– Мы потеряли двадцать наших людей. Двадцать, Лена! – он скидывает мои руку и ногу и садится на кровати спиной ко мне. – Их порвали на куски чешуйры, не оставив даже тел, чтобы мы могли похоронить.
– Но ты ведь жив, и другие тоже, – сажусь, прижимая к себе черный атлас. – И я безумно рада, что ты вернулся сюда.
– Ты нужна мне, – он так резко разворачивается, что я даже отстраняюсь назад, такой безумный огонь горит в его глазах. – Понимаешь, без тебя мне не уничтожить этот проклятый Каньон!
– Но я не понимаю, что именно тебе требуется от меня.
– Прямо сейчас я вновь хочу тебя, – он отбирает из моих пальцев ткань, а после притягивает к себе, запустив пальцы в волосы на затылке и удерживая мою голову, пока его губы обжигают мою кожу на плече и шее, до подбородка, пока Александр не накрывает своим ртом мой.
В этот раз всё происходит в разы медленнее предыдущего, и своей нежностью и неспешностью мужчина доводит меня до лихорадки желания. Кажется, он словно испытывает мою выдержку, лаская ртом и руками каждый сантиметр моего тела. А после наполняет собой, двигаясь так мучительно медленно, что я готова взвыть от негодования. Но даже эти толчки планомерно приближают нас к кульминации, которая наступает одновременно, когда Дарк сжимает меня руками и делает три резких выпада, словно ставя точку в этой игре и наказании наслаждением. И вновь я ощущаю в своей крови его силу, ощущаю, как она бурлит по моим венам, опять погружая комнату в темноту. Нам остаются лишь тактильные ощущения, поскольку в таком мраке не видно ничего. На этот раз мой экстаз не такой мощный, поэтому я чувствую напряжение мужчины, когда он понимает, что это не его рук дело. Дарк не отпускает меня, по-прежнему прижимая к себе, но я ощущаю, что что-то в его поведении изменилось. Почти неуловимо, но неизбежно неумолимо. Однако выяснять что-либо у меня нет сил – два раунда крышесносного секса, почти бессонная ночь и весь выпитый алкоголь не позволяют мне и дальше бодрствовать.
– Дарк, – осознанно называю его так, чтобы немного позлить и растормошить, – знаешь что?
– Что? – отзывается он, продолжая убаюкивающе водить пальцами по моей спине.
– Я влюбилась, – зеваю широко и, положив голову на его сильное плечо, проваливаюсь в сон, так и не сказав, что влюбилась в него.
Первое, что ощущаю, это как у меня гудит голова. Второе, что во рту отвратительный привкус и пересохло, как в Сахаре, третье, что в кровати я одна. Открываю глаза, и от яркого света мою несчастную черепушку простреливает боль. Стон срывается с губ, но постепенно я начинаю соображать, где я и что было. Яркий свет не может быть в спальне Дарка. Я ходила вокруг Малого дворца две недели, пытаясь найти его окна, и так и не нашла. Лишь пару дней назад, застав меня за изучением окон, Женя сказала, что в спальне, да и в комнате совета нет окон. Вентиляция устроена так, что воздух поступает по ней, а не в окна. Кровать более мягкая, но и не такая гладкая, как атлас.
Снова приоткрываю один глаз, осторожно поворачиваясь, и понимаю, что я лежу в своей собственной комнате.
Может быть, я так напилась, что всё, что было в черной спальне Дарка, мне просто пригрезилось?
Но ломота в теле и ноющая промежность убеждают в обратном. Мы переспали. И не один раз. Без предохранения.
Осознание этого – словно кувалда по голове, ошарашивает меня и выбивает почву из-под ног. Но я цепляюсь за слабую надежду, что Александр посчитал неуместным, чтобы голая девушка выползла из его спальни. Ведь платье, которое было на мне, он с наслаждением порвал на куски. Но внутренний голос шепчет, что я оттолкнула мужчину от себя.
– Вот черт! – закрываю лицо руками. – Я призналась ему в любви.
– Правда? – на пороге стоит Женя, как всегда безупречная и прекрасная.
– Правда, но ни о чем не спрашивай, – утыкаюсь в подушку, пряча глаза от яркого солнечного света. Но поднимаю голову, когда Женя издает испуганный возглас. – Что?
– Твои плечи и спина, Лена… – Женя указывает на мою спину. – Всё в черных полосах.
– Что?! – откидываю одеяло, но тут же покачиваюсь, потому что пол уплывает из-под ног. Однако всё же поднимаюсь и делаю два шага к зеркалу. Но останавливаюсь, заметив, как Женя прикрывает рот рукой.
– Что он с тобой сделал? – шепчет девушка со слезами на глазах.
– А что?
– Ты вся словно в татуировках, – говорит подруга, распахнутыми глазами рассматривая меня. Опускаю глаза и вижу черный узор у себя на животе, на бедрах и руках.
– Что за хрень? – подношу руку к лицу и дотрагиваюсь до полосы. Она под моими пальцами приходит в движение, словно масляное пятно двигается, позволяя мне надавить пальцем на тело нормального цвета и обтекая вокруг него. Но стоит мне убрать палец, как линия тут же выравнивается. – Как это могло случиться?
– Я не знаю, – едва не плачет Женя. – Но последний раз, когда я такое видела, человек сошел с ума и исчез в Каньоне.
– Человек? И много у Дарка было таких инцидентов? – читай “баб в его постели”.
– Лишь один. И это был мужчина, – тут же добавляет Женя, словно почувствовав, куда меня заносит. – К тому же Дарк тогда сделал это осознанно. Наказал так. Но тебя. После всего, что было, после стольких лет. Лена, – девушка поднимает на меня свои голубые глаза, – неужели он так разозлился из-за золотого платья?
– Нет, и мне кажется, это не его рук дело.
– Но…
– Я сама сотворила всё это с собой.
– Ты?
– Да, так получилось, – отвожу взгляд от зеркала и направляюсь к шкафу, по-прежнему слегка покачиваясь. Открываю его и замираю с открытым ртом. В моём гардеробе нет ни единой черной вещи. Даже пояс от пальто исчез. – Женя…
– Дарк приказал убрать из твоих вещей всё черное.
– Правда? – ощущаю, как начинаю закипать.
– Да, – она потупляет взгляд. – Прости.
– Тебе не за что извиняться. Если кто и должен просить прощения, так это напыщенный ублюдочный засранец, который возомнил себя хрен знает кем! – под конец уже перехожу на крик. А после дергаю с вешалки прозрачный пеньюар и накидываю его на плечи.
– Лена, что ты делаешь?! – и без того большие глаза подруги становятся и вовсе размером с блюдца.
– Я собираюсь дать по яйцам кое-кому и прямо сейчас.
– Но не в этом же! – Женя взмахивает руками, и я опускаю взгляд, понимая, что на мне голубой просвечивающийся пеньюар, а под ним – ничего.
– Именно в этом, – задираю подбородок выше и, открыв дверь, выскальзываю в коридор, направляясь к лестнице.
“Последняя задница ты, Дарк Мерзкий гнусный червяк! Трахнулся – и слился, как вонючий трус! Ну ничего, посмотрим, как ты будешь трахаться в ближайшем будущем, когда я тебе врежу хорошенько”
Почти бегом я спускаюсь по ступеням, но спасибо Жене, она раньше показала мне коридор в покои Дарка, минующий обеденную залу.
– Я тебе в любви признаюсь, а ты тут же решаешь не подпускать меня совсем к себе, забирая даже малейшие атрибуты принадлежности.
Я так распаляюсь, что даже не сразу понимаю, как врываюсь на собрание старших кинжей от каждого ордена, когда распахиваю дверь.
– И как это понимать, твою мать?! – разговор резко обрывается, и Дарк, до этого стоявший ко мне спиной, медленно оборачивается. – Да, я у тебя спрашиваю, – взгляд мужчины медленно скользит по моей одежде, по рукам и ногам, покрытым черными разводами, и я вижу, как его губы белеют от ярости. – Кто дал тебе право воровать мою одежду, пока я сплю?! – скрещиваю руки на груди, чтобы хотя бы немного прикрыть просвечивающиеся сквозь тонкую ткань соски.
– Мы продолжим позже, – тихо говорит Александр, обращаясь к своим командирам. Я же стою, не двигаясь с места, и стараюсь полностью игнорировать напряженные взгляды, и один лишь Иван подмигивает и ухмыляется, проходя мимо меня.
– Удачи тебе, Лена. Она тебе точно не помешает, – лыбится красавчик и выходит последним, закрывая за собой дверь.
Едва лишь никого не остается в комнате, как на меня обрушивается ярость древнего человека.
– Кто ты такая, чтобы врываться на заседание совета и так со мной разговаривать? – он не кричит, но от этого выглядит ещё более жутким. И, наверное, нормальная бы испугалась, а я уже закусила удила. Никогда в жизни я не позволяла себя использовать, как шлюху, и ему не позволю.
– Я та, которую ты трахал сегодня ночью, дважды! – делаю шаг вперед, становясь напротив него, но так, чтобы нас разделял стол, на котором разложены карты.
– Ну и что? Я много кого трахал за свои годы, – он почти равнодушно пожимает плечами, словно я сказала, что на улице дождь, но его это мало волнует.