Одна из тридцати пяти

Но хуже всего, что он сам не смог сдержаться. А когда склонился к ней, захотел развернуть ее лицо к себе, припасть к нахальному рту, вытянуть из нее жизнь без остатка.

Райт выдохнул и повернулся, натыкаясь на девчонку.

– Ты?!

Подумать только, она – самоубийца.

Наверняка, вышла следом, стояла и смотрела на него все это время, не решаясь окликнуть. И откуда столько безрассудной смелости?

– Я хотела… – пискнула она и замолчала.

Глаза темные, щеки горят, из прически выбился каштановый локон… губы покусаны.

За секунду в нем вскипели эмоции – гнев… чертов гнев… и жажда.

– Месяц, Джина, всего месяц, – прорычал он, – это не так долго, так ведь? Ты можешь постараться вести себя примерно?

– Дело не во мне, – сказала она.

Если бы эти губы произнесли: «Да, милорд» или то самое пресловутое «Ясно», Райт нашел бы в себе силы уйти. Но она снова бросала ему вызов. Однако прежде чем он успел сказать что-то, она произнесла:

– Не понимаю, почему вы так ненавидите меня?

– Хочешь знать, что я к тебе испытываю?

О, смутилась. Стоит, едва дышит, но ждет. Ее очень интересует, что он чувствует.

– Так вот… когда я смотрю на тебя, Джина эль-Берссо… – он подошел вплотную, задрал ее подбородок. Вот так и следует говорить с ней – сверху вниз, когда она не смеет даже шелохнуться. – Я хочу одного – хорошенько тебя наказать.

На секунду в ее глазах вспыхивает такое смущение, что, кажется, она попытается убежать. Но нет, покорно остается, ждет, что будет дальше. Жилка на ее шее трепещет.

Райт склонился, замерев у ее губ, справляясь с желанием прикоснуться к ним.

– Можете наводить ужас на кого угодно, это у вас хорошо получается, – сглотнув, произнесла она, – но не советую приближаться ко мне…

Ладонь мужчины обхватила ее щеку, а большой палец легко пробежал по сомкнувшимся губам.

– Не ставь мне условия, Джина, иначе у меня возникнет желание их нарушить.

Ее губы дрогнули, и его взгляд – прожигающий, опьяненный – проследил за этим движением.

– Даже не думайте это делать! – вдруг произнесла девчонка с возмущением.

– Делать что? Ты умеешь читать мысли, Джина, или так хорошо разбираешься в моих желаниях?

Хотя разбираться в природе его желаний не было смысла – он ведь так низко склонился к ней, шепча в самые губы, удерживая за подбородок.

– Если только вы ко мне притронетесь…

– Я же сказал, – слегка раздраженно повторил он, – не ставь мне условия. И если ты думаешь, что я собираюсь поцеловать тебя, ты ошибаешься. Я женат.

– Ваше поведение буквально кричит об этом, – язвительно проговорила она, – о вашем расчудесном браке…

– Слишком много слов, Джина, но ты до сих пор не сказала главного.

– Да?

– Догадайся, что именно.

– И что же? – нахмурилась она. – Снизойдите до объяснения…

– Просто попроси: «Отпустите меня, милорд».

Она вспыхнула, вырвалась из его объятий и сдув назойливый локон, пошла прочь.

***

Я просто в толк не возьму, как все это произошло со мной? Моя погибель стала очевидна тогда, когда я поднялась из-за стола и зашагала вслед за Райтом. Один из лакеев едва заметно дернулся, но принц остановил его жестом, наблюдая, как я покидаю обеденную залу. И даже тогда, когда между мной и Берингером произошел мучительный для нас обоих диалог, когда я, наконец, осознала причину его ненависти и ощутила слабый отклик в собственном сердце, мое поражение было неоспоримым. Единственное, что я могла сделать, чтобы сохранить крупицы репутации – убраться из Хегея.

Это был выход, который придумала я, но было еще иное решение, которое любезно предложил мне Эдмунд. Всего через сорок минут после инцидента в обеденной зале, дверь в мои покои распахнулась.

– Наденьте плащ, леди, – приказал мне начальник стражи, коего я уже имела честь видеть прежде, лорд Тесор.

Мужчин было пятеро – королевские гвардейцы. И они пришли за мной, за женщиной, запятнавшей репутацию и достойной только позорного изгнания.

Я молча накинула плащ. К чему сопротивление?

– Ваша компаньонка предупреждена. Это ненадолго, – сообщил мне стражник, – наденьте капюшон, и прошу за мной.

Выбора у меня не было. Самое ужасное, что я подведу отца, и по моей милости жители Хоупса не получат помощи. И пока я еще не дошла до апартаментов принца, я полагала, что хуже уже быть не может. О, как же я ошибалась.

Помещение, в котором я оказалась, было великолепным и неплохо играло на контрасте с моим настроением «хуже некуда». Эдмунд, изящный, утонченный сидел в кресле. Перед ним на стеклянном столике стояли вазочки с пирожными.

– Вы, кажется, так и не поели, – произнес он, и я вздрогнула от неожиданности. – Оставьте нас! – приказал он страже и перевел на меня доброжелательный взгляд. – Не робейте, Джина. Присаживайтесь, давайте поговорим.

Я полагала, что именно сейчас на меня посыплется град обвинений. Но Эдмунд медлил, внимательно за мной наблюдая. Его тонкие пальцы с перстями постукивали по колену.

– Знаете, Джина, в этих стенах я почти лишен удовольствия простого человеческого общения, – вдруг сказал он, – слишком много рамок и ограничений. Я – наследник престола, но даже я вынужден подчиняться. Однако есть иная сторона медали – я могу получить многое, мне доступны некоторые радости и наслаждения этой жизни, о которых любой смертный не смеет мечтать. Правда, это так мимолетно, так скоротечно.

Он замолчал, разглядывая меня. Оценивая.

Я молча ждала, лениво переваривая информацию.

– Послушайте, Джина, я никогда не видел, чтобы мой советник приходил в исступление от одной фразы. До сегодняшнего дня я привык считать, что он никогда не выходит из себя. Он всегда предельно собран, мрачен и рассудителен. Но то, что делаете с ним вы, достойно похвалы.

Я еще не совсем понимала, одобряет или нет принц мое поведение.

– Даже такого искушенного человека, как я, вся эта ситуация весьма позабавила. Если бы я не знал Райта, то подумал бы, что он влюблен.