– А как эти картины создаются? – спросил Лучезар. – В руках Дарины не было ни красок, ни кистей.
Добромил добродушно усмехнулся.
– Краски и кисти мы тоже используем, но не для снега. На нём проще рисовать воображением. Если что-то чётко себе представить, то снег тут же кристаллизует это в видимую всем картину.
– Мне это кажется невероятным, – признался Лучезар. – Но скажи мне – что же произошло сегодня с моим невольным участием?
– Дарина обрадовалась первому снегу. Но он, видимо, оказался слишком мягким и не превращался в кристаллы так быстро, как при сильных морозах. И она не успела зафиксировать свою картину до твоего появления.
– Понятно теперь, почему она просила не подходить и ни о чём не думать.
– Да, она хорошо знает свойства снега и предвидела последствия твоего приближения.
– И что же в итоге я натворил на её картине? – спросил, собравшись с духом, Лучезар.
– Дарина нарисовала фиалки – по всей полянке. Она любит эти цветы и часто рисует их на своих картинах. А ты перечеркнул всю эту красоту безобразной надписью.
Лучезар смотрел внутрь себя и восстанавливал в памяти подробности встречи с девушкой.
– Она сообщила, что это её снег.
– Правильно. На этой полянке рисует только она. У других есть свои полянки, около их домов.
– А я назвал её глупой.
– И вложил в свои слова столько чувства, что они чётко отпечатались поверх картины.
– Ты что-то говорил о жёлтом цвете моих букв.
– Наши юноши часто оставляют надписи на снегу для девушек. И очень важно, каким цветом эти надписи сделаны. Это просто местные условности. Ты о них ничего не мог знать.
Добромил посмотрел на Лучезара дружески.
– Ты не переживай. Мы завтра всё объясним Дарине, и она поймёт.
– Но она ведь уже получила рану! – заговорил Лучезар горячо. – Поэтому просто рассказать, что её поразил неуклюжий чужестранец, для меня будет недостаточно. Надо придумать, как можно эту рану залечить. Знаешь ли ты для этого какой-то способ, Добромил?
– Ты уже не сможешь исправить эту картину. Она останется в таком виде до следующего снегопада. Можно, конечно, смести снег метлой, но Дарина не позволит сделать это. У нас никто не поступает так. Вся деревня живёт одной семьёй, и никто из нас ничего не скрывает друг от друга.
– Значит, нам нужен новый снег!
– Но он должен упасть естественным образом, накрыв полянку ровным покрывалом. Мы не можем просто принести его из леса и раскидать.
– Может быть, я хватаюсь за соломинку, – не сдавался царевич, – но ты кое-что сказал по поводу моего имени. Ты угадал о его соответствии моей сути. Я действительно могу излучать свет на заре, когда солнце только начинает подниматься над горизонтом.
Добромил смотрел на юношу во все глаза, и теперь улыбнулся Лучезар:
– Знаешь, что ты сейчас подумал, Добромил? «Мне трудно осознать, что кто-то не видит картины на снегу, а Лучезару, наверное, нелегко представить, что кто-то не может излучать свет на заре».
– Точно, именно об этом я и подумал, а ещё я обнаружил у тебя удивительную способность – читать мысли. Но давай сейчас мы с тобой уснём, чтобы принести из мира снов новые силы. А твои способности пригодятся нам на рассвете.
Добромил проснулся первым. Лучезар вскочил следом. Они вышли затемно и поднялись к полянке.
– Что мне нужно теперь делать? – спросил Лучезар.
– Излучать. Начинай, как только солнце начнёт восходить.
Солнце начало своё движение вверх, и первый луч побежал по узкой лесной просеке прямо к полянке. Лучезар распахнул своё сердце и встретил солнечный луч своим лучом. В тесных объятьях закружились эти лучи, разбрасывая вокруг себя множество маленьких искорок. И вдруг световая метель превратилась в снежную, тут же затихла, и над полянкой пошёл снег, покрывая её ровным пушистым слоем.
– Похоже, что я многого ещё не знаю о способностях жителей вашей деревни, – изумлённо произнёс Лучезар, глядя на последние падающие снежинки.
– Мы ведь живём на природе, – улыбнулся его товарищ, – а значит, кое-что понимаем во взаимодействии с природными духами.
– А что дальше, Добромил? Что теперь должен я сделать?
– Теперь воображай, Лучезар. У тебя есть сильное желание создать что-то прекрасное для девушки, которую ты обидел. Представь себе что-то такое, что тебе дорого, что ты знаешь во всех деталях, – и у тебя обязательно получится картина, я нисколько в этом не сомневаюсь.
Лучезар закрыл глаза. Он тут же вспомнил отца и часть дворцового парка, где царь сам часто работал с любимыми цветами и растениями. Юноша грезил, а его воображение добавляло всё новые и новые прекрасные подробности.
Вдруг Лучезар услышал восхищённый вздох. Он открыл глаза и увидел стоящую рядом Дарину. Её лицо светилось восторгом.
– Ты только посмотри, что у тебя получилось! – воскликнула она.
И Лучезар вдруг услышал мысль Добромила:
– Пожелай увидеть свою картину, только очень сильно, – и ты её увидишь.
Юноша взглянул на полянку и замер. Как живой, стоял там его царственный отец, а над ярко цветущими кустами возвышались знакомые очертания дворца.
– А вот этого не было в моём воображении!
Лучезар показал на многочисленные фиалки, разбросанные по клумбам царского цветника.
– Зато они были в моём, – ответила ему смеющаяся Дарина.
Юноша снова закрыл глаза. Через несколько мгновений над картиной красивой аркой появились слова, составленные буквами розового цвета: «Ты самая лучшая девушка на свете».
Через несколько дней около дома Дарины остановилась царская карета.
– Я приехал познакомиться с твоей избранницей и её родителями, – сказал царь работавшему во дворе сыну. – Ты ведь не думаешь, что за прошедшие два года я ни разу не получал о тебе никаких сведений.
Лучезар тепло обнял взволнованного отца и вывел из дома девушку. Молодые люди сияли счастьем чистой взаимной любви.
– Твоего друга мы тоже возьмём с собой, – сообщил царь, спустившись к домику Добромила.
– Но только на свадьбу, – добродушно ответил тот. – Буду охранять полянку для будущих картин Дарины и Лучезара.
– И их детей тоже, – не замедлил добавить важную деталь царь.