Сжигая запреты

Контакт. Взрыв. Ударная волна стремительными потоками по телу.

Чарушина содрогается крайне ощутимо. Меня же раскидывает мелкая дробная дрожь.

– Маринка… Маринка… – рублю учащенно.

Чувствовать ее после всех мук, что пришлось пережить, ошеломительное удовольствие.

Я кусаю ее губы, потому что целовать их мне мало. Всасываю с неконтролируемыми голодными стонами нижнюю, затем верхнюю. Зализываю и, игнорируя звуки, что выдает Чаруша, врываюсь в рот, который является моим адом и раем, языком.

И тут же получаю по роже. С такой силой лупит ведьма, что у меня искры из глаз сыплются.

– Что ты, мать твою, делаешь?!

– Марина, блядь… – толкаю грубо. Втягиваю и закусываю губы. Перевожу дыхание. – Чарушина… – вроде как мягче получается, почти ласково. – Я здесь из-за тебя, Марин… Хочу тебя. Соскучился, – несмотря на все сложности, отличительно легко эти признания сходят. Мне даже думать не надо, я просто открываю шлюз и валю напролом. Прижимая ведьму, в который раз жадно тяну ее запах. – Маринка… Маринка моя… Блядь… Если бы не детокс, выебал бы тебя прямо здесь… На этом чертовом месте, нах…

Чарушина содрогается. Не успеваю понять, что это за реакция. Откликается? Или все еще мерзко ей от меня?

Твою ж мать…

– Что?! Пошел ты на хрен, Дань!!! – рявкает возмущенно и вновь толкается ладонями мне в грудь. – Пошел ты, мать твою, на хрен!!!

– Не раньше, чем ты согласишься, Марин… Сыграем? Сыграем, иначе я не отстану!

Сам уже понимаю, что при любых раскладах не отпущу. Как бы ни сопротивлялась, что бы она ни делала, сколько бы ни выскабливала по кускам мое нутро – не смогу.

– Я беременная, Дань!

– Я помню, Марин!

– И?

– Пусть так… Пусть… Мне не мешает…

Просто стараюсь не думать об этом слишком детально. Мне неприятно прорабатывать то, как именно это у нее случилось. Все остальное, что касается будущего, и вовсе кажется чересчур запутанным. Я об этом думать пока не готов.

– Не мешает? Ты… Дань… – задыхается. И пуще прежнего злится. – Ну, ты и придурок!

– Сыграем, Марин? – гну свое, чтобы скорее уйти от темы, при обдумывании которой я полностью теряю равновесие.

– Мой список желаний закрыт, – сычит Чарушина, оставаясь непреклонной. – И с тобой я тоже закончила! Пусти!

Стискиваю ее сильнее. Резко встряхиваю, в очередной попытке сбить ее неприязнь и извлечь настоящие чувства.

Они ведь есть? Не может не быть их!

– В этот раз список будет моим, Марин. Ты не можешь отказаться.

– Нет? – выдыхает со смехом. Знаю, что в нем ничего искреннего нет, и все равно у меня дрожь по коже летит, как случалось всегда, когда она со мной смеялась. Мать вашу, эти реакции реально были на нее годами. – Я, конечно, понимаю, что у тебя ни стыда, ни совести, Дань… Но чтобы настолько! Я через месяц замуж выхожу! Тебе это хоть о чем-нибудь говорит?

Говорит. Это то, что я совершенно точно не смогу принять.

Когда Чарушина бьет этими словами, все, что хочется сделать – нарисовать магический круг. Вокруг нас двоих. Не для защиты. А чтобы запереть мелкую ведьму.

– Не выйдешь ты замуж, Марин, – усиленно-спокойным тоном высекаю я.

– А вот и выйду!

– Не выйдешь, сказал.

– Да как ты, мать твою, смеешь?! – вновь расходится она. – Кто ты такой, чтобы решать в моей жизни хоть что-нибудь? Ты – никто!

Лады… Проглатываю и эту хрень.

Прошел всего месяц. Наши чувства были слишком сильными, чтобы вот так быстро, по моему или ее желанию, все исчезло.

– Ты сама знаешь, кто я такой, Марин, – выдыхаю приглушенно. – Мое кольцо на месте. А твое где?

Она снова смеется. Высоким и нервным тоном дребезжит. У самой же вид – будто вот-вот разрыдается.

– А мое давно на свалке!

Не верю.

Нет, мать вашу, я ни за что в это не поверю!

– Ты же любила меня! – предъявляю не самым адекватным образом.

Отравлен своими эмоциями, как радиоактивным дождем. Он жжет и жрет плоть, выедая внутри меня черные дыры.

– И что, Дань? Что теперь?!

– Да, блядь, тебе напомнить, за что?!

– Ха! Очень надо! Жди звонка, Шатохин!

Только в ее глазах я вижу совсем не иронию. Там горит настоящий ответ: она жаждет того же, что и я.

Блядь… Блядь… Блядь…

Едва справляюсь с банальной и, должно быть, крайне жалкой радостью, рванувшей всполохами по груди. Ее невозможно продышать. Заряжает разрядами по всему телу.

– Ну, было же, Марин? Было? – воодушевленный тем, что увидел, пытаюсь продавить на настоящее признание, за которое смогу сражаться. – Или, хочешь сказать, придумала?

– Было, Дань! И что?! Было и прошло!

– Да блядь… Не бывает так, Марин!

– Тебе-то откуда знать?