Ещё не вечер, господа!

– Вот, любезный, взгляни. Гляди внимательно. Появлялся этот тип в твоих владениях? Сказывай, как на духу и не вздумай лукавить!

– Был, голубчик мой ненаглядный, был. Даже не был, а бывает! Скажу так, посещает нашу жительницу госпожу Аганину, фельдшерицу из городской больницы.

– Он ей родственник или полюбовник? С кем живет Аганина? Одна, с мужем, родителями, с детьми?

– Ты меня засыпал вопросами. Пойдем вначале ко мне, чайку попьем. Не для улицы разговор, дома тебе все и поведаю.

– Времени у меня мало, сам понимаешь, служба. Но коли разговор важный, пойдем.

От двери три ступени вниз, дворник предупредил загодя. Одно окно под самым потолком, помещеньице маленькое, сажень на сажень. Кушетка в одно место, столик или тумбочка похоже и то и другой одновременно. Один табурет и сундук в углу. Вдвоем не разминуться. Под потолком лампочка, у двери выключатель.

– Меньше, чем тюремная камера, – заметил Онуфрий и сел на единственный табурет.

Блокнот и карандаш выложил на стол.

– Давай, старый, колись, – начал Онуфрий, – как тебя величать?

– Зови Егорыч, а к тебе как обращаться?

– Онуфрий. Сказывай, что ведомо, важна каждая мелочь.

– Начну с той, коею он посещает. Зинку Аганину в дом привел ее муж – инженер немецкого происхождения, Гизингер фамилия, звали Альфред.

– И куда он делся?

– Убили. Поехал в столицу и не вернулся.

– За что убили?

– Никто не знает. Зинку вызвали в полицию. Она привезла тело, похоронила мужа на городском кладбище.

– Может наш тип постарался? Поди быстро появился после гибели немца?

– Врать не буду, ибо так сказать не могу. Не ночует. Сперва думал, что из ваших. Видишь, выходит ошибся. Тогда он из благородных воров, из тех, кто убивает с большими извинениями. Вы-то в чем его подозреваете?

– Мы таких зовем брачный делец. Такие пудрят богатым вдовам мозги, потом обдирают до липки.

– Может водочки? Чай кипятить надобно, время у тебя в обрез. А тут наливай и пей.

– Ежели по чуть-чуть, то можно. Водка хоть хорошая?

– Попробуешь, еще попросишь.

Егорыч достал начатую бутылку и две вместительные стопки, положил нарезанный ржаной хлеб и ломтики соленого сала. После третьей стопки Онуфрий прибавил словоохотливости. Начал жаловаться на свою судьбу.

– Я на заводе зарабатывал по сто рублей и больше. А тут оклад шестьдесят пять в зубы и больше взять негде. Мне бы жену найти, детишек завести, а я с утра до ночи на службе.

– Чем же ты так занят?

– Ты, Егорыч, много хочешь знать. А сказывать лишнего права не имею. Ладно, спасибо тебе за сведения и за угощения.

– Ты заходи, надобность возникнет, еще потолкуем.

– Налей-ка еще одну на дорожку.

Онуфрий выпил, махнул рукой и пошел по ступеням вверх.

Неустроев одобрил исполнение задания и крепко пожал Онуфрию руку, выразил уверенность, что к Егорычу они еще вернутся. Оставшись вдвоем с Мануйловым, спросил:

– Говоришь, мешки не выносили? И куда же они делись?

– Куда-куда! Прозевали слепцы мои.

– Думаю, ничего они не прозевали, думаю из каморки Егорыча имеется выход в подвал дома.

– Будешь обыск проводить? – выдохнул Мануйлов.

– А-ну как раскрою все мои подозрения и ничего не найду. Попробую по-другому.

У себя в кабинете Неустроев осмыслил еще раз визит Онуфрия, и еще раз уверился, что из тесной каморки должен быть выход в подвал. У любого дворника много приспособления для чистки снега, колки льда, уборки мусора и прочего. Инструментарий нужно где-то хранить. Надо так, чтобы дворник ни о чем не догадался, но исчез со своего поста на пару деньков.

Неустроев взял сводки наблюдения за домом и вывел для себя один важный момент: Егорыч через день ходил в пекарню, что неподалеку, и покупал горячие бублики, каждый раз по три штуки.

– И то верно, – подумал Неустроев, – бублики хороши горячие.

Недолго думая, Неустроев поспешил в адрес. Пекарню нашел по запаху. Смерил взглядом, шагов триста от дворницкой. Какую каверзу тут придумаешь? Расстояние в самый притык. Неустроев еще раз обвел взглядом окружающие строения и невольно остановился на выступающем карнизе из лепнины между вторым и третьим этажами дома, где пекарня. Обратил внимание, что кусочки лепнины уже отвалились. В голову втемяшилась греховная мысль. Ломакин идею поддержал и взялся изготовить кусок отвалившейся лепнины.

– Форма нам, Кронид Нифонтович, не особо и важна. Она при падении разлетится на мелкие части. Нам главное, чтобы самого вырубила, и в таком состоянии он полежал бы минут десять, пока до больницы довезем.

– Тут главное, на себя грех не взвалить. Вдруг убьем мужика!

– Не боись, до смерти точно не дойдет. Мало тоже нельзя, а то встанет и пойдет, как ни в чем не бывало.

– Может испытаем? – пробубнил Неустроев.

– Если только на вашем молодом даровании – Сергее Иннокентьевиче, – засмеялся Ломакин, но тут же утих, понимая, что сморозил глупость.

– Сегодня у дворника гость был. Бубликов не видел, значит завтра-послезавтра пойдет в пекарню. Успеем за вечер гипсовку отлить?

– Отлить недолго, еще думаю пару камушков туда добавить.

– Делай, завтра с утра выходим. Ты бросаешь с крыши, я везу в больницу. Разошлись?

– Думаю, тебе понадобится склянка с кровью. Одежду болезному польешь, убедительнее станется.

– Больно ты весел нынче.

– Так ведь дело стоящее приспело!