Тотальное одиночество

– Программа, которая следит за тем, чтобы матрица работала. Ты начала просыпаться, и они восприняли это как хакерскую атаку. Сначала подсунули тебе «пряник» в виде Макса. Если бы ты повелась на это, то могла бы вполне счастливо прожить с ним остаток этой жизни. Но ты отказалась засыпать и продолжила поиски. Поэтому тебе дали «кнута», чтобы ты напугалась. А еще подкинули проблем, чтобы, решая их, ты опять погрузилась в сон небытия.

– Господи! Это было ужасно! Ужасно! – воскликнула я, закрывая лицо руками.

– Бедная моя, – сказал Никос, садясь рядом и обнимая меня за плечи. – Давай я тебе налью немного коньячка?

– Нет уж, лучше валерьяночки! – ответила я и изобразила вымученную улыбку.

– А я, между прочим, узнал кое-что интересное, – подмигнул мне друг.

– Я не хочу больше плохих новостей! – взмолилась я.

– Ну, не такие уж они и плохие. Это касается твоего художника. Я поговорил с Марией Донас, египтологом. Помнишь, я тебе говорил о ней? Так вот, она рассказала интересную историю про фараона Микерина. Он был младшим сыном Хеопса. Он стал править Египтом после смерти своего отца и брата, которые показали себя как жестокие, кровожадные правители. Микерин же был другим. В его сердце всегда жила любовь к людям, он был сострадательным и справедливым правителем. Народ любил его и обожествлял. Микерину всегда были не по душе действия отца и брата. Поэтому он со всей страстностью принялся искупать вину, как он считал, своих предков. При его правлении активно начали строиться храмы, народ получил право возделывать поля, больше не приносились кровавые жертвы. Микерин был самым праведным судьей и милосердным правителем.

* * *

Солнце было еще высоко, и его жар обжигал смуглую кожу фараона. Но он все шел и шел вперед, не обращая внимания на раскаленный песок. Тяжелые мысли не давали покоя ему уже несколько недель. После смерти отца и старшего брата бремя правления государством легло на его плечи. Но он не был готов к этому. Микерин понимал, что жрецы ждут от него продолжения политики Хеопса, но она была так чужда и отвратительна его душе, что он не мог даже представить себя в роли кровожадного царя.

Микерин вырос в тени своего брата Джедефра, который должен был принять бразды правления от отца. Хеопс был жестким и авторитарным правителем, он не признавал слабости в подчиненных, а уж тем более в своем наследнике. Он воспитывал Джедефра похожим на себя, внушая сыну собственные понятия о мире и его месте в нем, а к Микерину относился равнодушно. Зато мать души не чаяла в нежном спокойном сыне. Хенутсен быстро поняла, что Джедефр для нее недосягаем, и ей оставалось только смириться с неизбежным. Всю свою материнскую любовь она направила на младшего ребенка.

Микерин рос любознательным и умным мальчиком. Его привлекали законы природы и разнообразие животного мира. В отличие от своих старших родственников Микерин не интересовался охотой и войной. Он мог долгими часами сидеть в тени деревьев и любоваться рекой. У него была тесная связь с матерью, и им обоим доставляло большое удовольствие вести философские беседы под звездным небом.

Иногда Хенутсен брала сына к старцу Акилу. Акил был оракулом, и к его предсказаниям обращался даже сам Хеопс. Но старик очень любил Хенутсен. Она словно заменяла ему погибшую дочь. Царица была добра к нему и прислушивалась к его советам. Микерину нравилось присутствовать при их беседах. В такие минуты он чувствовал себя счастливым.

Однажды, в очередную встречу, мальчик сидел на берегу ручья и любовался игрой двух ярких бабочек. Акил и Хенутсен расположились поодаль.

– Мое сердце неспокойно, отец, – сказала царица. – Я предчувствую беду. Хеопс просто одержим строительством своей пирамиды. Много людей гибнет. Боги не простят ему этого!

– Темные силы завладели нашим правителем. Они толкают его на безрассудные поступки. Мы ничего не сможем с этим сделать, – вздохнул оракул.

– Народ недоволен! Люди ненавидят своего фараона. Это может привести к трагедии, – произнесла Хенутсен, стараясь, чтобы ее голос звучал как можно спокойнее. Даже в моменты отчаянья она не хотела нарушать спокойствие своего любимого сына.

– Ты должна быть сильной, – сказал Акил и положил свою морщинистую руку на ее плечо. Их взгляды встретились, и царица поняла все без слов.

– Но Джедефр еще слишком юн. Он во всем старается походить на отца, а в своей жестокости даже превосходит его. Он не сможет стать справедливым правителем. Жрецы получат безграничную власть! – в отчаянии воскликнула царица. Микерин вздрогнул и обернулся, он почувствовал тревогу в голосе матери. Хенутсен посмотрела на него с нежной любовью и улыбнулась.

Оракул закрыл глаза. Его фигура стала абсолютно неподвижной, и только глазные яблоки под плотно закрытыми веками пришли в беспорядочное движение. Царица знала, что в этот момент на старца снизошло откровение. Она продолжала тихо сидеть, не мешая оракулу общаться с богами. Через некоторое время Акил открыл глаза. Хенутсен с надеждой устремила на него свой взор. В этот момент к ним подбежал Микерин. Оракул тяжело поднялся и поклонился мальчику, затем развернулся и пошел прочь. Глаза царицы наполнились слезами. Она обняла сына и крепко прижала его к груди. Судьба Микерина была решена.

После смерти Хеопса власть перешла к его старшему сыну. Жрецы ликовали. Джедефра не интересовала политика, он был одержим развлечениями. Светильники в его дворце горели всю ночь, вино лилось рекой, а рабыни сменяли друг друга в его постели. Жрецы пользовались его безрассудным поведением и ради своего обогащения поднимали налоги и угнетали народ. Египет погрузился в темные времена. Недовольных казнили без суда на городских площадях. Хенутсен тяжело переживала это, она пыталась поговорить со старшим сыном, но он не хотел ее слушать. И однажды утром Микерин нашел свою мать бездыханной. Это была страшная потеря для юноши. Никто не был так близок и дорог ему. Хенутсен была его светом. Он сложил ее тонкие руки на груди и поцеловал в губы.

– Не волнуйся за меня! Я пройду свой земной путь, и мы встретимся в царстве Осириса, – прошептал Микерин, утирая слезы.

Джедефр устроил пышную погребальную церемонию. Микерина там не было. Ему невыносимо было видеть мумифицированное тело своей любимой матери, он не хотел принимать участие в жертвоприношениях. Он удалился в пустыню и провел там несколько дней. В песках он оставил свою юность. Во дворец вернулся зрелый мужчина.

И вот сейчас он снова брел по пустыне. Обычно пески завораживали и успокаивали его. Но в этот раз тревога не покидала его сердце. Микерин не успел еще залечить сердечные раны после смерти матери, как на него свалилась ответственность за судьбу Египта. Джедефр правил недолго. Однажды, после обильного застолья, фараон решил прокатиться на колеснице и, упав с нее, расшибся насмерть.

Жрецы решили, что с Микерином проблем у них будет меньше. Спокойный и тихий юноша никогда не воспринимался ими всерьез. После погребальной церемонии Джедефра жрецы принялись делить власть, будучи уверенными, что наследник Хеопса не станет заниматься политикой и экономикой, а передаст бразды правления в их руки, являясь при этом номинальным царем. Но Микерин думал по-другому.

Солнце клонилось к закату, и на горизонте возник оазис. Микерин прищурился. «Мираж», – подумал он, но все равно двинулся дальше. Оазис становился все реальнее, и вскоре фараон оказался в живительном саду. «Почему раньше я не видел его?» – думал мужчина. Буйная растительность восхищала своим разнообразием и обилием цветов. В самом сердце оазиса Микерин обнаружил небольшой водоем с кристально чистой прохладной водой. Он расположился на берегу и глубоко задумался, глядя на зеркальную гладь озера.

«О, моя царица, почему ты покинула меня так рано, когда ты нужна мне так сильно? – возносил он молитвы матери. – Мне необходимы твои мудрые советы и поддержка! Я остался совсем один, все жрецы будут против меня. Но я уверен, что должен искупить грехи предков и своими благочестивыми поступками смыть кровь народа с их царственных рук».

Микерин так глубоко погрузился в свои мрачные мысли, что не заметил, как его уединение было нарушено. Он вздрогнул, когда услышал всплеск. С противоположного берега озера кто-то нырнул в воду. Фараон пригнулся ближе к земле, чтобы ничем не выдать своего присутствия. Его зоркие глаза пристально следили за фигурой в воде. Он понимал, что уязвим сейчас как никогда, живя тихой спокойной жизнью, Микерин не привык заботиться о своей безопасности. В густой растительности могли прятаться его враги. Мужчина осторожно поднялся и бесшумно, подобно дикой кошке, двинулся вдоль берега, внимательно осматриваясь по сторонам. Когда он обошел озеро и оказался на противоположном берегу, из воды вышла девушка. Ее длинные, черные, как смоль, волосы струились по стройному телу. Она подняла лицо к солнцу и прикрыла глаза в наслаждении. Сердце молодого фараона пропустило один удар. Никогда еще ни одна женщина не волновала его так сильно.

Девушка тем временем подняла с земли тонкое белое покрывало и обернулась в него, закрепив ткань на талии золотым поясом. Затем в ее руках появился какой-то сияющий предмет, который на миг ослепил Микерина своим светом. Девушка резко обернулась и увидела фараона. На ее лице отобразился страх, но очень быстро исчез, и она поклонилась ему.

– Я приветствую тебя, правитель, – сказала она.

– Кто ты? – спросил фараон, выходя из укрытия.

– Имя мое – Амизи. Я живу в этом оазисе, – ответила девушка. Она смотрела ему прямо в глаза без малейшего страха. Ее зеленые глаза сияли, подобно звездам в ночном небе. Микерин не мог оторвать от нее своего взгляда. Что-то необычное было в ее облике и поведении.

– Ты живешь здесь? Одна? – удивился он.

– Да, – сказала она. – Это мой дом.

Фараон подошел ближе и увидел в ее руках хрустальную сферу, которая и ослепила его.

– Что это? – спросил он.

– Мой проводник, – сказала она и ловко спрятала шар в складках своей одежды.

– Почему я никогда раньше не видел тебя?

– Может быть, твой взор был обращен в другую сторону? – улыбнулась девушка. Ее смелость и прямота очаровывали фараона. Он подошел ближе, чтобы иметь возможность лучше рассмотреть незнакомку. Она была стройная, высокая, с изящной фигурой и тонкой талией. Красивое лицо выражало спокойствие и нежность.

– Откуда ты? – спросил Микерин.

– Я пришла из Тентиры.

– Мне кажется, я нашел то, что искал, – задумчиво произнес фараон.

– И что же это? – спросила Амизи.

– Оракул Акил как-то предрек мне, что в песках я найду сокровище, – ответил Микерин, и на его слегка обветренных губах появилась легкая улыбка.

10. Месть матрицы

Погода портилась. В воздухе чувствовалось дыхание осени. Листья на деревьях начали желтеть, и в душе поселилась тоска. Я ехала от Никоса и представляла фараона, который рискнул пойти против системы. Перед глазами всплывал образ художника Микерина. Я мысленно облачала его в царские египетские одежды. Мне было невыносимо одиноко, как будто именно я в этот момент приняла решение идти против устоявшейся системы, объявить войну матрице и выйти из игры. По сути, так оно и было, но осознание пришло ко мне только сейчас.

Я понимала, что странный художник знает гораздо больше, чем я или Никос. И самым лучшим вариантом для меня сейчас было бы найти Микерина и поговорить с ним. Я решила съездить по адресу выставки и попытаться там хоть что-то разузнать о нем. Дорога повела меня на окраину города. Завернув в переулок, я не увидела ни ярких огней, ни машин на парковке, ни нарядных людей. Только клочки газет и опавшие листья метались в свете фар, подгоняемые ветром. Не было и намека на светское мероприятие. Тяжелые железные ворота производственного здания были закрыты на массивный замок. Выходить из машины мне совсем не хотелось, в темных углах мерещились призраки. Где-то в глубине души я понимала, что именно так все и будет, но не могла не проверить. Я хотела использовать все шансы, даже самые ничтожные. Я развернулась и поехала домой.

Оставив свой автомобиль на парковке, я пошла к дому. Уже возле подъезда меня догнала машина, которая ехала очень быстро. Водитель даже и не думал притормаживать возле большой лужи. Колесо попало в яму, и меня с ног до головы окатило грязной водой. Чувство беспомощности накрыло меня волной. Я расплакалась. Слезы бежали по моим щекам бурным потоком, я вытирала их ладонью, размазывая грязь по лицу.

Войдя в подъезд, я столкнулась с консьержем. Он посмотрел на меня подозрительно, без малейшего сочувствия и спросил:

– Вы из 114 квартиры?

– Да, – устало ответила я.