Потустороннее. Книга II. Мистические рассказы. Еще страшнее…

Ксения только сейчас заметила, что комнату заволокло дымом.

– А ты почему не выключил? – набросилась на мужа, бросая сковороду под струю воды.

– Увлекся.

– Чем?

– Ждал, что дочитаешь и перескажешь. Иди, я тут сам.

Ксению уговаривать не пришлось.

«После праздников некоторые не вернулись, подыскали работу. Знаешь, а ведь не только страх тогда меня удержал, как-то стыдно бежать с тонущего корабля. Ну да ладно, теперь уже прошлое. Хозяин наш, Анатолий Кириллович, стал каждый день появляться на работе – плохой знак. Собирал нас, чтобы покричать. И так его жаль было, все же понимали – от бессилья. Прошел слух, что выжимают нашего Анатолия с рынка люди серьезные, будто бы предложили ему скинуть бизнес за бесценок, а тот уперся. К апрелю от большого коллектива осталось десять человек. Бухгалтер наша, Любовь Марковна, все плакала, мол, вам-то, девчонки что, а я работу в свои сорок пять не найду. Удивительная у нас страна: до сорока – дети инфантильные, а после сорока – старики, никому не нужные. А уж Марина Владимировна, уборщица, как убивалась, ей на маленькую пенсию без работы не выжить.

Не устала подруженька? Ты хоть чайку налей, все легче про такое читать.

В тот день Анатолий Кириллович явился рано, разогнал всех после обеда. Как я не слышала? Уезжала на встречу, пыталась хоть один контракт пробить, вернулась поздно. Документы готовила, даже не заметила, что в офисе никого не осталось. Любовь Марковна была в налоговой. Потом говорила, что хотела домой ехать да испугалась, без того на волоске держались. Марина Владимировна приходила вечером убираться, но, обычно, быстро заканчивала. Я тебе подробно так описываю, чтобы ты понимала, нас троих, не должно было быть в то время. Уже собиралась уходить, как в окно увидела подъезжающую машину шефа. Даже обрадовалась, переговоры мои прошли успешно, спешила отчитаться. А тут и Любовь Марковна вышла из своей бухгалтерии. Так мы его вдвоем и встретили у дверей. Но не его одного, вместе с ним зашел… шаман. Самый настоящий – заросший весь, в какой-то шкуре, это в апреле-то, с огромным бубном, увешанный колокольчиками, тряпочками, узелками. Увидел нас – издал гортанный звук и стал кружиться и в бубен свой бить. Остановится, погрозит нам колотушкой и опять кружится и поет странным голосом. На шум прибежала уборщица, что тут началось – шаман кричит и пляшет, шеф гонит вон. Пришлось спасаться бегством, на улице еще посмеялись и разошлись по домам. А утром Анатолий Кириллович вызвал нас в кабинет и приказал молчать о том, что видели.

Так мы и не собирались сплетничать, не до того. Ксюша, ты не поверишь, дела фирмы резко рванули вверх. Те, кто еще вчера отказывали нам в сотрудничестве даже на кабальных условиях, обрывали телефоны и шли на любые компромиссы, будто мы одни на всем рынке остались. Только вот сотрудники…

Первой заболела Юлька, молодая девчонка, занимающаяся рекламой. Диагноз самый неутешительный. Через два дня Серега попал под машину. Как-то нелепо, ночью. Еще через два дня сгорела дача Светки. Она тогда с семьей в первый раз отправилась туда после зимы. За две недели все семь сотрудников… А нашей троице, наблюдавшей за обрядом, выпало иное испытание. Каждую ночь всем нам снился шаман, который говорил, что вдохнул в нас силу зла. И правда, у Любови Марковны заболела дочь, потом слегла сестра, подруга. Уборщица уволилась и уехала в паломнический тур. А я… я тоже несла разрушение. Позвонила хозяйка, поговорили несколько минут по телефону – на следующее утро она сломала ногу. Была еще соседка, дворник…

Не спрашивай, что мы с Любовью Марковной предприняли, надеюсь, теперь все позади. Скажу лишь, что в эти две недели я насмотрелась такой экзотики! И еще одно – добро, конечно, сильнее, но так мы уязвимы перед злом. В наш город я не вернусь, разве заеду за мамой как обустроюсь на новом месте. И буду ждать тебя. Ты ведь приедешь, подружка?»

– Конечно, приеду, – сказала Ксения сквозь слезы.

Чужое письмо

Убивая надежду, рождаешь отчаяние…

Светлана чувствовала, что неприятности начались со старушки, что пришла за письмом, будь оно неладно… Что она прошептала, уходя? Что-то вроде: «Убивая надежду, рождаешь отчаяние»? Сколько раз за эти пару месяцев она боролась с отчаянием…

***

Старушка была очень мала, когда подошла ее очередь, оператор Светлана не сразу увидела мелкое лицо в обрамлении кудряшек, выглядывающее из-за стойки.

– Что вам? – крикнула девушка, как обычно кричат пожилому человеку, сразу ставя на собеседнике печать изъяна.

– Милая, будьте любезны, мне должно прийти письмо, письмо от дорогого мне человека.

– Заказное? С уведомлением?

– Что? Нет, самое обычное.

– Так и ждите дома, что ходите?

– Понимаете, оно отправлено давно и по срокам должно было дойти.

– Значит дойдет. Ждите.

– Девушка, вот подумала, – посетительница замялась, – я ведь и не знаю, возможно, оно и было, как это… заказным уведомительным…

– С уведомлением, – машинально поправила Светлана. – Хорошо, назовите свои данные, я посмотрю.

Старушка послушно назвала имя и фамилию, свой адрес и адрес отправителя. По-детски круглые, светлые глаза с надеждой смотрели на черный квадрат задней стенки монитора.

Работница почты молча встала, прошла в подсобку, но вскоре вернулась, бросив:

– Не было. Следующий.

Казалось, фигурка пожилой женщины стала еще меньше – опустив голову она тяжело пробиралась к выходу.

К концу дня Светлана забыла и о старушке, и о письме, что давно пришло в их отделение, но искать которое было лень…

Дома ждал неприятный сюрприз – сбежал ее любимец, кот Степка. Ленивый десятилетний кот, не выходивший никогда дальше лестничной площадки, вдруг развил несвойственную для него прыть, когда Максим открывал дверь.

А еще через две недели сбежал и Максим. Не ушел, а именно сбежал – собрал вещички, пока она была на работе, опустошил копилку, где жила мечта об отпуске, их совместном отпуске, и переметнулся в другой мирок женского уюта, к ее подруге. Подруга давно искушала Максима голыми худыми коленями, глупым хлопаньем наращенных ресниц и шлепаньем ботоксных губ. Светлана лишь посмеивалась, наблюдая, как сорокапятилетняя дама вдруг стала одеваться в подростковые вещи и примеряла на себя маску нимфетки. Казавшаяся фриком, она смогла соблазнить мужчину подруги. Светлана убеждала себя, что Максима соблазнили счета банковских карт.

Потянулись тоскливые, одинокие вечера с рубиновым блеском вина в бокале и мутной бессонницей. Как банально! Через недельку зарегистрировалась на сайте знакомств, чтобы отравить печаль горечью хамской похоти.

А еще через месяц обнаружила злополучное письмо в куче корреспонденции, превращенной в мусор – грязный конверт со следами подошвы. После работы она отправилась по адресу старушки.

– Вы к Анне Петровне? – спросила женщина из соседней квартиры. – А она умерла, схоронили месяц назад.

– Умерла?

– Да, а кто вы ей будете?

– Просто знакомая… Вы не знаете, где ее похоронили?

– Почему не знаю? Знаю, мы и занимались похоронами, Анна Петровна при жизни распорядилась, родственников-то у нее не осталось. Сейчас, – женщина нырнула обратно в свою квартиру, но вскоре появилась с адресом захоронения, записанным на бумаге.

***

«Дорогая моя Аннушка, это мое последнее письмо тебе, знаю, через несколько дней, наконец, встречусь со всеми, кто дорог. Разве тебя оставляю на этой земле и это меня очень беспокоит…»

Светлана читала ровные строчки, написанные крупным почерком, так, обычно, пишут пожилые люди. Холодный осенний ветер разогнал посетителей кладбища. Светлана и сама не могла понять – зачем она поехала сюда, зачем искала свежую могилу, зачем распечатала это письмо.

«Нюточка, мы прожили большую жизнь, столько общих воспоминаний, столько переживаний, пожалуй, не вместить даже в роман. Вряд ли тебе интересны мои последние размышления, дам нашего возраста одолевают схожие мысли. Я хотела тебе сказать главное.

Ты всегда была дорогим для меня человеком, всегда – даже в те двенадцать лет, что мы не общались. Сейчас это кажется смешным, не поделили Федора, ведь он и тебя не сделал счастливой, разве месяц-другой. Он и в этом был пошляком. Только в последнее время стала осознавать, что он прислан нам как общее испытание, чтобы почувствовали, чем надо дорожить…

Не хочу больше о Федоре, нам ли, потерявшим мужей, детей, родственников, вспоминать о человеке, рассорившим на долгих двенадцать лет? Дорогая моя сестричка, помнишь, в детстве мы дали друг другу клятву? Ты залезла ко мне на горячую печку, чтобы мне было не скучно одной болеть. Тогда мы поклялись считать друг друга сестрами.

Так вот, Нюра, я шагну первой, но буду все это время стоять у порога, ждать, когда ты сделаешь свой шаг, чтобы протянуть тебе руку. Клянусь, тебе не будет страшно. До встречи…»

«Она дождалась, – думала Светлана, сидя в душном автобусе. – Дождалась, чтобы протянуть руку. Наверное, это и есть любовь: отчаяние превращать в надежду…»

Вскоре Светлана узнала, что станет мамой.