7 кругов яда

Так мы и сидели, несли бред и смеялись, а маленький Иисус, который в последнее время повадился везде с нами ходить, бродил внизу. Он ковырял палкой под вагонами и что-то бормотал себе под нос, как делают все обычные дети. Родившись всего несколько месяцев назад, этот паренек уже походил на крепкого дошкольника, поскольку рос с неимоверной скоростью, однако, кроме этого, он больше ничем не выделялся среди остальной детворы.

– Что-то не похож он на мессию, – выразил Лука мои мысли и хитро прищурился, – хотя, по идее, раз появился под Рождество и носит такое имячко, просто обязан творить чудеса. Да он нас должен был этими чудесами заваливать уже!

– Кстати, – Андрей, прыснул в кулачек, – вы замечали, что на всех иконах нимб, нарисованный вокруг головы какого-нибудь святого, до жути похож на шлем скафандра. Прямо как у космонавтов.

– Может, святые – это те люди, кто побывал в космосе и увидел там бога, – заметила я, – поэтому они и святыми и стали.

Лука заспорил со мной:

– Вот, например, Юра Гагарин там был. И когда он домой после полета вернулся, то сказал всем: «Я летал в космос, но бога там не видел». Не помню, как там было в точности, но примерно как-то так, я читал.

– Просто у каждого свой бог, вот и все, – ответила я. – Для Юры это, может быть, был Циолковский. Или Белка со Стрелкой вместе взятые. Или карандаш, которым он писал там в бортовом журнале. Вы ведь в курсе? Американцы десятки лет бились, чтобы изобрести ручку, пишущую в невесомости, а наши космонавты всю жизнь карандашом пользуются…

– Знаете, – мои рассуждения прервал ранее молчавший Ваня, – я все-таки думаю, что святые – это те, кто побывал в космосе и сошел там с ума.

Все замолчали.

И молчали бы еще долго, потому что нас отпустило, и как будто свинцовая плита придавила тело каждого из нас.

Но Лука нарушил тишину и крикнул:

– Эй, Иисус! Слышь, малой!

Мальчик повернулся к нам.

– Мы хавать хотим. Давай, может, замутишь нам чудо? А, малыш?

Иисус ничего не отвечал, только смотрел на нас снизу вверх.

Лука, а за ним и Ваня с Андреем, стали не спеша спускаться с цистерны по скользким металлическим ступеням. Спустившись, они обступили несчастного ребенка. Ваня достал из кармана неизвестно сколько пролежавший там маленький сухарик, какими обычный российский гражданин так любит закусывать пиво, и покрутил им перед носом у Иисуса.

– Охерел что ль заначки делать? – шутливо огрызнулся Андрей. – Дай сюда, я его сейчас съем.

– Руки убери. Я хочу пацану показать, чтобы он нам таких же сделал побольше.

Малыш, поняв, что от него требуется, засунул грязную ручку себе в карман и извлек оттуда точно такой же сухарик.

– Ну-у-у, – разочарованно протянул Ваня, принимая сухарик из рук мальчика.

А Иисус, беззубо улыбнувшись, поместил теперь обе руки в карманы, и достал уже две пригоршни сухарей.

Парни жадно протянули к ним руки, практически отняли сухарики у мальчика и начали жадно жевать. Иисус достал еще две пригоршни, побольше, и те так же очутились во ртах у моих друзей.

Не знаю, сколько прошло времени, а сухари не иссякали. Иисус видел перед собой страждущих, и он считал своим долгом накормить их хлебом. Он все вкладывал и вкладывал сухари в руки парней, а те уже давились, не успевая проглатывать сухие и острые кусочки. Андрей зашелся в страшном кашле, Лука тоже, а Ваня, хоть его руки и рот уже больше ничего не вмещали, все еще умудрялся принимать от малыша новые горсти еды.

– Иисус, хватит! – закричала я с цистерны. – Не видишь, она давятся твоими чудесами?! Лучше дай им воды!

Иисус перестал доставать сухари из карманов. Одновременно с этим крышка цистерны, что находилась чуть левее от меня, резко слетела, словно подброшенная взрывом, и мне стало видно, что эта цистерна до краев наполнено какой-то темной жидкостью. Я принюхалась и не поверила, поэтому залезла туда пальцем и попробовала вещество на язык. Это было красное вино! То самое, мерзейшего вкуса красное вино, отдающее спиртом, которое продается в картонных пакетах!

Внезапно сверху донесся шелест, который, мгновенно приблизившись, стал таким яростным, что затмил собой все звуки. Я застыла в оцепенении, так и держа смоченный вином палец во рту. С неба хлынул невероятно сильный, прямо-таки тропический, ливень из вина. Все еще кашляющие парни подставляли под него ладони, чтобы, наконец, унять свою жажду и протолкнуть застрявшие в горле куски. А я просто стояла под дождем, моя одежда и волосы плотно облепили меня, как алый кокон, а глаза нещадно щипало. Но я неотрывно смотрела в спину уходящего вдаль мальчика, и мне казалось, что сквозь дождь я различаю нимб вокруг его головы, так похожий на шлем скафандра.

Яд №3. Метамфетамин

Если вы все еще это читаете и не собираетесь бросить чтение в ближайшее время, то я хочу заранее перед вами извиниться. Просто перед тем, как сесть писать эту главу, я ускорилась отменным феном, мой нос все еще слегка дерет, но сердце уже бешено колотится, как африканский тамтам. Повинуясь этому неистовому ритму, я буду описывать некоторую часть жизнь моего героя в ускоренном темпе.

В целом, я считаю это самым подходящим способом повествования, поскольку, как вы уже знает, рос Иисус тоже невероятно быстро. Тот отрезок жизни, что для обычных людей является годом, он успевал прожить за месяц.

По сути, за те короткие месяцы, в которые уложилось его детство и молодость, не произошло ничего примечательного.

Школа.

Первая сигарета за углом.

Первый стакан водки, который обжог адским пламенем его рот и горло.

Первая девушка, которую он взял на диване в ее комнате, так и не успев толком раздеть, и ее, и себя.

Первое разочарование в любви, потому что продлилось это вышеописанное действо не дольше, чем полминуты, а потом она встала, рассмеялась и сказала «пока!»

Институт.

Пьянки.

Диплом, и еще одна колоссальная пьянка.

Проживаемые им дни совсем не походили на образ жизни мессии, какой он, по рождению своему, должен был вести. Да еще и мать постоянно твердила о том, что он рожден для великих деяний, своими словами еще ниже опуская его самооценку. Иисус сам все прекрасно осознавал, и иногда для галочки совершал рядовые чудеса, больше похожие на фокусы. Никакой пользы они не приносили, но хотя бы нравились девочкам.

Помогать страждущим он давно перестал. Стоило ему совершить какое-нибудь чудо, чтобы облегчить участь случайного нищего или калеки, тот, в лучшем случае, недовольно огрызался и шел дальше собирать деньги по электричке, в худшем – начинал вопить, что к нему пристает сумасшедший.

С каждым днем такая бесполезность все больше сводила Иисуса с ума, порой ему казалось, что он живет один в глухой тайге и задаром пытается кормить комаров и мошкару, которые до того отъелись, что на него даже не смотрят.

Как-то, будучи еще маленьким, Иисус увидел на карте Москвы в далеком районе Чертаново, который в то время казался ему чуть ли не краем света, что железнодорожное полотно там образует некую петлю. Это настолько изумило его, что эта петля стала являться ему по ночам, все больше затягивая на его горле кольцо страха.

Почти каждую ночь ему снилось, что он стоит в центре этой петли, а поезда с ледяным грохотом проносятся вокруг него. И с каждым мгновением петля становилась все уже, а составы, против всех законов физики – все ближе к нему. Это приводило ребенка в какой-то необъяснимый первобытный ужас, и, когда он просыпался среди ночи в липком поту, в его висках еще продолжали стучать колеса тех поездов.

Прошло много таких ночей, и страх настолько проник в Иисуса, что, казалось, разъедает изнутри не только его душу, но и тело. Как назло, его мать тогда начала лишаться рассудка и все чаще несла чушь о том, что отец мальчика не тот алкоголик, что живет с ней, а самый настоящий бог, который обитает на небе. Маленький Иисус, сначала отказывавшийся в это верить, в итоге настолько морально ослабел, что стал взывать к своему невидимому отцу. Он часто задавал ему вопрос: «Отец, зачем ты меня оставил?» – и просил помочь все жизненные испытания, но отец молчал.

Тогда ребенок стал часто ходить к железной дороге, залезал на какую-нибудь из цистерн, и обращался к отцу, стоя на ней. Так он был хоть немного ближе к небу, к тому же, в этом пустынном месте никто не мог ему помешать.

Услышав разговор накуренной компании о космосе и боге, Иисус твердо решил в будущем стать космонавтом, чтобы наконец-то встретиться со своим отцом. Но по мере того, как мальчик взрослел, он все больше убеждался, что мода на мечту быть космонавтом прошла уже как минимум лет сорок назад. Да и страны, в которой эта мода родилась и умерла, тоже давно нет на карте.

Поэтому космонавтом он так и не стал. Все, что он смог сделать, получив диплом – это пойти работать в Макдональдс.

***

В один из дней, когда пришла его очередь убираться в ресторане, товарищи по работе угостили его феном, без которого многим тяжело было трудиться в этом заведении. Пока порошок действовал, Иисус энергично и радостно орудовал тряпкой и шваброй. Его морочило на действия, что несказанно помогало Иисусу в его рабском труде на благо великой холестериновой империи.

Когда, спустя несколько часов, Иисус добрался до самого сложного этапа уборки – мытья туалета, произошло страшное: его начало отпускать. Он тер пол, раковины, унитаз, и с каждой секундой чувствовал, как на него наваливаются слабость и безразличие. Иисус так и замер с тряпкой, стоя на четвереньках над унитазом, будучи не в силах дальше продолжать мытье, а из темных глубин воды на него смотрел отходняк своим немигающим глазом цвета депрессии.