Вечером я на редкость мужественно выдержала семейный ужин с Машерой и ее детками, которые вели себя, как те ангелочки, которым для душевного спокойствия окружающих не мешало бы оборвать крылья вместе с руками.
Оставшиеся до вылета в Австрию ночь, день и еще ночь я лежала пластом. У меня ничего не болело, но держалась, не спадая, противная температура 37,4.
– Какая-то странная у тебя болезнь, Тёпа, – опасливо заметила Машера, во избежании инфекции отогнав от меня подальше своих дорогих короедов.
Дусю и Русю, я уверена, не одолела бы и бубонная чума, а уж моя-то хворь и вовсе не представляла для них никакой опасности. Я знала, что происходит: мой организм боролся со сладким ядом никому ненужной влюбленности. Тело, как обычно, сориентировалось в происходящем быстрее, чем душа, и не замедлило с реакцией. Чтобы не мешать ему выздоравливать, я отключилась от всех внешних раздражителей вроде Машеры с ее потомками, телефона и интернета.
Это помогло. Утром в день вылета я была здорова, бодра, исполнена приятных ожиданий и старалась не вспоминать о Калюке Малике, как будто его и вовсе не было.
Впрочем, его ведь и в самом деле не было. Я придумала себе виртуальный роман с идеальным мужчиной, потому что невыносимо скучала и страстно желала приключений.
Ох, не зря говаривали древние китайцы: «Бойтесь ваших желаний, ибо они могут сбыться»!
Он звонил ей весь день, а потом, сокращая интервалы между попытками, и всю ночь. Он набирал знакомый номер – пальцы сами прыгали по нужным кнопкам в давно заученном танце – и ждал, что невыносимые долгие гудки оборвет знакомый голос.
Он знал, что она произнесет не «алле», как все нормальные люди, а «да», причем, с утвердительной интонацией, словно заранее соглашаясь со всем, что он захочет ей сказать и предложить. Эта ее манера до сих пор его волновала, но теперь еще и вызывала ревность. Почему она не берет трубку? Чем она занята? С кем? И где?
Наконец он потерял надежду дозвониться ей, перерыл свою почту и в одном из писем нашел мобильный телефон ее красавца помощника. Набирая его номер в шесть утра (у него самого было и вовсе четыре!), он не ощущал никакой неловкости. Дело было серьезное – вопрос жизни и смерти.
– Чьей именно жизни и смерти? – длинно зевнув в трубку, уточнил красавец помощник.
И, услышав в ответ яростную ругань на польском, наконец, проснулся, узнал его и перестал выпендриваться.
– Да. Да. Конечно. Я ей передам. Обязательно! При первой же возможности.
Интонация ему понравились, а формулировка – нет.
– Что значит – при первой возможности? Что с ней? Где она?!
– Где?
Помощник замолчал, как будто опять уснул, но расширенная подборка ругательств вновь его активизировала:
– Ну, сейчас где-то над Беларусью, я думаю! Самолет взлетел час назад…
– Какой, твою мать, самолет?! Куда летит?! – он заорал в трубку так, что в спальне через две комнаты проснулась жена.
Он услышал ее встревоженный голос – она позвала его:
– Дорогой? Дорогой!
Он ничего не ответил, напряженно, с нарастающим страхом вслушиваясь в слова телефонного собеседника и понимая, что опоздал со звонком.
– Какой самолет – я точно не знаю, думаю, боинг, а летит он в Австрию! – взбодренный двуязычной руганью, оживленно пролопотал ее помощник.
– Куда именно? – его голос упал до шепота.
– В Вену…
– Номер рейса и время прибытия, живо! – прижимая к уху мобильник, он пинком распахнул дверь и побежал по коридору в спальню.
– Один момент, я посмотрю…
– Дорогой?
Встревоженная жена уже встала с постели и зябко завернулась в халат. Не обращая на нее никакого внимания, он распахнул дверь гардеробной, сдернул с вешалки первые попавшиеся брюки и запрыгал по полу на одной ноге, пытаясь одеться без отрыва от телефона.
Если ему повезет, он успеет в Вену чуть раньше, чем она.
И ей очень повезет, если он успеет.
Глава 3
– Вазми сливу, детка, скушай! Хароший балшой слива!
Я открыла глаза, и «хароший балшой слива» зависла перед моим лицом, как действующая модель дирижабля.
– Большое спасибо, – вежливо сказала я, принимая угощение.
Не принять было неудобно: перед этим соседка уже предлагала мне поочередно шашлык, долму, самсу и лаваш, от которых я последовательно отказалась. Мне в качестве легкого завтрака вполне хватило скромного угощения от авиакомпании – чая с молоком и печеньем. А вот соседка справа – черноволосая усатая бабуля с такими пышными формами, что откидной столик, войдя в контакт с ними, установился под опасным углом, – вскоре после взлёта достала из своей сумки несколько судочков с домашней едой, и далее мы полетели в ароматах армянской шашлычной. Меня-то это не сильно нервировало, но мой сосед слева то и дело недовольно шмыгал носом и даже обмахивался книжкой – каким-то научно-популярным трудом.
Я полюбопытствовала – при удобном случае заглянула в его книгу и выхватила из текста фразу, которая поразила моё воображение: «На вершине горы часы идут медленнее, чем у ее подножья, и это релятивистский эффект, а не гравитационный».
– Серьезно? – озадачился мой внутренний голос. – Нет, правда?
Я покосилась на соседа, прикидывая, не обратиться ли к нему за объяснениями. Но он оказался огорчительно необщительным типом: заметив мой взгляд, сделал отсутствующее лицо и отвернулся к иллюминатору.
– Ну, и ладно, – пробормотала я. – В интернете поищу…
Про часы, которые на горе идут медленнее, чем в долине, мне было очень интересно. Если это правда, то почему так? Неужели на вершине само время течет с другой скоростью? Хм, тогда понятно, почему все известные мифы называют местом жительства бессмертных богов именно заоблачные вершины!
– Сказки, – проворчал мой внутренний голос.
Он у меня зануда.
– Сказка ложь, да в ней намёк! – заспорила я.
– Ты же не веришь в бога! – напомнил внутренний голос.
– Ну…
Я надолго замолчала, уже не в первый раз отчаявшись разобраться в путанице собственных представлений.
Трудно оставаться реалистом, когда с тобой происходит что-то очень странное. С другой стороны, всё странное может иметь вполне реальное объяснение. Наверное, когда-нибудь наука обоснует, препарирует и разложит по банкам с формалином все возможные чудеса… И я, если захочу, могу дожить до этого времени.
Потому что я не совсем обычный человек.
Я – Алый Ангел.