым как будто немного рассеялся, и уже не так жгло ноги. Огня нет. Дышать легко, и не больно, совсем не больно… Перехватив Нику левой рукой, Таури с силой тряхнул правой – рукоять кинжала легла в ладонь – вдавил кнопку разрядника и острием обрисовал на стекле большой прямоугольник. Затем толкнул ладонью и под гуд упавшего, но не разбившегося стекла шагнул в сад.
Боль сразу отпустила, только першило в горле да пощипывало глаза. Таури сморгнул слезы, уложил Нику на траву и пощупал пульс. Бьется. Он оглянулся. Окно светилось спокойным желтым светом, а по полу как безумный катался и взбрыкивал ногами человек в черном трико, хрипел и мычал.
– Ч-черт…
Таури кинулся назад, в иллюзорный густой дым, распластался на полу. Где? Он вглядывался в полоску чистого пространства. Ничего не разглядел, но расслышал хрип и стоны. Бросился на звук. Дыма нет; ни дыма, ни огня… Темная пелена расступилась, Таури метнулся к извивающемуся телу, ухватил подмышки и сквозь поредевшие облака, сквозь поблекшее холодеющее пламя помчал обратно.
И тут все кончилось. Исчезла мутная пелена, погасли оранжевые языки, воздух стал чист и прозрачен, в пустом холле – прохладно и тихо. Таури затормозил, опустил свою ношу и огляделся в поисках Густава и Тони.
Они были в коридоре, далеко от холла. Скорчившийся Тони лежал на полу, Густав стоял, уткнувшись лбом в стену. Таури зашагал к ним.
– Тони… – Он закашлялся. До чего же ядовитой дрянью тут потчевали!
Громила зашевелился, сел и потер ладонями лицо.
– О-ох, как я плох, – простонал он. – Гус, тебя за это уволить мало.
– Меня за это наградить надо много, – Густав оторвался от стены. – Иллюзия с тремя степенями защиты – ты можешь себе такое представить?
Тони помотал головой, потрогал разбитую в кровь губу.
– Не могу.
– И я не могу, – подхватил космоспасатель. – О чем вы толкуете, ребята?
– Да видишь, что натворил, будь он неладен, – Тони поднялся на ноги.
– Кто?
– Бес его знает. Один из наших славных постояльцев. Твоя крыса имела одну степень защиты: пальцами щелк – и нету. А здесь вон что учудили: мы сняли первую защиту, добрались в дыму до пульта – вот он, – громила указал на стену, где светились завитки какой-то абстрактной картины, – сняли вторую, ждем – и шиш. Полыхает по-прежнему. Я уж думал: настоящий пожар.
– Ну, и?
– Ну и вот. Хорошо, Гус додумался, а то бы так и сгинули все к чертовой бабушке. Зараза какая! И денег ведь не пожалел – такую прорву вгрохать надо было.
Из холла донеслось жалкое блеяние.
– А Ника-то где? – встрепенулся Густав. – Ника! – он двинулся к холлу. – Ни-ка-а!
– Она в саду, – сказал ему вслед Таури. – За окном.
Задержала прищурился.
– А как она туда попала, позволь спросить?
– Надо же было девушку спасать, пока вы тут в пультах ковырялись.
– Но наши окна ни одна собака не разобьет, не откроет.
Таури усмехнулся, хлопнул задержалу по спине.
– У нас, космических пиратов, не зря оружие имеется. Им все можно делать – и стекла бить, и стены ломать, и цыплят жарить.
Громила сдвинул брови, раздумчиво хмыкнул.
– Когда будешь жарить цыплят, меня позови – я вина принесу. Он у тебя вроде дезинтегратора?
– Нет. Но все равно хорошо работает: малая кучка пепла остается. Что от человека, что от гигантского ящера.
Задержала оглядел Таури – с головы до ног и очень, очень внимательно.
– А покажи-ка, мил человек, мне еще раз свое разрешение.
– Пожалуйста. Не доверяешь, но я не обижаюсь. – Таури протянул руку. – Скажи-ка: здесь на этаже никого нет?
– Еще как есть! – Тони закончил инспекцию. – Во всех номерах. А что?
– Никто не вышел на шум и крики. Обычно чуть что – изо всех щелей народ лезет. А тут как вымерли.
Тони усмехнулся.
– Дураков нет дым глотать. Простое правило: если не хочешь себе неприятностей, подожди, пока откричатся и перестанут. Развлечений у нас и без того хватает, никто не жалуется. Пойдем, братец, я тебя в номер отведу. Вижу, ты совсем умаялся.
Таури подобрал в холле сумку и пошел к Тони, который остался ждать в коридоре.
– А почему…
Задержала театрально всплеснул руками и схватился за голову.
– Опять «почему»! Ты безнадежен.
– Абсолютно, – согласился Таури. – Почему, если пульт в столе неисправен, дежурные сидят рядом с ним, в холле, а не в коридоре?
– Потому что тут вообще должны сидеть не влюбленные, которым только и дел, что целоваться, а трое мужиков по разным углам, у трех пультов.
– Угм. А мы могли бы в дыму задохнуться?
– Запросто. Наши иллюзии надежны и крепки. Особенно, если с тремя степенями защиты; голову скрутил бы тому удальцу, который нас тут потешил.
– Давай скрутим, – невинно предложил Таури.
– Найдешь его, как же. Жертв нет – и виноватых тоже.