Свобода печали

Страшны обрывы,
Но нежность губ, сплетенных рук –
Неразрушима.

Взмывает светлое крыло
Любимых песен,
Дыханье струн напряжено,
Как мускул лестниц.

Гитару отложив, по ним
Стремись к вершинам
Своей загадочной души
Непогрешимой.

14 апреля 1989

* * *

Город озяб и нахохлился
В тонком плаще дождевом,
Ветра щекастого происки –
Влажная пыль на подол.

Окон зрачки изумленные –
Настежь, в провалы весны.
Дышат зародыши сонные
Дымчато-нежной листвы.

В каплях и лужах раздроблена
Жесть потемневших стволов,
Белые простыни мокрые –
Крылья дрожащих домов.

Вымыта улицы палуба,
Вымокли ткани одежд,
Вымерла горькая пагуба
Зимних холодных надежд.

25 апреля 1989

* * *

Я полюбила дом, как тополь или книгу,
Как жадный жар свечи и грустный шум дождей,
И он, меня узнав, котом навстречу прыгал
И ластился в ночи к теплу руки моей.
Дом пропускал меня сквозь узкие проходы,
Где запахи слились в неповторимый дух,
И, бережно храня чужих людей приходы,
Заботливо ко мне он обращал свой слух.
Как темноту хранят старинные кувшины
В начале узких горл, так дом берег, скорбя,
Всех мыслей тайники, не сосчитал ушибы,
Которые друзьям мы нанесли, любя.
А за окном его насмешницы-рябины
Заглядывали в глубь ночной души моей,
И нежные снега кровавили кармином,
Как отпечатки губ или мазки кистей.
Но что мне дом чужой, где проживали люди,
Где проживут еще неторопливый век,
Зачем мне понимать хитросплетенья судеб
И слышать голоса на перекрестке лет?
А дом молчал, устав от разговоров,
От спешности житья, непрошенных гостей.
Уснув от тишины, он не услышал сборов
И звонких голосов пяти своих ключей.
Дом так и не узнал, проснувшись спозаранку,
До станции какой купила я билет,
Лишь тенью на стене запечатлев беглянку
И ветками рябин мне помахав вослед.
Я полюбила дом, люблю его и ныне:
За дверь, за стол, за то, что весел был.
И номер твой, о дом, храню в себе, как имя,
Так нежно и тепло, как ты меня хранил.

1989

* * *

Как помню я прелестный кавардак
Твоих вещей, твоих имен и знаков,
И робких писем движущийся атом,
И ветром твой штурмуемый чердак,
Еще живет и трепет слабых губ
От тесноты и выси узкой пчельни,
В зрачке свечи метнувшийся испуг
И мед беседы медленной вечери,
Где пятипалым тлеющим листом
Светились сквозь огонь твои ладони,
Сердец неукротимых дальний гром
Сводил нам горло, как от смертной боли.
Все жесты предугаданы, как звук,
И мысли, не проросшие словами,
Прочитаны в полуизгибах губ,
Повторены с осенними дождями.
Но, как алыча, кисел алчный миг,
Когда сбылись – все до одной приметы,
И ласточкой прощания проник
Луч утренний, к тебе в окно продетый.
Застыв вполоборота у двери –