Подземный-Каменный

Солнце просвечивало речку до дна, выдавая стаи мальков. Над водой носились синие и зеленые стрекозы, присаживались на листья кувшинок, снова срывались и куда-то летели. Луг вдоль реки дрожал от стрекота кузнечиков.

Впереди уже ясно виднелись белые и красные черепичные крыши, густая зелень садов. Огороды тянулись вдоль реки по другую сторону села; отсюда не разглядеть.

– Марию нужна дочь – колдунья, – втолковывал Лиху Эр-Ветер. – Ты слышал: если она выйдет замуж, настоящей колдуньей не станет.

– Но он ни слова не возразил, когда мы с Марийкой друг дружке глянулись. Ей не запрещал, меня не гнал.

– Нужен ты ему – оттого и не гнал.

– Какая с меня польза? Я узор на столе быстро сделал, а после только к Марийке приходил.

– Для того и нужен – за Марийкой ухлестывать. Чтоб влюбилась она, чтобы женщина в ней проснулась.

– Эр, что ты плетешь? Да ежели б мы с ней чего, чтоб она женщиной стала…

– Тут-то Марий бы тебя сразу прикончил, – подхватил Эр-Ветер без усмешки. – Ничего ты не понял. Родители за Марийкой в восемь глаз смотрели, чтоб не забаловала. Похоже, и заклятье-недотрогу наложили для верности. Колдуну надо было, чтоб душа женская в ней встрепенулась, любви запросила. На обычных парней его дочь смотреть не желает, молодых колдунов поблизости нет. Пришлось обратиться к единственному, кто ей подходит. К тебе. Она и влюбилась, хотя мать явно против. Теперь из нее настоящую колдунью можно сделать. А иначе не получается.

Это Лих уразумел. Из девчонки, которая в куклы играет и ни о чем серьезном не думает, колдуньи не выйдет.

– Ладно. В Марийке что-то нужное объявилось. Но людей-то Марию зачем убивать?

Эр-Ветер остановился, и коняшка потянулся к свежей кротовине у тропы. Земля по краям кротовины зашевелилась, показались и заскребли серые кожистые лапки. Из дырки высунулся крот, подался навстречу коняшкиной морде. Носы сблизились, крот и Гордец вежливо друг дружку обнюхали.

– Что сказал бы твой отец, если б ты при нем за Марийкой приударил?

– Он бы запретил. Отец шибко Мария недолюбливал.

– Воспретил бы, – кивнул Эр-Ветер. – А ты бы послушался?

– Н-нет, – ответил Лих не слишком уверенно. Попробовал бы он отца не послушать, когда тот был жив! А с другой стороны – как бы отец стал ему на дороге? Да за Марийкой Лих на край света бы побежал. На крыльях бы улетел, если что. – Нет, – повторил он решительно. – Не послушался бы.

– Сидел бы ты дома на лавке, водой с головы до пят облитый. И к Марийке бы не ходил. Вот что было б, будь жив твой отец. Марий это понимал и от него загодя избавился. А теперь, когда вы с Марийкой о свадьбе задумались, самое время избавиться от тебя.

– Зачем? Если на Марийке – заклятье-недотрога, на кой хорь меня убивать?

– Никакое заклятье против любви долго не выстоит, – промолвил Эр-Ветер, глядя вдаль, где река исчезала за поворотом.

Впереди, шагах в ста, к берегу приближалась ватага мальчишек. Один тащил большую корзину, а остальные скакали вокруг, махали руками, орали и хохотали.

– Эр, вот ты говоришь: Марий убил. Ладно; я верю. И что делать дальше?

– Есть три возможности: отомстить, простить либо ославить. Что выбираешь?

Лих потоптался, размышляя. Мстить отцу Марийки? Принести своей милушке горе? Нет, ни за что. Тогда – простить? Невозможно. Ославить перед односельчанами? Чтоб они сообща решили, к кому из владык взывать о справедливости? Опять же – Марийке горе. Да и кто поверит словам чужака, пусть он хоть трижды внук Воздушного-Ветреного? Марий-то – свой, годами проверенный. Он и людей от хворей исцеляет, и скотину; от пожара дома заговаривает, поля сберегает, волков отгоняет от выпасов. Кто согласится, что такой хороший колдун мог человека сгубить? Люди скажут: каменный сам в речку свалился, нечего на безвинного колдуна напраслину возводить.

– Эр, я не знаю, – сознался Лих.

– Пойдем-ка, – Эр-Ветер двинулся к шумным мальчишкам. – По-моему, они князя славят.

Корзину поставили у воды. Мальчишки скакали рядом, дрыгали ногами, орали и визжали, будто их режут. С полдесятка были в цветных рубахах, ярким шнуром отделанных, – не из бедных семей, из зажиточных. Самый мелкий, в дырявой рубашонке и прохудившихся штанах, не прыгал, а стоял над корзиной, заглядывал внутрь нерешительно.

– Давай-давай! – вопили старшие. – Слава князю! Не трусь! Слава владыке! Новому, всемогущему!

Малец достал из корзины что-то черное.

– Бросай! Как надо бросай, далеко!

– Не сметь! – рявкнул Лих, разглядев, что у мальца в руке. Сорвался бежать. – Башку оторву!

Мальчишка держал за уши черного крольчонка. Крольчонок дергал лапами и тонко визжал; за ором мальчишек его почти не было слышно. Увидев подбежавшего Лиха с Эр-Ветром, малец с перепугу бросил зверька в речку. Ударившись о воду, крольчонок камешком ушел на мелкое, высвеченное солнцем дно. Старшие мальчишки завопили, заулюлюкали. Их было много. Они Лиха не испугались, а уж Эр-Ветра – и подавно.

Смешанка летом теплая, не смертельная. Лих бросился в воду, выловил утопленника, встряхнул его, держа за задние лапы. Зверек задергался, зачихал. Поживет еще, бедолага. Жалкий мокрый скелетик.

Лих выбрался на берег. Вода текла с него ручьями, одежда прилипла к телу. Хоть и прогрело солнце речку, однако ноги быстро наливались тяжестью, шагали неуклюже.

Мальчишки загоготали. Видно, самим себе казались взрослыми и сильными.

В корзине льнули друг к дружке еще три черных крольчонка. Уши прижаты, глаза перепуганные.

– Где взяли кролей, подлецы?! – загремел Лих. – У кого сперли?!

– У твоей мамки! – с хохотом крикнул кто-то.

– У твоей милки! – выкрикнул другой, корча рожи.

– А чего они черные? – начал объяснять малец, которому старшие поручили кроличью казнь. – Все кроли белые, серые. А тут – черные. Таких надо топить.

– А давай я тебя утоплю, – предложил Лих, свирепея.

– Меня-то чего? – Мальчонка попятился.

– Князя восславлю! – Лих поймал его за шиворот.

Малец заверещал; кругом гоготали.

– Топи! Слава владыке! Князю радость! Всех наградит! – вопили паршивцы наперебой.

Малец ругался, молотил воздух кулачонками, пытался Лиха пнуть. Мальчишки помирали со смеху. Один схватил мальца за руку и дернул к речке – Лиху помочь, дело ускорить. Лих отвесил внушительную затрещину; гаденыш с визгом покатился по траве, прочие загоготали пуще. Отменная вышла забава.

Свистнула, рассекая воздух, цепь. Обвилась вокруг шеи самого длинного – в красной рубахе, подпоясанной золотым шнуром с кисточками. Парень выпучил глаза, схватился за горло, захрипел. Эр-Ветер за цепь притянул его к себе. Вмиг стало очень тихо; одни кузнечики кругом стрекотали.

– Это ты научил кролей топить? – проговорил Эр-Ветер в красное, пухнущее лицо.

– Хр-рр… Нн-ня-а…

– Ты научил?

– Он, он, – угодливо сообщил кто-то.