Влечение

Я запуталась окончательно. Стянула с батареи быстро высохший платок. Но он не давал мне ответа ни на один вопрос. Только новых добавлял. Почему черный? Почему Макс так отреагировал на вид крови?

Я так и уснула, сжимая платок в руке. И мне снился Макс. Вот он улыбается Маринке и дает ей цветы… Вот внимательно смотрит на меня из темноты мастерской… Вот поворачивается к своей красивой спутнице… Вот он падает передо мной на колени, его трясет…

Утро началось с вопросов.

– Что с тобой?

Мама стояла в прихожей – строгий костюм подчеркивал фигуру, легкий макияж, художественно растрепанные волосы. Как всегда, красива, как всегда, собранна… Но я тут же обо всем забыла, потому что за распахнутой входной дверью на коврике увидела спортивную сумку. Мою спортивную сумку.

– И давно ты стала бросать свои вещи на улице?

– Недавно, – пробормотала я, нерешительно выходя в прихожую.

Сумка была как новенькая, словно ее только что принесли из магазина. А ведь вчера она и на земле успела поваляться, и ногами по ней пару раз прошлись. Но никаких следов не было. Я бы, наверное, не сильно удивилась, если бы спортивный костюм внутри оказался постиранным и выглаженным.

– Май, у тебя ничего не болит? – проявила заботу мама. – Как твоя рука?

Я нахмурилась. Чтобы понять, болит что-то или нет, надо разобраться, проснулась ли я. Меня до сих пор не покидало ощущение, что я сплю.

Руку неприятно покалывало, но была надежда, что обойдется без воспаления.

– Все прошло, – пробормотала я, копаясь в сумке.

Я ждала записки, чего-нибудь, что могло объяснить странное поведение Макса. Но никаких подсказок мне оставлено не было. Может, на лестнице что-нибудь есть?

Я выглянула на лестничную клетку. Дом жил привычными звуками – шумел лифт, шаркали шаги, этажа на два ниже надрывно кашляли, пахло табаком, скрипела незакрытая рама.

– Поешь как следует. – Мама вышла за мной следом. – И постарайся больше не подходить близко к заборам. – Она повернулась к лифтам, но на секунду замерла. – Ты ничего не хочешь мне рассказать?

Я помотала головой. Как я могу что-то рассказать, если сама ничего не понимаю…

Подъемный механизм лифта застонал, жалуясь на тяжелую жизнь и работу без выходных. Сейчас мама спустится вниз, пройдет мимо двери мастерской…

Сердце мое непроизвольно сжалось.

Как бы мне хотелось оказаться на месте мамы, подойти к мастерской и – уверенно постучать в дверь. Мне откроет Макс, улыбнется, мы вместе выпьем чаю, и он все объяснит. Даже может ничего не объяснять, пусть все остается как есть. Только бы увидеть его, увидеть прежним, чуть отстраненным, с холодным равнодушием в глазах. Да пускай хоть ругается, лишь бы был рядом.

Макс!

Я вцепилась в перила, чтобы не упасть от собственных фантазий.

Хлопнула дверь подъезда – мама вышла. И тут же у меня за спиной щелкнула, закрываясь, дверь на наш этаж. Открытая дверь в квартиру осталась там, за деревянной перегородкой, преодолеть которую без ключа невозможно.

Я машинально подергала дверь, пробормотала: «Сим-сим, откройся!»

Не подействовало.

Стоять на лестничной клетке, где по ногам тянет сквозняком, а сверху на тебя глядит недобрый глаз запертой двери на чердак, было не очень уютно. Звонить по соседям с просьбой открыть? Ага, они откроют – а тут я в пижаме. Нет, лучше смерть под дверью.

По-настоящему удариться в панику я не успела. Дверь рывком распахнулась, выпуская Валеру, вечно пьяного и небритого жильца соседней квартиры. Он удивленно озирался, бесконечно поддергивал растянутые треники и что-то бормотал себе под нос.

– Ты чего тут? – хрипло спросил он, недобро глядя на мой явно не уличный наряд. Хотя не думаю, что с перепою его что-то в моем виде удивило.

– Стою, – так же хрипло ответила я и проскочила в свою квартиру. Но прежде чем закрыть дверь, все-таки выглянула.

Валера тоже не задержался на холодной лестнице. Последний раз подтянул штаны и побрел домой.

Я не стала задумываться над его странным поведением, о том, зачем он вообще выходил, а только крепче обняла сумку и отправилась в свою комнату. С сумкой расставаться не хотелось, ведь она была в руках у НЕГО. Может быть, он даже ее мыл. И о чем-то думал. Жаль, что его мысли не отпечатались на боках из искусственной кожи. Ведь почему-то он ее принес, да? Специально возвращался к месту драки, искал в темноте, отчистил, поднялся на двенадцатый этаж, как-то преодолел коридорную дверь… Всего каких-нибудь пять минут, но он был совсем рядом!

Кстати, а ведь у меня тоже есть, что ему вернуть! Я отбросила сумку и начала искать платок. Он нашелся под подушкой, холодно-черный, из блестящей шелковой ткани. Я расправила его ладонью. Покалываний больше не было. Значит, мне только показалось, приснилось…

Хватит мечтать! Может быть, я прямо сейчас и увижу Макса! Я провела чуть теплым утюгом по платку и побежала одеваться – свитер, джинсы, кроссовки. Лифт знакомо заворчал, опуская меня с моего поднебесья на землю.

Где бы его оставить? На коврике? Глупо. Затопчут. Подсунуть под дверь? Позвонить и без лишних слов передать? А если разбужу? А если откроет Леонид Леонидович, и Максу потом придется объяснять, как его платок оказался у меня? Значит, звонки отменяются.

Минуту я топталась около мастерской, соображая, как быть. Прицепить к торчащему проводу звонка? Ага, а потом меня же обвинят в том, что звонок перестал работать. Прикрепить к ручке двери? Идея! Привязать к ручке и оставить записку с лаконичным «Спасибо!», или «Если бы не ты…», или «Никогда не забуду…».

Глупо, обойдемся без сентиментальности. Хватит и того, что он помнется. Зря гладила.

Я привязала платок к ручке двери, щелкнула по нему пальцем и побежала на улицу.

Во дворе стояла машина «Скорой помощи». От одного ее вида мне стало тревожно. Что еще могло случиться в нашем доме?

Около лавочки топтались старушки. Надо же! За эту неделю я успела от них отвыкнуть. По причитаниям и вздохам стало понятно, что в их сплоченных рядах стало на одну меньше. В голову некстати полезли мысли о воющей собаке и о кладбище.

– Ох, время-то какое… – качала головой одна. – Тяжкое!

– Тяжкое, тяжкое, – мелко кивала ей в ответ вторая. – Неделю на улицу выйти не могу. И неспокойно как-то.

Неспокойно…

Неспокойно…

Неспокойно…

Что происходит-то?

Прочь, прочь, скорее прочь! Не хватало дождаться, когда санитары понесут тело…

Я не свернула на детскую площадку. При свете дня все здесь выглядело не так зловеще. Горка, песочница, погнутая карусель, сломанный палисадничек. Уж не сюда ли улетел один из дзюдоистов, или кто они там, те спортсмены? Натоптано так, словно тут резвилось стадо слонов.

А может, и правда ничего не было?

Рука болезненно запульсировала.

Уговорили, было.

Уроки вот-вот должны были начаться, пришлось пробежаться. В дверях школы я столкнулась с Синицыным. Очень хотелось вложить в свой взгляд побольше ненависти, чтобы пригвоздить этого дурака к стене. Но Петька даже не посмотрел на меня. Равнодушно хмыкнул, поворачиваясь спиной.