История одного злодея

– Лучше, – Михаил Наумович внимательно осматривал своими острыми глазами Люци. – Её лечит мой бывший студент.

– Значит скоро мы увидим колоссальные изменения, – небрежная улыбка на его губах. В дверь постучали, девушка принесла сок и кофе, аккуратно поставила всё на свои места и вышла.

– Психиатр не волшебник. Он может помочь разобраться в кладовой души, но никак не решит, что куда положить. Эта работа для хозяина.

– В моей вы знатно покопались.

– Да, были времена, – его большой рот прильнул к маленькой чашечке и одним глотком осушил половину. – Я был молод и самоуверен. Практика научила мне, что душевные недуги, как и физические, часто остаются хроническими, а выздоровление возможно только при регулярной работе пациента.

– Я исцелился.

Михаил Наумович ничего не ответил, но по его вытянутому лицу пробежала тень недоверия и Люци понял, что лучше не развивать эту тему. Обман не удался.

– Могу я увидеть её?

– Ещё рано. Надо подождать хотя бы неделю.

– Всего на пару минут. У меня есть для неё хорошие новости.

Михаил Наумович оценивающе посмотрел на Люци, на его хитрые глаза под тонким стеклом и ледяную улыбку. Они оба знали, что ему не нужно дозволения, что это формальность.

– Если бы у меня был выбор, я бы спалил клинику раньше, чем вы сюда вошли.

Люци встал, одернул летний пиджак и протянул руку. Врач пожал её неохотно, он был далёк от светского общения, как любой практикующий специалист. Эта встреча была ему неприятна, Люци знал это, знал о причинах такой антипатии, но не мог отказать себе в удовольствии помучить того, кто ему нравится.

– Вы хороший доктор, Михаил Наумович.

– Я знаю. Дело в том, что вы просто отвратительный пациент.

Выйдя из кабинета, Люци подмигнул миниатюрной девушке, но та только отвернулась. Влюблена в начальника, как пить дать. Он прошёл к сестринскому посту, эти стены, эти коридоры. Ничего почти не изменилось с того момента, как он ушёл отсюда.

– Доброго дня, – старая медсестра подняла на него усталую голову. Её железное лицо не выражало эмоций – Я к Виктории Шиловой.

Она посмотрела что-то в компьютере, прильнула к телефону, еле слышно прошептала что-то, потом кивнула и встала.

– Идите за мной, – её крепкое, но уже сухое тело передвигалось быстро, каждая мышца группировалась. – Правила знаете?

– Да.

Не замечая ответ, женщина чеканила список запрещённых действий. Люци смотрел по сторонам. Из палат выглядывали любопытные шизофреники из знатных семей. Все те, кого деньги покалечили гораздо сильнее нищеты. Кто-то брянкал на гитаре, видимо, знаменитость с личными демонами. Больная часть обитателей палат равнодушно лежали на своих кроватях. Кто-то читал, кто-то слушал музыку, кто-то думал. Общая комната в таких местах почти всегда была пустой, поскольку в палатах не набивалось много людей, а привычки богатых быть в одиночестве вполне укоренились.

Отдельные камеры тут были редкостью, потому что у большинства пациентов дефицит внимания вызывал панические атаки, да и перекинуться словечком с таким же несчастным существом вполне себе приятно.

Комната свиданий располагалась сразу же за пустой общей комнатой. Только прошёл завтрак, стоял звон моющейся посуды.

– Ждите здесь.

Женщина отошла за прозрачную дверь и встала прямо напротив неё. Ушла только, когда её сменил грузный санитар с внушительными мускулами. Тут всегда работали крепкие парни, на случай буйства. Люци прибыл сюда уже спокойным, но ещё недостаточно уравновешенным. Ему не раз приходилось быть скрученным или захваченным крепкими руками санитаров. Ностальгия.

Викторию Шилову ввели в комнату под руки две медсестры. Она сползла с их рук на стук, как плохо застывший холодец и Люци вопросительно посмотрел на девушек.

– У неё утром процедуры, выводят токсины по рекомендации лечащего врача. Она может быть немного медлительной, но всё понимает.

Он кивнул, и медсёстры вышли, оставшись рядом с санитаром.

– Никакой интимности, дорогая, придётся посвятить этих неучей в наши отношения.

– Ты… – её мутные голубые глаза за стеной кажущихся слёз сфокусировались на другом конце стола. – Ты…

– Да-да, я знаю, как ты рада увидеть меня. – Люци задрал голову и его редкие зубы показались в ехидной насмешке. – Он всё-таки упрятал тебя.

– Ты… – её слабый голос пробивался сквозь скользкие слюни на подбородке. – Это ты…

– Да-да, я пришёл навестить тебя, – он облокотился на стол и зашептал еле слышно. – Я очень скучал по нашим зажигательным вечерам. Сказать правду, твой муж казался мне куда умнее. Тебя надуть много не надо, но он всё-таки достаточно высоко взлетел, с его-то стартом. Ты не переживай, теперь он мёртв, твои денежки вернутся к тебе, если ты когда-нибудь придёшь в сознание. И если твоя шлюховатая дочь не перережет себе вены во времена своих развлечений. Ты ведь понимаешь, о чём я? Кивни, если понимаешь. – она дёрнула головой, но мышцы слушались плохо. – Ох, милая, с твоими нимфоманскими наклонностями ты уже должна оседлать кого-нибудь санитара. Я угадал?

– Ты…

– Интересно, среди друзей твоего мужа найдётся хоть один, с которым ты не спала? Если бы я только знал об этом, никогда бы к тебе не притронулся.

– Ты…

– Такой доступной богатейки я ещё не видел. Но мы уходим в сторону. Я пришёл сказать тебе, что твоя дочь имеет хватку, больше, чем у тебя или твоего покойного мужа, – Люци облизал губы. – Она прикончила одного из моих парней и скрылась в неизвестном направлении. Но я найду её, ты не переживай.

– Нет…ты…нет…

– Как ты мне отвратительна! Как ненавистна мне вся ваша семейка! Ну ничего, как только я поймаю эту девчонку, я ей покажу, что такое страдание. Если только она не перережет себе вены во время одной из своих игр с лезвием. Ты же в курсе, правда? – Санитар за дверью не спускал с них глаз. – Ах, Вика, мать из тебя вышла никудышная, как и жена. Я же говорил тебе, что таким женщинам суждено прожить в одиночестве свой век, помнишь?

– Ты…мне было 17…

– Ты уже тогда была распутной и коварной. Лезла не в свои дела, – он вдруг понял, что не сможет сдержать злость, если продолжит. – Впрочем, оставим прошлое прошлому.

– Я тебя любила…

– Ты всегда была избалованной, мерзкой дрянью. Вот и всё, что у тебя было. Скоро ты будешь единственной Шиловой. Здесь, в сумасшедшем доме, ты закончишь свой век, уж я об этом позабочусь.

Люци встал, одёрнул пиджак и кивнул санитару. Виктория тихо плакала. Медсёстры посмотрели на гостя недоверчиво, но он уже скрылся за дверями коридора.

Глава 31.

Тихая глушь Подмосковья ласкала уши, солнце упорно светило на промёрзшую за ночь землю. В удивительном лесу неподалеку от дома Люци прогуливался целый час, чтобы дать своей спутнице вдоволь побеситься. До этого момента он и не думал, что у его избранницы такой горячий нрав. Сын дяди Саида может смело сказать ему спасибо за спасение своих нервов. Самого Люци злость Далии только забавляла. По не понятным причинам её лицо было ещё красивее со сдвинутыми бровями и раздуваемыми в порывах гнева ноздрями. Она причитала что-то себе под нос по дороге к дому, а как только вошла, начала шуметь и кричать. Злилась ли она на себя за то, что пустила в свою жизнь такого человека? Злилась ли она на него за то, что он позволил себе воспользоваться её доверием?

Это всё было неважно, потому что они были вдвоём. Люци не думал о поисках, которые развернул в городе Пугин. Он не думал о матери Далии, которая не может уснуть, пока не узнает, что с её дочерью. Он не думал о её отце, который постарел на 10 лет, взяв на себя вину за случившееся. Он не думал о Французе, который узнал о происшествии и велел пристрелить Люци, как только он появится. Он не думал о Далии, которая вытирала слёзы безысходности, понимая, что от ещё одной ночи в дороге она помешается. Он думал только о том, что они двое против всех, в этом маленьком домике, потерянные и счастливые. Даже если Далия пока не понимает, какая это удача.

Любящее сердце простит свои осколки.

Он вошёл в дом, вокруг было тихо. Далия, как море после шторма, спокойно сидела на своей кровати и смотрела в окно. На её открытое, беззлобное лицо падал мягкий свет, отчего происходящее казалось ещё прекраснее.

– Если ты решишь хорошо провести время, мы можем сходить вместе погулять, – она не отвечала. – Я имею ввиду, собрать грибы там, или ягоды. Тут есть видеомагнитофон и штук 40 кассет. Можем найти что-то подходящее.