История одного злодея

Шилова шла за руку с молодым человеком, который, может, рискнёт своим настоящим и будущим ради неё. Шла и ничего не чувствовала.

Велиал незаметно следовал за ними, поедая эскимо советского образца. В отличие от молодёжи, он не впадал в сантименты и не питал иллюзий на какой-либо счёт. Ему хотелось власти, и он знал, как этого добиться. Он ждал момента, ждал. Появился Астарот – маленькая слабость криминального гения. Велиал сразу схватил свой шанс за хвост и теребил аккуратно, чтобы не осыпались пёрышки.

Сначала команда под ним. Нет, он не дурак, чтобы обсуждать начальника с подчинёнными. Но между делом стоило упомянуть то об одном промахе паренька, то о другом. Мелочь, случайность, стечение обстоятельств. Велиалу потребовался год для первых недовольных взглядов.

Слухи расползаются только схваченным льдом, стоит чуть надавить. Конечно, влияние Люци было настолько прочным, что никто вслух не решался высказать свои вопросы. Но главное, что люди начали думать, подозревать и читать тоже самое в глазах коллег. Это был первый, но очень важный этап.

Потом конечно был Асмодей. Глава карательного отряда хоть и раздражал Велиала со дня своего появления, но был не обходимым союзником в дворцовом перевороте.

Так уж вышло, что их отношения с самого первого взгляда строились на отвращении и взаимной антипатии. По-другому и быть не могло. Асмодей считал себя честным убийцей, хранил какие-то принципы и тычил ими. Этим славятся все ветераны боевых действий. Они считают, что посвящены в самые страшные страницы человеческой жизни, поэтому в праве судить и поучать остальных.

Велиал считал себя честным по-настоящему. Он принимал себя со всей жестокостью, поскольку искренне считал её частью человеческого существа. Значит, это природа. Значит, так решил Господь Бог.

На самом же деле маленького мальчика приучили к ужасу и страданию ещё в детстве (браво дядюшке Фрейду). История циклична. Поэтому вас не удивит голодное детство в дет доме, насилие, извращение. Описывать прожитое огромным количеством людей с подробностями, чтобы ужаснуть читателей, не в стиле автора. Просто поверьте на слово, там было достаточно для того, чтобы ребёнок взрастил в себе ненависть ко всему живому.

После психологической травмы кто-то ломается и уничтожает себя, кто-то становится святошей, кто-то подражает своим мучителям. Но Велиал смотрел на жизнь шире, посему проанализировал в себе атрофированную жалость и смекнул, что слабости могут быть силой. Так он начал свой криминальный путь, и до этого момента был очень успешен.

Его группировка активно расширялась, присягали новые беспринципные адепты. И всё бы ничего, но из неоткуда появился Люци. Велиал посмеивался над ним, но только до резни на хлебозаводе. Кровь нужно уважать.

Но вот творческий союз, который Велиал планировал в те годы с Люци обернулся слиянием не в пользу первого. И всему виной неожиданное расположение Пугина. Это вознесло Люци от среднего калибра мафиози до короля Москвы.

Природа их отношений оставалась тайной для преступного мира, но зато эффект был превосходный. Люци стал вхож в высшие круги, куда попасть можно было или через зону, по старым традициям, или через большие деньги, заработанные аферой, что тоже делалось с оглядкой на традиции. А тут уже лысеющий пижон, который ещё недавно сидел н наркоте, получает всю глазурь с кулича.

Разве можно простить такое?

Вот Велиал и не простил, но как человек смышлёный не полез на рожон, а сделал вид, что вполне себе доволен ролью среднего звена. Он ждал. Смотрел на то, как Люци щеголяет в дизайнерских костюмах с нахальной улыбкой, и ждал. Расправлялся с шелупонью, которая недостойна страдать от его высококачественных инструментов, и ждал. Обедал гусиной печенью, попивая вино под пустую болтовню, и ждал.

И вот теперь под непривычно ясным небом Питера безликий человек был как никогда близок к своей заветной цели.

Однако хитрожопый Люцифер почуял неладное и дал заднюю. Он убьет парнишку, который наводит тень на его доброе преступное имя, и весь ропот коллег сойдёт на нет. «У всех есть слабости, – скажут они, – но ты посмотри как шеф расправился со своей.» И вся работа Велиала пропадёт. Люци получит ещё больше власти, ещё больше уважения.

Нет, такого допустить нельзя. Парочка должна сбежать. Велиал вернётся израненный к Люци и скажет, что они придумали что-нибудь эдакое. А коллегам случайно обмолвиться, что начальник попросил его имитировать пропажу Астарота, дать ему уйти вместе с дочкой Шилова.

Эта девка. Ещё одна беда на его голову. Нужно было всего лишь случайно убить её, чтобы господин Шилов рассвирепел и нажаловался вышестоящим людям о беспределе Люци. Но и тут произошла оплошность. Охранник Анны, включая Астарота, были слишком внимательны. Асмодей установил новую систему слежки, чтобы каждый член группировки был под надзором, кто это отслеживал ыбло неясно. Люци почти всё время находился в Замке, а Пугин почему-то снёс эту странную затею и даже поддержал своего друга. Куда катиться мир, если можно просто так похитить дочь уважаемого человека?

С Семёном Карловичем Велиал планировал разобраться сразу после Люци. Руками Шилова, конечно.

Владимир Сергеевич давний знакомый человека без лица, очень обрадовался рискованной сделке. Да-да, Шилов знал о похищении собственной дочери, позволил этому случиться. Велиал уговорил равнодушного Люци на авантюру ради кресла чиновника. Какие аргументы он приводил, сейчас и не вспомнить. Но толи от скуки, толи от глупости, начальник согласился.

Был расчёт на то, что Пугин примет сторону Шилова. По крайней мере Владимир Сергеевич так считал. Велиал одобрительно хлопал, но был уверен, что этого не случится. Но какое ему дело? Его риски были минимальны.

Сам он давно продумал пути отступления. Пугин поддерживает Люци, хоть и не одобряет. Шилов срывается с цепи и нанимает убийцу для Люци. Далее два пути. Люци мёрт, Пугин убивает Шилова в отместку, Велиал со слезами на глазах принимает пустующее место руководителя группировки. И тут же сдаёт пошлый ягуар в металлолом. Либо Люци жив, убивает Шилова, Велиал в шоке от сложившейся ситуации. Его союз останется тайной в любом случае, потому что, как говорится, у мёртвых не спросишь.

История с Астаротом была страховочным тросом. Поскольку смерть Шилова Пугина не устроит. Слишком жирный фазан, чтобы унести его с охоты незаметно. Между коллегами уже есть сомнения в прозорливости начальника. Что за глупое дело он придумал? Зачем ему кресло чиновника? Он правит Москвой и прямо, и косвенно. Зачем всё портить?

Такие заготовки Велиал бросал в то время, когда уговаривал Люци на дело.

А Астарот неприменно должен проявить себя в такой ситуации. «Он один среди нас не помазан кровью. Нехорошо.» Этот аргумент подействовал на Люци и он согласился удивительно быстро. Правила есть правила.

И вот как только парочка сбежит, Велиал вернётся в Москву и узнает, как выпали карты. Но его туз всё ещё будет в длинном рукаве.

Он брёл за смеющейся парочкой и представлял, как театрально обыграет свою привязанность к ним, как расскажет о спасение, как они сбегут, а потом он займёт место Люци, отыщет их и привезёт в Замок, чтобы развлечься во славу. Никому ничего нельзя прощать.

Глава 22.

Люци был молод, но никогда не был глуп. Девушка, завоевавшая его подсознание, не подходила под старые приёмы обольщения. Да и сам он вёл себя не так как обычно.

Сначала всё это казалось забавным развлечением, отходом от реальности, в которой он марал руки чужой кровью и преступлениями. Стереотипная парочка: хорошая девочка из приличной семьи и бандит. Это явно не его история. Просто мимолётный интерес.

Но чем чаще он следовал за ней из университета, то с мороженым, то с пустой болтовнёй, тем больше погружался в её честные, серьёзные глаза, и не хотел выныривать. Далия всё ещё отказалась от работы репетитора, но уже не противилась обществу странного парня. В отличие от всех его предыдущих подружек, она не спрашивала, чем он занимается, откуда родом. Женщины всегда старались собрать его портрет по крупицам: любит ли он горчицу, сколько сахара положить в кофе, нравится ли ему Роберт де Ниро. Этими мелкими сведениями он делился с удовольствием молодого человека, чьё существование так важно для миловидной особы. Это было приятно.

Далия внимательно слушала все его монологи, но в блокнот не записывала, иногда переспрашивала одно и тоже. Это и раздражало Люци, и восхищало.

– Ты не любопытная, – как-то сказал Люци, поправив пальто.

– Человек сам решает, что готов отдать. Я против любого насилия.

Она ничего не делала для эффектности. Не пыталась быть лучше, чем есть, не смотрела в витрины, чтобы подтереть тушь, не скрывала зубы при улыбке. Косметика смотрелась на ней удивительно натурально. Платок, как Люци понял в ходе их общения, был её принципом, не выражал скромность или порядочность.

– Я бы хотел увидеть твои волосы, – как-то мечтательно произнёс он.

– Только мои родители, женщины и муж могут увидеть их.

– Тогда женюсь.

Он ждал от неё смущения, смешка, хотя бы чего-то женского. Но она отстранено посмотрела в сторону и продолжила другую тему.

Время шло, терпение Люци заканчивалось. Он не привык ничего добиваться трудом и не собирался делать это впредь. Все намёки Далия отвергала, но общаться с ним продолжала. Они ходили вместе до университета и обратно, никаких кино, ресторанов, баров.

– Харам, – говорила она, едва он упомянул бутылочку вина и танцы.

– Совсем нельзя развлекаться?

– У нас с тобой разные способы получения удовольствия, – её окольцованные пальцы поправили платок. – Танцевать в прокуренном помещении, чтобы обратить на себя недобрые взгляды толпы – это не развлечение. А вот сшить сестре выпускное платье…

Далия всегда делала что-то полезное, и, как считал Люци, никогда не отрывалась. А ведь каждому человеку нужен отпуск, даже от добрых дел.

Так он решился пригласить её на пикник. Конечно, девушка выпятила свои кофейные глаза и тут же отказалась.

– Слушай, это тут, в Царицыно. Ты поедешь на метро, я тоже. Какая проблема?

– Я тебя не знаю.

И она была права. Потому что Люци, бандит и преступник, никогда не говорил ей о том, чем занимается в свободное от своих настойчивых посещений время.

Время шло, наступила зима. Москву украсили новогодние сборы. Люди ещё в начале декабря заполнили магазины своими предпраздничными фигурами. Воздух дрожал от желаемого торжества.

Люци поддался всеобщей суматохе, чтобы двинуть своё дело с мёртвой точки. Далия всё никак не поддавалась уговорам, слишком правильная. Брать её напором было опасно, да и прежнее нахальство изменило молодому человеку. С каждой новой встречей он ощущал всё острее незнакомое раньше чувство. Тогда он не мог охарактеризовать его, да и не пытался, честно говоря. Молодые не анализируют, они чувствуют. (Намного позже в одну из бессонных ночей под крышей Замка Люци определит то своё ощущение, как нежность, столь не свойственную мужчинам, тем более его профессии).