Улиткин Дол

– Короче, теперь вместо гигантского кошмара есть аккуратный кружок с озерцом посередине, – заключил Серый-москвич. – Это мечта.

После путешествия все разошлись по комнатам, как порекомендовал Сол. Мысли и чувства штормили внутри.

«Собственное Тело Света… Я многомерен от природы… Да, лысый Грек говорил на занятии». Яша тёр ладонью лоб, нос и щёки, как будто бы они чесались. «Эта многомерность вообще зачем? Стоп. Если измерений сознания в нашей Вселенной… тринадцать? В каждом нужно тело для обитания. Точно! В каждом измерении своя физика и своя биология. И химия, наверное».

И тут Яша заметил на подоконнике картонный крестик с маленьким металлическим распятием. Эту штуку Марьяна привезла ему из Израиля два года назад. Но по идее сейчас она должна была лежать в комнате Яши на Доске на полке перед зачитанным томиком Гоголя. В пыли.

«Что бы это значило?» – этот вопрос перенёс Яшу на Доску. Он, окончательно проснувшись, осознал, что проехал только одну станцию метро.

Глава 14. Людка и компания

На следующий день утром Яша вспомнил, что ему успело присниться под утро, как он летал и летал над Пятой Москвой среди тёплого ветра, и все огни чудесного Города пели ему в ушах хором восторга, но будильник не дал возможности совершить посадку.

Сегодня было воскресенье, и Яшу ждали Барсук с Лапкой. Программа выхода была грандиозная: Барсук сказал, что познакомит Яшу с человеком, который делает в Москве порталы.

– Прямо так и делает? – спросил Яша, нащупывая в кармане картонный крестик с распятием, который он, сам не зная зачем, прихватил с собой.

– Портал – от слова «дверь» – проход в иное измерение, – сказал Готик.

– Или проход в другую точку земного шара, – важно добавила Лапка, крепко держа за руку Готика, который морщился от моросящего снежного дождика. – Представляете, Готик вчера сделал заявление: я, говорит, теперь не мальчик, я – солнце.

– Правильно, солнца давно не видно на небе,– продолжал Барсук, поправляя на Готике красную вязанную шапочку. – Так вот, парня, к которому мы направляемся, зовут Джимми Даждьбог, и он писатель, может, слыхал?

Яша подскочил: этого Джимми знала вся страна, потому что он писал книжки про московских ведьм, а режиссёры снимали про это кино. Но личная жизнь Джимми была намеренно покрыта тайной: он скрывался.

– А что, он тоже из Дола?

– Нет. Он, знаешь ли, писать-то пишет, но не в сознании, – отвечал Барсук вяло. Яше показалось даже, что он не очень хочет идти к этому Даждьбогу.

– То есть?

– Неграмотный по-нашему, – уточнила Лапка.

– Из «спящих». Верит только своей маме, а знаний практических почти ноль.

– Ну, а зачем мы к нему…

– Поддержать. Вообще, как говорит один его герой: «Не бывает случайно, бесполезно и не вовремя». Нам сюда.

И Барсук первым свернул к какому-то подъезду.

Джимми оказался маленьким, щуплым и каким-то несчастным: несчастные плечики, несчастные джинсики и вялые уши. Большая однокомнатная квартира на Чистых Прудах была плотно заставлена старой мебелью так, что казалась реквизиторской на «Мосфильме». На предметах мебели, вдобавок ко всему, стояли друг на друге до потолка корзинки и коробки с какими-то вещами. Лапка украдкой шепнула Яше, что всё это – вещи мамы Даждьбога.

При виде Барсука Джимми засиял, а позже, когда он с благоговением назвал его «мой гуру», Яша чуть не прыснул. Барсук украдкой бросил на Яшу строгий взгляд. Ко всем людям, которых приводил его гуру, Джимми также испытывал чрезмерное уважение, кроме Лапки, – они друг другу не нравились.

Джимми затеял чай. Яша пошёл в туалет помыть руки (Готик отказался) увидев и там кучи барахла, и долго смеялся, глядя на себя в разбитое зеркальце над умывальником. Здесь, как и во всей квартире, было тесно от коробок до потолка, которые были полны старыми журналами, неполными чайными сервизами, старой обувью, какими-то тряпками, банками с краской, и даже кирпичами, – каждый был аккуратно завёрнут в газетку. Подойти к умывальнику мешал посох деда Мороза, торчавший из ящика с коробочками поменьше. Когда Яша вернулся в комнату, Барсук подмигнул ему, а Лапка опять тихо шепнула:

– Это у него всегда такой порядок.

В конце концов, визит оборвал Готик, которому Джимми назойливо предлагал конфетку, и спрашивал, как ему живётся. Готик посмотрел писателю прямо в первый попавшийся глаз и спокойно сказал:

– Ты сначала из лабиринта выберись, а потом будешь мне вопросы задавать.

Лапка пришла в полный восторг, и уход гостей ускорился.

– Как он может порталы создавать, не пойму? – спросил Яша сразу же, в лифте.

– Очень просто, как создаётся и всё остальное, – поясняла Лапка, повязывая Готику шарф. – Он выдумывает их в своих книжках, некие проходы в другие измерения, потом их местоположение в Москве, а потом миллион читателей в этих местах города своими мыслями дырку сверлят, – вот и проход. Только они ими не пользуются, оставляют пока в воображении. Погода хорошая.

Последняя фраза относилась к сильнейшим порывам ветра с кусками снега размером с килограмм зефира.

На троллейбусной остановке кто-то кричал. Троллейбус, закрыв двери, спокойно отправился, а за ним из лужи поднялся человек. Кто-то второй помогал ему встать. Человек, восставший из грязной лужи, орал, наставив на уходящий троллейбус остриё старого зонта:

– Чёрт!.. Авада кедавра!..

На что поднимавший его из грязи господин в плаще и в очках говорил, успокаивая:

– Ну, бросьте, Николай Николаевич, держите свой мир в руках…

И тут Лапка, бросив ладошку Готика, заорала, как укушенная:

– Людка!.. Куда ты пропал?! Где три месяца гулял?..

Две компании приблизились друг к другу, и Яша остолбенел: господин в плаще, очках, в толстом светлом шарфе, которого Лапка назвала Людкой, был… Сол! Только седые, почти сбритые волосы на голове и очки с сильными диоптриями искажали хорошо знакомый облик учителя. Он ответственно держал под руку мокрого Николая Николаевича и смотрел на Яшу так же, как и на всех остальных, одинаково растерянно и радостно.

– Друзья!..

Почему Лапка назвала его Людкой? Но она же и прервала мысли Яши, распорядилась, указав на мокрого:

– Давайте сплавим русского императора на такси домой и ко мне – есть суп!

Барсук быстро отправил мокрого Николая Николаевича по Лапкиному совету, уплатив таксисту вдвое «за влажного пассажира», и только тогда Яша спросил Барсука, почему Лапка назвала его императором. Барсук отмахнулся:

– Потом… Это не интересно. Лап, суп у тебя ещё вчера закис, не позорься.

– А я ел, – пожаловался из-под шапки Готик.

– Э… вот что, – подал голос Людка, скромно стоявший в сторонке, ссутулившись и непрерывно улыбаясь. – Я приглашаю вас, господа, ко мне в ресторан.

Оказалось, что Людвиг Иванович, в народе Людка, некогда был председателем Шахматного Клуба, помещавшегося в полуподвале на Якиманке. Позже его дочь, крутая бизнес-вумен, купила этот подвал и сделала там ресторан на свой вкус, предоставив отцу право бесплатно там питаться. Ещё Людка упросил дочку дать название ресторану, и теперь это был «ЧБ кот», в смысле чёрно-белый.

Действительно, кот, нарисованный на деревянной, как бы старинной двери ресторана, был раскрашен под шахматную доску с фигурками и таращил жёлтые глаза. Швейцар преградил компании дорогу, указав на Готика:

– С ребёнком в этот ресторан нельзя.

На что Лапка, гордо выпрямившись, отрезала:

– А это не ребёнок. Это пророк.