Литвинка. Книга 1

– Такого не бывает, княжна. Человек, как и животное, всегда знает, что нужно делать, чтобы спастись. Тело его знает, но не душа. Душа, подобно птице, всегда стремится к высокому. И высота эта по-разному определяется для разных людей. У одних – это достижение славы, почести, злата, у других – забота о семье, у третьих – защита родины, у четвертых – служение богам.

– Как у тебя? – спросила Дзинтарс.

– Как у меня.

– Если мои видения, как ты говоришь, это моя судьба, могу я захотеть не видеть их. Совсем.

– Твои видения – это не твоя судьба, а часть твоей души. Как твои руки, ноги, голова – часть твоего тела.

– Значит, они прекратятся, когда умрет моя душа, но не мое тело? Может ли душа умереть прежде, чем умрет тело, жрец?

– Может, княжна.

– От чего?

– От людской слабости.

– Что ты имеешь в виду?

– От нежелания жить, страдать, любить, бороться. От того, что в один черный час принимают решение отказаться от души, погасить в себе это бесценный дар богов, потому, что он приносит много боли и страданий.

– Значит, люди без души живут среди нас?

– Их много, дитя мое. Загляни им в глаза и увидишь пустоту.

Мария вздохнула.

– Что мне делать, жрец? Я не хочу ехать в Тверь. Я не хочу выходить замуж за тверского князя.

– Почему, княжна?

Мария снова вздохнула.

– Я видела залитую кровью Тверь. Я видела гибель людей. Я видела его смерть.

– Мы все умрем, – спокойно сказал жрец. – Умрешь и ты, твой отец, твои братья. От этого ты ведь не перестанешь их любить и не изгонишь их из своего сердца? Даже здесь, в Литве, которую ты считаешь безопасной, может в любой момент пролиться кровь. Уже завтра утром Тракай может подвергнуться нападению крестоносцев, город сожжен, твоя семья и ты погибнуть.

Мария пожала плечами.

– Может быть, это и произойдет, но не скоро, и я не вижу этого в моих снах. Смерть князя и падение Твери я видела так ясно, словно стояла на холме, наблюдая за этим.

– Тогда откажи отцу и не езди в Тверь.

– Я чувствую, что моя жизнь связана с этим городом, – помолчав, задумчиво проговорила Мария. – Он принесет мне счастье и боль. Я не хочу боли!

– Стыдись, княжна! Ты хочешь уподобиться слабым людям, которые живут без души?

– Я боюсь! – почти со слезами на глазах вскричала Мария. – Я боюсь, боюсь так, что мою душу захлестывают волны паники, я дрожу от ужаса, наблюдая картины разрушения в своих снах, полных крови и пепла. Мое сердце замирает от страха в моих снах, но я боюсь даже тогда, когда не сплю, потому что тогда я перебираю воспоминания из своих снов. Это становится невыносимо! И я не знаю, как это остановить!

– И поэтому этим летом над Тракаем все время бушуют грозы, – пряча в бороде грустную понимающую улыбку, сказал жрец.

– Я ничего не могу с собой поделать! – сквозь слезы проговорила Мария.

– Ты лжешь самой себе, княжна. Я тебя не этому учил. Ложь – это слабость. Остановись, посмотри в глубину своей души, отстранись от своих страхов, прими решение и измени свою судьбу.

Мария-Дзинтарс в отчаянье сжала дрожащие пальцы в кулаки, так, что ее ногти до боли впились в ладони.

Жрец кривейто посмотрел на нее и неодобрительно заметил:

– И контролируй свои эмоции, девочка. Тебе уже не пять лет, взрослая уже. Останови дождь. Прекрати грозы. Возвращайся домой. Отец не будет принуждать тебя к браку. Ты сама примешь решение, выходить тебе замуж или нет.

Отец пришел в ее светелку хмурым январским утром, несколько месяцев спустя после того, как она вернулась домой. Мария стояла у окна и смотрела на свежевыпавший снег, раздумывая о том, какую лошадь из конюшни отца взять для утренней прогулки верхом.

Услышав скрип открывающейся двери, она повернулась на звук и была поражена каким-то потерянным видом отца. В этот момент ей стало его так жалко, что она пронеслась через всю комнату, чтобы как в детстве, зарыться в его объятья.

– Дзинтарс, – произнес князь Гедемин, сжимая в объятьях гибкое девичье тело и вдыхая запах лаванды исходивший от ее рассыпавшихся по плечам густых золотистых волос.

Некоторое время они так и стояли, обнявшись, вдыхая запах друг друга. Потом князь Гедемин легонько отстранил дочь от себя.

– Нам надо поговорить, малышка, – хмуро произнес он, словно ломая себя.

– Если ты так мрачен потому, что пришел объявить мне, что после смерти Янины невестой тверского княжича стала я, то не трудись просить меня освободить тебя от данного мне обещания.

Мария смотрела прямо в лицо отца.

– Я уже все поняла, и я сама освобождаю тебя от твоего обещания. Я знаю, что другой дочери брачного возраста, кроме меня, у тебя нет. Я поеду в Тверь.

Князь Гедемин был приятно изумлен. Направляясь в покои дочери, он ожидал слез и упреков, но его непредсказуемая янтарная фея снова удивила его. И его удивление еще больше возросло, когда Мария, все также прямо глядя ему в глаза своими серьезными золотистыми глазами, все также спокойно заявила:

– Я согласна на это на одном условии. Перед свадьбой ты разрешишь мне съездить в Орду, в Сарай-Берке[13 - Новая столица Золотой Орды (с начала XIV века).].

Князь Гедемин чуть не поперхнулся от изумления.

– Ты соображаешь, что говоришь, Мария?! Женщина, православная княжна в Сарае! Ты хочешь в гарем к хану Узбеку?

Мария сделала смешную гримаску.

– А что, идея неплоха! Я никогда не думала об этом. Говорят, Узбек молод и хорош собой.

– Ты готова перейти в мусульманство?

– А что, для дела не жалко. Кроме того, с твоей политикой, папочка, мне даже сложно сказать, каково мое вероисповедание. Моими учителями были жрецы кривейто, православный священник моей матушки, доминиканские и францисканские ученые монахи, которых ты используешь для переговоров с папой и магистрами Ливонского и Тевтонского орденов[14 - Германские духовно-рыцарский орден, основанный с целью борьбы с врагами католической церкви] и рижского архиепископа.

– Несносная девчонка! Слышала бы тебя мать!

– Я поеду не одна, отец. Ты дашь мне эскорт из своих татарских друзей. Я переоденусь в мужское платье. К тому же хан Ахмат, ордынский представитель при нашем дворе, мой бывший учитель и хороший друг, и я уверена, что он не откажется меня сопровождать и быть моим гидом.

– Мария, зачем тебе это надо?