Игра в Реальность

– Дали, ты напрасно думаешь, что существуют какие-то особенные люди, обладающие даром, и все прочие, у которых этого дара нет,– в сотый раз пытался втолковать ей Учитель. – Абсолютно все проявленные сознания обладают потенциалом развиться до уровня Творца и даже Создателя. Просто нужно работать и не опускать руки. Всё, чего тебе удастся достичь в этом воплощении, останется с тобой после смерти тела. Тогда в следующей жизни тебе уже не придётся начинать с нуля.

Следующая жизнь… Так далеко Дали не заглядывала, она и в этой жизни успела сделать лишь первые шаги. Да, ей было не по себе от осознания своей беспомощности, но в Школе было столько всего интересного. Так стоило ли тратить время на никчёмные фрустрации? В конце концов Дали вняла увещеваниям своего Учителя и, махнув рукой на глупые девчачьи переживания, принялась с азартом изучать азы управления Реальностью. Вскоре она уже стала своей в этой странной тусовке. Её полюбили за покладистый характер и неизменное стремление всем помогать. То, что Дали не могла поставить элементарный энергетический щит или вылечить простуду наложением рук, ни у кого не вызывало ни малейшего раздражения. С ней охотно делились личным опытом, давали советы и подсказки.

Однажды папина сестра Маргарита, тоже из продвинутых Игроков, которая нашла себя в целительстве душевных недугов, заехала в Школу и решила взять Дали под свою персональную опеку. Теперь по вторникам девушка помогала своей тётке в её собственной маленькой больничке. Если честно, к целительству у Дали не было никакого влечения, но не отказываться же от столь щедро предложенной поддержки. Да и лишних знаний тоже не бывает.

На выходные Дали возвращалась домой побыть с родителями. Папа всегда с интересом выспрашивал её про учёбу и про само Убежище. Чувствовалось, что ему очень хотелось бы туда вернуться, и он по-хорошему завидовал своей дочурке. А она так и не решилась расспросить его про то, что с ним там случилось восемнадцать лет назад. Сама мысль о смерти любимого папочки, пусть даже не окончательной, вызывала у Дали приступ паники. Так что лучше было оставаться в неведении. А вот мама совсем не интересовалась Школой. Как выяснилось, она и сама когда-то была ученицей Тарса, но почему-то даже не пыталась использовать свой дар в базовой Реальности.

***

Было ещё совсем рано, за окном висела плотная пелена тумана, и от этого казалось, что утро будет ненастным. Но Роб знал, что это всего лишь обманка для лентяев. Стоит только подняться метров на пятьдесят по ступенькам, ведущим к монастырю, как окажешься выше туманной дымки под ясным голубым небом. Пора было вставать. До благословения Его Святейшества оставалось ещё минут сорок. Можно было успеть походить ко?ру вокруг главного храма, хотя бы с десяток кругов, чтобы настроиться на правильную волну с самого утра.

Роб жил при монастыре уже третий год и каждое утро не переставал благодарить всех будд за тот счастливый случай, что привёл его в Тингри. Этот небольшой бонский монастырь, расположенный в горах на севере Индии, стал ему вторым домом. Нет, Роб не ушёл в монахи, хотя поначалу именно это и собирался сделать. Здесь это было не обязательно. Можно было просто жить в монастырском гестхаузе, практиковать и слушать наставления ламы. Никто его не неволил, но и не прогонял. За два года к Робу привыкли, хотя и не стали считать своим, но и чужаком он уже не был.

Поначалу, конечно, было непросто, особенно пока он не выучил тибетский в достаточной степени, чтобы свободно общаться на бытовые темы. Монахи называли его «зелёные мозги». Робу такая кличка даже нравилась и вовсе не казалась обидной, хоть он и понимал, что под словом «зелёные» подразумевалось «незрелые». Но так было только в первые полгода. Когда он начал довольно бойко общаться на их родном языке, монахи, не ожидавшие от европейца такой прыти, сменили своё недоверие на доброжелательность. В сущности, многие из них оказались очень симпатичными ребятами. Дружбы, правда, не получилось, но отношения установились вполне приятельские.

В монастыре обучалось несколько сотен монахов от самых мелких пацанят не старше семи до взрослых дядечек сильно за сорок. Было очень необычно видеть в одном месте столь разновозрастную аудиторию. Для малышни в монастыре существовала специальная школа, а монахов постарше обучали трое лам в статусе учителей. Глядя на улыбчивых и беззаботных мальчишек в бордовых монашеских рясах, Роб частенько ловил себя на мысли, что по-хорошему им завидует. Его детство было совсем иным.

Он родился в пригороде Оренбурга. Семья Роба жила в убогой пятиэтажке на краю рабочего посёлка. Мальчик привык каждый день видеть облезлые замызганные стены домов, раздолбанный асфальт, рыжие грязевые лужи и пыльную засохшую растительность, привык слышать матерную ругань и пьяные вопли. Это был мир его детства, в котором он чувствовал себя вполне комфортно. Так лягушка, обитающая в мутном болоте, не может знать, что лишена чистой прозрачной воды. Она её просто никогда не видела.

Бывают места, которые сами по себе определяют будущее своих обитателей. Если вы, к примеру, родились в богатом поместье, то ещё не факт, что станете настоящим лордом, достойным наследником традиций предков. Зато, если ваши родители – пьяницы или наркоманы, и живёте вы в обшарпанной двушке среди таких же несчастных опустившихся соседей, вам практически гарантировано повторить их судьбу. Таким местом как раз и был родной посёлок Роба.

За первые восемнадцать лет жизни перед армией он успел несколько раз всерьёз напиться, покурить травки, пятнадцать суток отсидеть за решёткой, очень много раз подраться, в том числе с поножовщиной и, как вишенка на торте, попасть в банду, промышлявшую вульгарным рэкетом в посёлке и окрестностях. Из его бывших друзей половина сейчас уже сидела либо собиралась чалиться, а другая половина к двадцати годам уже плотно подсела на наркоту или тихо спивалась. Троих уже не было в живых: одного зарезали конкуренты, у второго случился передоз, а третий перепившись вышел из окна на девятом этаже. Роб не сомневался, что его ждала похожая участь, если бы не счастливый случай, приведший его в Тингри.

На этот раз счастливый случай прикинулся вульгарной повесткой в военкомат. К восемнадцати годам Роб уже сделал неплохую карьеру в местной банде, и ему, разумеется, совсем не улыбалось терять два года жизни на службе государству, которое не дало ему ничего, кроме десяти классов сомнительного образования и перспективы загнуться молодым от какой-нибудь неполезной химии или нескольких дюймов стали в район печени. Он уже неплохо зарабатывал, в основном на ниве выбивания долгов, и планировал легко откупиться от продажных вояк. Но не получилось. Дело в том, что именно в этот год Родине срочно потребовалось немного повоевать в дальних неласковых краях, а Роб, как назло, был очень крепким и пока ещё здоровым парнем. В результате взятка не сработала, и он загремел в десантуру.

И вот тут-то выяснилось, что Роб, оказывается, просто был рождён для войны. Жёсткая конкуренция на гране смертельного риска в его родном посёлке сделала из него закалённого бойца, хладнокровного и бесстрашного. В каком-то смысле в армии было даже проще, чем дома, здесь таких матёрых вояк среди новичков было раз, два и обчёлся. На общем фоне Роб выглядел настоящим крутым рейнджером. Дополнительным бонусом оказалась его феноменальная меткость и быстрая обучаемость различным боевым искусствам.

Парень умел двигаться так стремительно, что ещё задолго до того, как полностью освоил бойцовские техники, начал выигрывать поединки у гораздо более опытных противников. Те просто не успевали отслеживать его удары и прочие боевые приёмы, хоть эти приёмы и были не идеальны по исполнению. Но главной приятной неожиданностью оказалось то, что Робу вся эта войнушка очень понравилась. Возможно, именно поэтому у него всё получалось так легко и непринуждённо. Начальство вскоре начало приглядываться к бравому вояке с перспективой подписать его на профессиональную службу, и Роб всерьёз задумался о военной карьере.

Но случилось непредвиденное. Однажды на ученьях его отряд попал в снежную бурю. Всё бы ничего, но буря налетела неожиданно, вопреки оптимистичному прогнозу погоды, и снабжение бойцов тёплой одеждой было не предусмотрено. В результате половина отряда угодила в больничку с пневмониями разной тяжести. Роб тоже оказался на больничной койке, хотя в его случае это был просто сильный бронхит. Тем не менее, как минимум пару недель ему предстояло оставаться наедине с собой. Поначалу ему даже понравилось целыми днями ничего не делать, но, как только жар спал, скука стала одолевать его даже хуже, чем раздирающий грудь кашель. Возможно, именно поэтому Роб с такой радостью ухватился за первое же подвернувшееся под руку чтиво.

Эта книга в тёмно-синем бумажном переплёте валялась никому не нужная в глубине больничной тумбочки. Автор был явно откуда-то с востока, запомнить его имя Роб даже не пытался, а вот название «Чудеса естественного ума» ему сразу понравилось. Надо честно признать, что первые несколько страниц зашли с трудом. Книга явно была переводная, причём перевод на русский был сделан не напрямую с тибетского, а с английского перевода, и выполнен довольно коряво. Но вчитавшись и ухватив смысл, Роб уже не мог оторваться. К моменту выписки он успел прочитать книгу три раза от корки до корки. Ему стало казаться, что вся его предыдущая жизнь была совсем неважной, только прологом к жизни настоящей. Эта книга стала для Роба как бы пропуском в его собственный загадочный внутренний мир. И этот мир оказался гораздо значимее и ценнее всего, что с ним до сих пор случилось.

Оставшиеся полгода службы превратились в пытку. Роб считал часы до дембеля и каждую свободную минуту снова брался за книгу. Начальство было сильно удивлено и разочаровано произошедшими с ним переменами, но заставить перспективного парня остаться на сверхсрочную службу было не в их власти.

***

– Учитель, это правда, что мир, в котором мы живём, на самом деле не существует, что он – просто порождение естественного состояния моего ума?

– Правильнее было бы сказать, что он не порождение, а интерпретация, мой мальчик.

– Но ведь интерпретировать можно только то, что реально существует, разве не так?

– Вот именно! Мир в твоём сознании реально существует. Можешь в этом не сомневаться.

– Но что же в таком случае лежит в его основе? Вы же не станете утверждать, что верите во все эти протоны-электроны?

– В основе мироздания лежат вибрации, циклические движения.

– Движения чего?

– Очень многие философы и учёные пытались дать ответ на этот вопрос. Можно было бы сказать, что движется само пространство или эфир. Но это была бы просто попытка дать ещё одно название непонятному явлению. На самом деле сам этот вопрос некорректен. Существует циклическое движение, как таковое, оно первично. А вот объект, который движется, как раз и создаётся в результате взаимодействия вибраций с умом. Он вторичен. Ум интерпретирует этот наваристый бульон из различных вибраций как образы, звуки, вкусы, запахи, тактильные ощущения, мысли и эмоции. Если вибрации грубые, то получается что-нибудь «материальное», например, молоток или чашка чая, а если очень тонкие, то светлые мысли или безбрежное счастье.

– Выходит, если чего-то нет в моём сознании, то его как бы вообще не существует.

– Это очень занимательный вопрос, мой дорогой ученик. Можешь ли ты утверждать, что что-то существует, если в твоём сознании об этом явлении нет даже мыслей? Полагаю, что нет. А вот если ты о чём-нибудь подумаешь, то объект твоих раздумий сразу обретёт статус существующего.

– Получается, даже одной мысли достаточно, чтобы дать жизнь какому-то явлению.

– Мысль – это совсем немало, поверь мне. Мысли материальны не меньше, чем прочие объекты, которые проявляет твоё сознание. В каком-то смысле они даже более материальны, чем, скажем, твоё тело, потому что именно мысли его и формируют. Не стоит ими пренебрегать.

– А слова? Они тоже обладают силой?

– Звуковые вибрации способны создавать и разрушать миры, мой мальчик. И всё же они – лишь грубая модель тех мыслей, которые отражены в словах. Говорят также, что нашим миром правят знаки и символы. Но и образ – это только тень идеи. Если ты желаешь истинной власти над Реальностью, то придётся научиться управлять своими мыслями.

Глава 2

Антон не стал затягивать свой визит в Школу. Уже на следующий день после того, как Вертер пожаловался ему на странное поведение Дали, Творец отправился проверить состояние его дочери. Убежище встретило его ярким зимним солнцем и запахом булочек с корицей. Было ощущение, что Антон приехал на курорт отдохнуть, хотя отдыхать ему сейчас было совершенно некогда, работа над новым проектом отнимала всё его время и внимание. И всё же проигнорировать жалобы друга Антон не мог, хотя и считал его опасения вздорными.

Наблюдения только подтвердили его исходные предположения. Как он и ожидал, Дали была немного подавлена смертью матери, но в остальном вела себя вполне адекватно. Никаких истерик и злобных нападок на окружающих не было и в помине. Антон недоумевал, что же в её поведении могло так испугать отца, чтобы тот прибежал к своему другу буквально с трясущимися руками? Было похоже, что смерть жены сильно подкосила самого? несгибаемого Вертера. Может быть, странности в поведении дочери – это не более, чем его больные фантазии?

Антон сидел в кресле у камина и потягивал чёрный чай с чабрецом из толстой керамической кружки. Напротив него тоже с кружкой чая расположился Тарс, учитель Школы и по совместительству Высший Творец, как и сам Антон. Пока они не спеша беседовали за жизнь, Антон краем глаза продолжал наблюдать за Дали. Девушка стояла у окна и мило щебетала с каким-то незнакомым черноволосым парнем лет двадцати пяти. Внешность у её приятеля была довольно примечательная. Он был высоким и стройным, но при этом накаченным прям как профессиональный бодибилдер, правда только в верхней части туловища. Выпуклые мышцы на его груди и плечах однозначно говорили о регулярных и серьёзных физических нагрузках.

А вот его лицо никак не вязалось с фигурой атлета. Оно было какое-то кукольное: тонкие, почти женские черты, огромные тёмные глаза с поволокой, узкая полоска ухоженных усиков над верхней губой, длинные вьющиеся локоны. Было в нём что-то восточное, но не арабистое и не монголоидное, а скорее, некий индийский колорит. Левой рукой парень нежно сжимал ладошку Дали, а правой – обнимал её за плечико, эдак привычно, без стеснения. Сразу бросалось в глаза, что между молодыми людьми были не просто приятельские отношения, а нечто большее.

Не то чтобы Антон был ханжой, но фривольное поведение индуса по отношению к дочери друга его слегка покоробило.

– Кто этот парень? – полюбопытствовал он, указывая на парочку у окна. – Я его, по-моему, раньше не встречал.

– Это сын Эрика, моего покойного брата,– пояснил Тарс. – Помнишь ещё командора Охотников, который тебя едва не пристрелил прямо перед роспуском ордена? Парня зовут Амар, очень способный молодой человек, между прочим.

– Он из потомственных Охотников? Да вдобавок ещё потенциальный наследник командорского титула? – Антон явно был сбит с толку. – Ты тут не слишком ли расслабился, Учитель? Зачем ты пустил в Убежище бывшего Охотника?

– Антон, окстись,– замахал на него руками Тарс,– когда Сабин распустил орден, пареньку было всего семь, он ещё никого не успел убить. Да и что это за предрассудки? Бывшие Охотники – тоже люди. Я, к примеру, больше десяти лет командовал орденом. Надеюсь, ты этого ещё не забыл? Да и твой лучший друг Вертер когда-то был Охотником.

Охотники. Пятьсот лет назад Сабин создал этот орден для того, чтобы охотиться на собственного брата. Сотни лет эти профессиональные убийцы отыскивали Антона, каким бы именем он ни звался, и безжалостно убивали его молодым, не дожидаясь, пока он осознает свою мощь Творца. А в промежутках между его воплощениями Охотники устраивали настоящий геноцид для всех остальных продвинутых Игроков, до кого только могли дотянуться. Так что шансов на появление в нашем мире хотя бы ещё одного Творца, помимо самого Сабина, не было никаких.

Исключение отступник сделал только для Тарса, своего дальнего потомка по прямой линии. Что уж им двигало, сказать трудно, однако именно благодаря этой его странной прихоти и появилось Убежище, в котором Учитель спасал от Охотников небольшое количество своих учеников. Через пятьсот лет убийств ни в чём неповинных талантливых людей Сабин распустил орден с той же непринуждённостью, что и создал. Надоели они ему, не оправдали ожиданий.

Антон и сам не понимал, почему вид этого Амара вызвал у него непроизвольную защитную реакцию, но он слишком сильно доверял своей интуиции, чтобы оставить без внимания такой небезынтересный факт, как дружба Дали с потомственным Охотником. Конечно, это могло не значить абсолютно ничего, а могло и оказаться ниточкой к разгадке страхов Вертера. Мало ли, что там сподобился рассказать девушке этот странный тип про её папочку, тоже бывшего Охотника. Было и ещё кое-что странное, Амар абсолютно ничем не напоминал своего отца. Эрик был плюгавым маленьким человечком с головой, росшей прямо из плеч. Откуда же у него взялся такой красавчик сынок?

– А кто его мать? – поинтересовался Антон.

– Увы, это осталось тайной,– Тарс пожал плечами. – В один прекрасный день маленький Амарчик просто появился в командорском доме, и Эрик официально признал его сыном и наследником.

– А вот это уже было интересно,– подумал Антон. – Вполне возможно, Амар вовсе не являлся биологическим сыном Эрика. Что же могло заставить всесильного командора признать чужого ребёнка, да ещё сделать его единственным наследником? Ведь командоры в ордене Охотников всегда обладали непререкаемой властью и распоряжались жизнью и смертью своих подчинённых по собственному усмотрению. Единственным, кого они боялись, был основатель ордена Сабин. Неужели командорский наследничек – это ещё одна каверза моего братца?

– Антон, очнись! – оказывается, Тарс уже давно тормошил Антона, а тот так увлёкся дедукцией, что пропустил его слова мимо ушей.