Великие авантюры и приключения в мире искусств. 100 историй, поразивших мир

Ну, это как обычно! Сам хранитель несколько раз проходил, ясно видя, что «Джоконды» нет. Служащий-охранник сидел в кресле под пустым местом. Тоже видел, что дама улетучилась. Но даже видя все это, никто еще полдня не побеспокоился. Ну подевалась невесть куда – и все тут!..

Конечно, месье Бенедит принял меры: «Я немедленно позвонил префекту парижской полиции Луи Лепину, он приказал закрыть музей и направил сюда целую армию сыщиков».

Ну да, бравые ребята знали, что делать. Они похватали и обыскали всех посетителей, как будто не понимали, что похититель не станет дожидаться их прибытия. Тем более что ждать пришлось бы два дня – и понедельник, и вторник.

Дальше все шло по накатанной – полицейские обыскали музей и нашли на лестничной площадке брошенную раму, из которой бедняжку «Джоконду» вырезали обычным перочинным ножом. Раму, конечно, бросили, холст скатали в трубочку и унесли. «Каким образом похитители проникли в музей и как вышли – остается загадкой!» – объявили полицейские главному хранителю Лувра.

Ну а потом на место происшествия прибыл и сам инспектор Луи Лепин. Он констатировал, что «похититель явно был хорошо знаком с порядками музея, а значит, посещал его». Смотритель-охранник Квадратного салона, которого бесцеремонно спихнули с его насиженного кресла, вдруг вспомнил, что вот уже несколько дней перед «Джокондой» подолгу простаивал «один молодой человек – блондин с голубыми глазами». Но ведь около портрета всегда кто-нибудь да стоит. И смотрителю не в чем было подозревать незнакомца. Тот вел себя пристойно. Нашелся и слесарь, вспомнивший, что перед дверью служебной лестницы, которая очень туго открывалась, его окликнул кто-то из рабочих в белой служебной блузе музея. «Не могли бы вы открыть мне дверь? – попросил рабочий. – А то с такой большой поклажей это несподручно». Слесарь помог, и рабочий вышел во «дворик Сфинкса». Было около 7.30 утра. Из «дворика Сфинкса» можно выйти во «дворик Висконти», где есть дверь, открывающаяся прямо на парижскую улицу. Но там пост охраны! Да вот незадача. Охраннику захотелось пить. И он вышел где-то часов в семь и вернулся в восемь. Что же он пил целый час?!

Полиция этого не установила. Зато нашла еще одного рабочего музея, как раз шедшего на работу через «дворик Висконти». «Действительно, – сказал он, – мимо меня быстро прошел какой-то мужчина со свертком. Но раз его не остановил охранник, чего же я стал бы его в чем-то подозревать?!»

Словом, круг замкнулся. Картина вырисовывалась неприглядной. Примерно в 7 утра некий мужчина в рабочей блузе музея беспрепятственно снял «Джоконду» с крюка на стене. Стекло на картине отсутствовало, поскольку посетители жаловались, что оно бликует и мешает наслаждаться шедевром. Похититель вынес «Джоконду» на лестницу, разрезал ножом серую бумагу, которой холст крепился к раме. Деревяшку он бросил, холст сложил или скатал. И опять же совершенно беспрепятственно вышел из музея на улицу, где и растворился в миллионном Париже. Предварительно он скинул музейную блузу, оставшись в обычном костюме. Блузу нашли в мусорном ящике. Но где искать похитителя и, главное, национальный шедевр, не знал никто.

Зато порезвилась пресса. Журнал «Пари» пообещал 50 тысяч франков за любую достоверную информацию. Газета «Матен» кинулась к известноуму ясновидящему – пусть призовет свое умение и высшие силы. Ну а журнал «Ревю де Монд» объявил с сарказмом: «Тайна улыбки Джоконды раскрыта! Она просто предвкушала весь тот шум, что вызовет во всем мире весть о ее похищении!»

Шум действительно начался. Больше того – истерика. Уже назавтра чуть не каждый второй парижанин заявил, что видел какого-то подозрительного субъекта на улице (набережной, бульваре, площади, переулке и т. д.), который нес подозрительный предмет (сумку, пакет, сверток и пр.). Через пару дней подозрительные «люди с картинами» обнаружились на поездах, пароходах, яхтах, телегах, в каретах и пешком по всему миру – в Шербуре и Нью-Йорке, Мадриде и Лондоне. Даже у нас в Одессе нашлась парочка подозрительных с картинами – как же без Одессы-то?!

Дело о египетских статуэтках

Беспомощность полиции, ротозейство администрации музея, халатность его сотрудников оказались невероятнейшими. «Да что вы хотите! – в сердцах написал в парижской газете «Энтрансижан» поэт Гийом Аполлинер. – Там не встретишь и одного охранника на целой галерее! Наш Лувр, наше национальное достояние, охраняется значительно хуже, чем самый заштатный музейчик Испании…» Администрация музея ответила Аполлинеру гневным посланием: «То, что произошло, – несчастная трагедия! А у нас каждый экспонат на счету!»

И тогда поэт, давно известный авантюрным духом, решил доказать, насколько это не так. Вдвоем с приятелем, работником Лувра Жери Пьере, Аполлинер спокойно и откровенно похитил из Египетского зала малых форм две статуэтки, а потом через подставных лиц передал их в редакцию «Пари журналь». Те, ухватившись за сенсацию, выдали огромный материал о доступности совершения кражи из Лувра.

Что тут началось! Общественность потребовала спешной инвентаризации коллекции Лувра. Результат поверг всех в шок. Выяснилось, что не хватает почти полтысячи ценнейших раритетов искусства. То есть, как подытожил журнал, каждый двадцатый посетитель имел возможность прихватить что-нибудь ценнейшее на память о посещении Лувра – например, колье Марии Медичи или перстень Наполеона, севрскую статуэтку или древнеегипетскую монету. Выбирать можно было на свой вкус!

Шокированная общественность взяла дело в свои руки. Срочно созданный комитет парижан потребовал от Лувра книгу регистрации посещений и посетителей. Ведь по закону они должны были расписываться в такой книге учета. Но оказалось, что книги вообще нет! То есть поначалу, когда приняли закон, она, конечно, была. Но потом служителям надоело вечно записывать туда имена и фамилии. Ну, знакомая картина, верно?!

Однако полиция не дремала. Она вышла на след того, кто предоставил похищенные предметы в редакцию «Пари журналь». И 7 сентября 1911 года газета «Мартен» оповестила: «Дело о краже «Джоконды» раскрыто! Доблестный инспектор арестовал критика и поэта месье Гийома Аполлинера на его квартире в связи с хищением из Лувра египетских статуэток!»

Так началось «Дело о египетских статуэтках», а «взрыватель спокойствия» Аполлинер оказался на нарах. Стоит, конечно, вспомнить, кто он был, этот великий французский поэт. Звали его Владимир Александр Аполлинарий Костровицкий. То есть был сей ниспровергатель и бунтарь, авангардист искусства конечно же из России. Внебрачный, но признанный ребенок аристократки польских кровей Анжелики Костровицкой, родившейся в Гельсингфорсе (то бишь в Хельсинки – столице тогдашней «русской Финляндии»). Имя Аполлинарий превратилось в фамилию, ну а мятежный дух заснеженной страны вполне пригодился в Париже, став поэтическим «Новым духом», определившим искусство авангарда.

Ко времени «Дела о египетских статуэтках» Аполлинеру было 31 год. До культового «Моста Мирабо», написанного в феврале 1912 года в период болезненного и тяжелого расставания с возлюбленной Мари Лорансен, оставалось всего лишь несколько месяцев. Но этих завораживающих в боли и тоске строк вообще могло бы не появиться, если бы доблестная парижская полиция не разобралась в «Деле о египетских статуэтках». Аполлинер тогда сгинул бы на каторге – и никаких стихов!

Но полиция все же поняла, что к краже «Джоконды» поэт не имеет никакого отношения, а его «хищение» из Лувра – шаг отчаянного стремления показать обществу, сколь плохи дела в главном музее страны. Словом, статуэтки вернулись в Лувр, а поэт – домой. Вот только остальные пропавшие полтысячи экспонатов канули в Лету навсегда. Впрочем, и похищение «Джоконды» тоже быстро сошло на нет – о нем тоже забыли. Есть же и другие новости!

Случайное обретение или продуманная авантюра?

В конце 1913 года самый знаменитый антиквар Италии, владелец модной художественной галереи Альфредо Джери поместил во всех итальянских, французских и немецких газетах объявление о том, что купит различные антикварные произведения искусства. Собственно, это было его обычное ежегодное объявление. К Рождеству людям всегда не хватает денег на подарки близким, вот они и готовы продать старинные вещи задешево. Ведь для большинства предметы старины – просто хлам. На этот раз писем с предложением продать «старье» оказалось даже больше обычного. Но внимание Джери привлекло письмо из Парижа, помеченное 29 ноября. Его автор совершенно нагло предлагал купить. «Джоконду» Леонардо да Винчи. И ведь предлагал не абы кому, а истинному знатоку искусств! Конечно, Джери знал, что после похищения из Лувра по миру ходят десятки, если не сотни «Джоконд», которых нечистоплотные продавцы, антиквары средней руки, выдают за истинную картину Леонардо. Даже самому Ротшильду чуть не всучили такую копию. Но это письмо было не похоже на обман. Во-первых, автор вообще не называл сумму. Во-вторых, писал, что он является патриотом Италии и будет рад предоставить шедевр да Винчи антиквару, который даст ему слово выставить полотно в своем итальянском салоне. Конечно, возможно, автор письма неразборчивый шутник или вообще безумец. Но ведь не ответив – не узнаешь. А вдруг всю жизнь потом придется корить себя, что имел бы счастливый случай держать в руках «Джоконду», да сплоховал? Словом, Альфредо Джери ответил по обратному адресу: Париж, почтовое отделение на площади Республики, до востребования тому, кто назовется месье Леонарди.

Конечно, по здравом рассуждении такое нелепое случайное письмо не могло быть правдой. Вот уже скоро три года полиция всего мира, а уж парижская особенно, ищет похитителя «Джоконды». Но неужели он до сих пор вполне открыто, не таясь, живет себе в Париже, да еще и рассылает письма с предложениями о продаже шедевра?!

Увы, оказалось, это так. Ответ пришел 11 декабря. Леонарди (надо же, какой знаковый псевдоним, ну прямо Леонардо!) предложил встретиться в следующую среду, 17 декабря. То есть он даже не сомневался, что спокойно выедет из Парижа и минует сначала французскую, а потом и итальянскую границу. Да он был нахал! Или умалишенный.

Но «в среду после полудня, – вспоминал потом антиквар Джери, – в моем кабинете появился молодой сухощавый человек с небольшими черными усиками, довольно скромно одетый. Он заявил, что. хочет 500 тысяч лир за картину». Для страстного патриота, рвущегося вернуть картину на родину, это была солидная оплата «патриотизма». Антиквар пообещал заплатить, но предложил показать картину своему другу Джованни Поджо, который в то время был директором всемирно известной и авторитетной галереи Уффици, где хранились главные живописные сокровища Итальянской Республики.

Леонарди не возражал и на следующий день встретил Джери и Поджи в своем крошечном номере под крышей бедного отеля «Триполи». Заперев дверь на ключ, он полез под кровать и вытащил почти разваливающийся деревянный дорожный сундучок. Открыл, предъявив гостям кучу всякой рухляди и грязных вещей, а потом выдвинул двойное дно. Там лежало нечто завернутое в потертую красную тряпку. Леонарди сбросил ее и развернул «нечто». У гостей голова пошла кругом – в грязной тряпице обнаружилась «Джоконда», жалостно улыбающаяся и словно умоляющая: «Спасите меня!»

Первым пришел в себя директор Поджо. «Чтобы подтвердить подлинность картины, нужно изучить ее в музее. Там есть и соответствующее оборудование, и условия». Леонарди не возражал. Он снова завернул «Джоконду» в красную тряпицу и пошел вместе с гостями в галерею Уффици. На лестнице отеля консьержка подозрительно глянула на поклажу: «Что это вы несете?» Леонарди ответил чистую правду: «Картину в галерею Уффици. Вот этот господин, ее директор, согласился взглянуть!» И троица беспрепятственно пошла дальше.

«Да ему везет невероятно! – ужаснулся антиквар. – Он спокойно украл картину и, наверное, столь же бесхитростно вынес ее, отвечая на вопросы встречных людей в Лувре. Вот поразительное простодушие. Такого никто не заподозрит…»

В галерее же Поджи осмотрел картину со всей возможной тщательностью. «Специфические трещины, расплывчатые пятна на тыльной стороне правой руки, потертости вокруг рта, отметины на задней стороне справа, оставшиеся от тополиной доски. Сомнений не было, – написал Джери, – «Мона Лиза» нашлась, это творение великого Леонардо да Винчи».

Решено было, что Леонарди заберет картину до завтра, а антиквар за это время соберет деньги. Завтра же сделку и завершат. Чего тянуть?..

Но назавтра, когда Леонарди уже собирал свои нехитрые пожитки, дабы отбыть обратно в Париж, как только антиквар принесет деньги, на пороге номера отеля возникла флорентийская полиция. «Джоконду» забрали как улику. При этом Леонарди не оказал ни малейшего сопротивления.

В полиции он охотно рассказал, что зовут его Винченцо Перуджа. Ему 32 года, и уже с детских лет он страдает оттого, что лучшие живописные шедевры его родины растащены по всему миру. Поэтому, когда он, бедный итальянский слесарь-стекольщик, отправился на заработки в Париж и увидел там «Джоконду» в Лувре, не смог устоять. Зашел и взял с собой. Хотел вот передать Италии. За вознаграждение, конечно, но его почему-то схватили. Видно, здесь нет истинных патриотов! И Перуджа тяжело вздохнул.

Но начальник полиции Флоренции на жалобные вздохи не повелся. «Не ври! – рявкнул он. – Так-таки зашел и взял?» – «Ну, не сразу, конечно, – согласился Перуджа. – В Париже я работал в фирме, которая ставила особо прочные стекла. Я ведь хороший стекольщик. Начальство даже сочло меня лучшим и послало в Лувр. Там как раз решили спрятать все шедевры под стекло. Ну я и поставил стекла, на «Джоконду» в том числе. Потом выяснилось, что посетители жалуются – стекла бликуют, не дают рассмотреть картины. И в Лувре решили снять стекла. Ну, опять позвали меня. Я и снял. А уж в третий раз я пришел сам – поболтать с приятелями-декораторами. Меня же там все знали. Никому и в голову не пришло, что я заберу с собой «Джоконду».

Вот такая обычная история безалаберности и простодушия. Забрал и унес. Потом почти три года спокойно жил в Париже, а мировой шедевр лежал под кроватью, обернутый красной тряпочкой. И сколько бы лежал еще?! Хорошо, что подоспел счастливый случай – антиквар Джери опубликовал в газетах свое объявление, а вор картины прочел его. А то так бы и валялась несчастная «Мона Лиза» под кроватью.

4 июля 1914 года парижский суд начал рассмотрение дела о краже «Джоконды». Невероятно, но Винченцо Перуджу осудили всего на год и пятнадцать дней. К тому же защитники подали апелляцию. Срок сократили до семи месяцев. Ну а поскольку оказалось, что их Перуджа уже отсидел, его вообще выпустили. Он уехал в свой итальянский город Дюименцу, женился там, потом вернулся в Париж. Открыл лакокрасочную фабрику и умер в середине 1920-х годов. Никому и ни о чем никогда не рассказывал. Соседи даже и не подозревали, что их тихий месье Перуджа – вор, похитивший самый дорогой шедевр мира.

«Джоконда» тоже вернулась в Париж. Снова обосновалась в Квадратном салоне Лувра. Только вот со времен ее возвращения поползли упорные слухи, что теперь в Лувре – копия. Настоящую же картину, украв, Перуджа продал кому-то из тайных коллекционеров. А может, он и крал ее по уже имеющемуся договору? Иначе не может быть так много недосказанного, непонятного в этой странной истории. И все простодушное поведение Перуджи – всего лишь маска. И даже то, что он решил продать картину по объявлению в газете, вообще из ряда вон. Ведь объявление могло быть инспирировано полицией, в Италии Перуджу могла ждать засада, но он упорно тащился во Флоренцию со своей патриотической сказкой. «Да ему просто надо было, чтобы картина наконец-то всплыла! – говорили скептики. – Ведь она была тщательнейшей подделкой. Ну а ее находка прекращала поиски реальной картины Леонардо, той, что теперь осела в чьей-то частной коллекции!»

«А правда ли вообще, что именно этот недалекий и необразованный Перуджа украл картину? – сомневались другие. – Ведь если он работал в Лувре и его там знали, почему ни один сотрудник Лувра не вспомнил, что это он был там в день кражи? А ведь Перуджа рассказал на суде, что целый час трепался с приятелями-декораторами, так почему же ни один из них не вспомнил, что говорил с ним? Но если итальянца там не было, значит, кражу совершил кто-то другой. А Перуджа потом просто навешал всем лапшу на уши!»

«И почему вор получил такой смехотворный срок?! – возмущались третьи. – Ясно, в деле замешаны могущественные силы, которые не хотели давать ход делу «Джоконды», зато хотели отблагодарить этого Перуджу. Откуда у него, нищего стекольщика, взялись потом деньги на лакокрасочную фабрику чуть не в центре Парижа?!»

Ответов нет. И уже никогда не будет. Авантюра совершена. Кто она, «Джоконда», висящая в Квадратном салоне, – та, что создал Леонардо, или другая, подделка начала ХХ века? К тому времени технологии уже позволяли создавать работы под старину, которые весь мир признает за подлинно старинные. Может, и правда, у кого-то в тайной частной коллекции висит подлинник Леонардо?..

Не раскрывайте тайн, или Авантюра, которая может стоить жизни

Однако что за портрет ни висел бы в Лувре после его кражи 21 августа 1911 года, а потом возвратился на свое место в Квадратном салоне Лувра 4 января 1914 года, все равно толпы посетителей мечтают хоть раз в жизни заглянуть в глаза женщины, которую служители Лувра зовут теперь просто «Флорентийской дамой», а то и еще короче – «№ 779» по инвентарному номеру музея. Служители-то от нее не в восторге. Они знают цену этой Даме и никогда не останутся наедине с ней после закрытия музея. «Посмотрит – и жизнь высосет!» – говорят они. Впрочем, и зрители, толпящиеся перед портретом днем, часто уходят с дикой головной болью, а то и падают в обморок. В Лувре давно уже знают: если звучит команда «Врача!», медикам стоит поторопиться в зал к «№ 779». Таково вот влияние красоты «Джоконды» – ну просто наивампирское.

И реакция у людей на красавицу неоднозначная. То один посетитель бросает в нее нож, то другой пытается облить краской. До 1957 года спасало стекло, которое снова вставили в раму после возвращения картины в Лувр. Но в 1957-м какой-то психопат бросил в картину увесистый камень. Пришлось поменять треснувшее стекло уже на совершенно новое – пуленепробиваемое. Оно бликует еще пуще прежнего, кажется, что «Мона Лиза» улыбается кривой и даже зловредной улыбкой. Но народ все равно толпится – хоть кто-то и разочаровывается, а кто-то ужасается увиденному, но все равно готовы прийти вновь. Да что за власть дана этой женщине над людьми и кто она такая?!

Ответ дает первый исследователь искусства Возрождения – сам знаменитый Джорджо Вазари в своем труде «Жизнеописания наиболее знаменитых живописцев, ваятелей и зодчих», составленном всего-то спустя 30 лет после смерти Леонардо: «Леонардо взялся написать для Франческо дель Джокондо портрет Моны Лизы и, потрудившись над ним четыре года, так и оставил его незавершенным». Вазари также описывает подробности, которые Леонардо изобразил на портрете: «глаза, которые обладали блеском и влажностью», «розоватая и нежная кожа», «густые ресницы», «алость губ», «биение пульса на шее». Словом, «мадонна Лиза была очень красива». К тому же молода – к 1503 году, к которому относят создание портрета, ей было лет двадцать.

Ну а теперь вспомним «Джоконду» – «№ 779» из Лувра. Где же ее розово-нежная кожа, алость губ и прелестные очи, опушенные густыми ресницами?! Кажется, там же, где и ее 20 лет, – в прошлом. На портрете предстает много пожившая женщина, много осознавшая и понявшая в этой жизни. Ее тонкие, уже давно бесцветные губы змеятся в иронической улыбке, словно она говорит зрителю: «У меня ужасный день, а ты заставляешь меня улыбаться. Право, я стараюсь… Что тебе еще от меня надо?!»

Дальше Вазари описывает, как Леонардо, дабы вызвать у портретируемой Лизы веселую улыбку и поддерживать ее легкое расположение духа, постоянно приглашал на сеансы музыкантов, певцов и даже шутов, чтобы молодая женщина смеялась. Но вспомните улыбку Джоконды: она похожа на что угодно, только не на беззаботный смех. К тому же, помните, Вазари написал, что Леонардо удалось передать биение пульса на девичьей шейке. Правда, непонятно, как он сумел сделать это в той статичной позе, в которой восседает Джоконда. Ведь, чтобы было видно вену на горле, Лиза должна была повернуться на три четверти.

Франческо Мельци. Флора

А теперь обратимся к описанию художника Франческо Мельци (1493–1570), любимого ученика Леонардо, который сопровождал Мастера во Францию, куда в последние годы жизни Леонардо пригласил король Франциск I, в замке которого великий художник и скончался, оставив королю в подарок свою «Джоконду». Именно так картина и оказалась во Франции. Так вот Мельци описал «Джоконду» как «величайшее полотно живописного искусства». И его описание таково: девушка изображена в костюме Весны. Она чуть повернулась и немного склонила голову в характерном для Леонардо наклоне головы – именно так он обычно и изображал всех своих героинь, включая Мадонн. Слегка улыбаясь, девушка держит цветок – «коломбину». Но ведь ничего этого нет и в помине на луврском портрете! Нет, портрет, конечно, явно леонардовский, но – девушка?! Или это вообще НЕ ТА девушка?..

Надо сказать, что многие исследователи творчества Леонардо задавали себе те же вопросы. И приходили к тому же выводу: на луврском портрете – никак не юная Мона Лиза, вышедшая замуж всего четыре года назад и счастливая в браке. Но кто это? И откуда вообще известно, что она – супруга купца дель Джокондо? Оказывается, об этом рассказал Вазари все тот же Мельци, встречавшийся с летописцем в 1566 году. Впрочем, Мельци лишь упомянул, что портрет, с которым Леонардо никогда не расставался и который всю жизнь возил с собой, Мастер называл «джиокондо», что значит «улыбающаяся». Так же стали называть его и ученики – сам Франческо и Андреа Салари (1480–1524). Словом, Мельци говорил не о фамилии, а о странно завораживающей улыбке модели, изображенной на портрете. Улыбка действительно была не из рядовых. Вообще не из реальных улыбок, скорее из таинственных метаморфоз. Вот только связал название луврской картины с фамилией не сам Леонардо или его ученики, а позже – после разговора с Мельци лишь Джорджо Вазари. Дело в том, что исследователь знал, что у Леонардо была натурщица – Лиза, которая вышла замуж за торговца по фамилии Джокондо. Ее портрет и написал Леонардо. Но является ли именно тот портрет нынешней «Джокондой» из Лувра? Та ведь явно предстает не в костюме Весны.

Но если «Джоконда» из Лувра – не Мона Лиза, то где же реальная Лиза?! Леонардо ведь писал ее портрет, этого никто не отрицает. Но если он не в Лувре, то где? Ответ на эту загадку предложил известный советский искусствовед и литератор, профессор М.А. Гуковский еще в середине ХХ века. Профессор был уверен, что портрет Моны Лизы в виде Весны существует. Вот уже несколько веков он спокойно висит в Эрмитаже в Санкт-Петербурге. Это картина, приписываемая самому Франческо Мельци, – «Коломбина», иначе именуемая «Флорой», а то и просто «Портретом молодой женщины». Вот на ней-то действительно прелестная юная девушка в мифологическом образе Весны или богини цветов Флоры смотрит с милой и задумчивой, чисто леонардовской улыбкой на цветок-коломбину. И улыбка ее «настолько приятная», как писал когда-то Вазари, что кажется улыбкой не женщины, а божественной Мадонны. Тогда понятно, отчего современники посчитали именно эту юную даму не просто наикрасивейшей – божественной, чего уж никак не скажешь о странной «Флорентийской даме» из Лувра, улыбающейся загадочной и хищнической улыбкой.

И что еще показательно: в альбоме Леонардо найдены эскизы к «Коломбине». Это же можно считать основным доказательством. Да и то, что картина висит под именем Мельци, – косвенное подтверждение присутствия Мастера, ведь известно, что именно Мельци, самому талантливому из учеников Мастера – «леонардеску» – выпала честь заканчивать «Мону Лизу».

Но если это так, почему искусствоведы всего мира не выстраиваются у этого небольшого полотна в Эрмитаже? Новая реальная «Джоконда» – это же мировая сенсация! Надо же срочно ее переатрибутировать и, конечно, переатрибутировать луврский портрет. Да только кто же отважится?! Кто решится на подобную авантюру? Ведь это значит отнять у «№ 779» славу портрета мира номер один?! Ведь именно луврская дама – мировой бренд, символ и что еще там?..

Словом, никто и никогда не решится на подобное авантюрное переатрибутирование. Это же потеря не только бренда, но главное – денег, выгоды, символа обладания главным портретом мира. За такую авантюру и поплатиться жизнью можно. Это вам не какая-то тихая кража картины из Лувра, а потом ее странное возвращение. То авантюрное похищение принесло только еще большую славу «Джоконде» из Лувра. Но что может принести ей явление «Джоконды» из Эрмитажа? Даже думать страшно…