Экожуть

Экожуть
Елена Григорьева

Короткие истории: смешные и грустные, правдоподобные и совсем нереальные, где придётся поломать голову над смыслом и местом действия. Иногда они поучительные и несут в себе настоящую тайну. Иногда – просто добрые и рассказывают о вечных истинах. Но не спешите с выводами, ведь всё на самом деле не то, чем кажется.

Елена Григорьева

Экожуть

Глазки?

Лёша закрыл ворота и пошёл по тропинке к дому. Уже стемнело. Его клонило в сон. Весна. Авитаминоз. Да ещё сегодня было семь пар, а потом ещё час в электричке… Ну теперь-то выходные, теперь-то он отоспится.

Перед дверью дома он замер, почувствовав что-то неладное. В сумерках что-то возилось, шуршало, и Лёшу пробрало холодком.

Он рванул ключи из кармана. На брелке висел маленький, но мощный фонарик. Он включил его, повёл лучом по двору.

Вроде всё затихло. Никого нет. Дрова в поленнице все на месте. Грядки, вскопанные с осени, не потоптаны. Резиновые плитки дорожек лежат ровно. Вот только…

Лёша направил луч на стену дома. Сухие былинки, торчавшие возле неё, колыхались. Что-то прыснуло оттуда в кусты.

– Эй! – вскрикнул Лёша, отпрянув.

Он бросился к чурбаку у поленницы, выдернул из него топор, сжал покрепче и пошёл к углу дома, светя фонариком под ноги.

Но трава больше не шевелилась.

«Ветер…» – решил Лёша, но упрямо полез в кусты, продираясь вдоль забора.

Да ничего особенного. Всё те же засохшие колючки, репей. Никаких признаков того, что здесь кто-то был. Но…

Прошлогодняя трава здесь примята, разобрана в стороны и… какая-то мокрая, что ли. А ведь снег давно стаял, и во дворе сухо!

Лёша резко глянул за угол дома.

Ничего. Тихая пустынная улица за дощатым забором. Асфальт серебрится: взошла половинчатая луна.

Вдруг что-то вжикнуло, проехавшись по ноге Лёши. Он подпрыгнул. В груди всё сжалось от боли.

«Фух…»

Это мобильник в кармане вздрогнул пару раз и затих: пришло сообщение.

Сердце бешено колотилось. Лёша попытался унять дрожь в коленках. Трясущимися пальцами он выковырял из кармана мобильник. Решил бросить это занятие – пугать себя самого – и поплёлся обратно к крыльцу, на ходу прочитав сообщение.

«Сынок! Там в погребе картошка в ящике. Она какая-то странная. Может, генномодифицированная! Папа не смотрит, что покупает. Ты когда придёшь, спустись вниз, перебери её. Если начала прорастать – выковыряй все глазки?! А то намаешься потом!

Да, и лампочку не забывай выключать. Картошка зеленеет от света.

Если что, там на гвоздике серп. И ножи там на кухне в ящике. Но это – на крайний случай!»

Что? Бред какой. Кто же хранит картошку с выковырянными глазками? Бедная мама. Весной она всегда немного того. Хотя… Папа вон опять её за границу повёз. Говорит, ей надо почаще отдыхать. Морской воздух, новые впечатления, солнце… Пройдёт.

«Ладно, мам. Отдыхайте там».

Лёша закрыл окно сообщения. Вернул на место топор. Подошёл к двери, вставил ключ в замок.

Половик в коридоре валялся скомканный, чем-то обляпанный. Опять эта влага… Пол в коридоре весь грязный.

Лёша замер. Потом спружинился и резко вломился в комнату.

Ковёр был откинут, измят. На полу – какие-то брызги. Посреди топорщится крышка приоткрытого погреба. А из-под крышки вьются, кудрявятся влажные бледные щупальца, бугрящиеся жёлтыми почками.

Лёша вскрикнул. Плюхнулся на задницу, задрыгал ногами, елозя по полу, – пополз назад, к двери.

В висках барабанила кровь, в глазах помутилось. И вдруг рядом что-то забулькало, забормотало подвывающим многоголосьем. Или эти слова звучали прямо в Лёшиной голове?

«На волю!.. Нам нужен свет… И воздух… Много, много свежего воздуха! И субстрат… Вкусный жирный субстрат! Чернозём!..»

Лёша не понял, как оказался в кухне. И не выскочил ведь на улицу, не кинулся прочь! Нет, он прибежал на кухню.

«Что там, мама?.. Ножи, ножи…»

Он впился в ручку ящика, открыл его. Чуть не порезался, схватив самый большой нож. Покрепче сжав обеими руками, выставил его перед собой и маленькими шажками стал продвигаться к залу.

На пороге он остолбенел. Ростки-щупальца заполнили комнату, расшвыривая вещи, мебель. Они были толщиной с руку и продолжали расти. А вслед за ними из погреба показались такие маленькие, безобидные клубни: жалкие, сморщенные, розовые – и правда странные. Балансируя на своих неуклюжих ростках, цепляясь ими за всё вокруг, они выбирались из погреба.

– А-а-а! – завопил Лёша, зажмурился и бросился вперёд, размахивая ножом.

Лезвие рассекло что-то мягкое. И голову Лёши заполнил визг. Что-то вопило от боли.

– Воздух… Пища… Мы хотим жить!

Лёшу заклинило.

«Что ж это… Они же живые, а я…»

Он выронил нож. Попятился, закрывая уши, хотя всё равно слышал стоны. Пара обрубленных щупалец отчаянно извивалась на полу.

Лёша вылетел в коридор и воткнулся спиной в стену. Бессильно к ней привалившись, он смотрел, как неуклюжие, жалкие, маленькие розовые клубни, подтягиваясь на трясущихся отростках, вылезают из погреба и медленно ковыляют во двор. И под ними шуршит, колышется сухая трава в темноте.

***

Утром Лёша вывел из гаража папину машину, съездил на рынок и купил мешок картошки. Специально выбирал не мелкую розовую, а пожелтее и покрупнее.

Потом долго сидел на кухне и аккуратно, вручную, стараясь не повредить кожицу, выковыривал глазки. Так, на всякий случай. Вдруг снова…

Иногда он поглядывал в окно, на поле за забором, и по спине его бежали мурашки. А в голове тихонько звучало: «Свобода… Чернозём… Спасибо, Лёша!.. Мы тебя никогда не забудем…»

Грон