Трижды воскресший

Все дело было во власти. В безграничной власти над человеческой жизнью. Эта власть пьянила Светлану, как самое хорошее вино. Пьянило и согревало теплом давно остывшую лютую душу.

Соня блаженно улыбнулась и, устроившись поудобнее, прижалась к Кириллу. Она только что приняла ванну, где долго и с наслаждением плескалась в теплой воде, ароматизированной розовым маслом.

Соня возлежала, полностью утопая в пене, и лениво разглядывала сквозь полуопущенные веки нежно-голубую, запотевшую от пара плитку на стенах. Вода уже начала остывать, и Соня, легко вздохнув, вылезла из купели и завернулась в огромное розовое полотенце. Она осторожно прокралась по небольшому коридору и заглянула в спальню.

Телевизор работал без звука, отбрасывая разноцветные отблески на лицо мужа, который дремал, так и не выпустив из руки пульт, полулежа на разобранной постели.

«Не дождался, соня», – с нежностью подумала она, тихонька пробираясь в собственную постель.

Через секунду мокрое полотенце полетело прочь, а Соня прижалась к Кириллу.

Тот сразу же открыл глаза и счастливо улыбнулся.

– Здравствуй, мышка! – и очень нежно начал ее целовать…

Потом Соня еще долго лежала без сна, ощущая приятную усталость и наблюдая за спящим мужем. Телевизор давно выключили, а из кухни едва слышно доносилась божественно красивая мелодия, которую передавала по приемнику какая-то ночная радиостанция.

Соня осторожно приподнялась на локте и бережно, чтобы не разбудить, едва касаясь губами, поцеловала спящего Кирилла.

«Господи, – мысленно взмолилась она, – пожалуйста, я так не хочу его потерять».

В эту минуту Соне хотелось заплакать от переполнявшего ее счастья. Ни с чем не сравнимое чувство пьянящей эйфории завладело всем ее сознанием.

В ту ночь сама она не спала, а только смотрела на спящего Кирилла и благодарила Судьбу за встречу с ним.

Соня поморщилась от самой настоящей боли, буквально рвущей ей душу, и тут же открыла глаза.

В полупустом салоне автобуса из невидимых динамиков доносилась та самая волшебная мелодия. Соня, еще окончательно не проснувшись, удивленно смотрела по сторонам.

Рядом, держа на коленях букетик из почти опавших, темно-бордовых роз, сидел Юра и, безбожно фальшивя, подпевал вполголоса.

– Проснулась, солнышко? – улыбнулся Герасимов, увидев, что Соня изумленно крутит головой.

– А я что, задремала?

– Как только мы сели в автобус, – как будто уличая ее в чем-то постыдном, объяснил Герасимов и принялся снова насвистывать мотив все еще звучавшей мелодии.

«Господи, какой он отвратительный». Соню просто передернуло, да как он может опошлять своим воробьиным писком эту святую для нее музыку.

Но она все же сдержалась, а вслух попросила:

– Юра, не свисти, пожалуйста, денег не будет!

Герасимов удивленно посмотрел на Соню, но, к счастью, замолчал.

Даже теперь, спустя много лет, она так и не смогла понять, почему этот, в сущности, самый банальный семейный вечер стал самым счастливым моментом в ее жизни. Намертво врезалась в память и та чудесная мелодия, которая внезапно стала символом той ночи. Правда, сейчас Соня сразу же выключала любой источник звука, откуда, по какой-то случайности, доносился этот мотив… Потому что было слишком больно. Как будто эта чарующая музыка раскаленным железом выжигала на ее и без того изуродованном сердце свои волшебные ноты. Казалось бы, спустя столько лет боль должна утихнуть, ожог зажить, но… Стоило Соне услышать только первые аккорда мелодии, ставшей для нее реквиемом, чудовищная тоска по навсегда утраченному счастью была тут как тут.

Когда Соня с Герасимовым наконец-то добрались до Иркиного дома, неожиданно пошел дождь. Соня, у которой настроение и так было на «нуле», загрустила еще больше.

– Что-то не так, солнышко мое? – Юра ласково потрепал ее по голове.

«Как собаку», – машинально отметила Соня.

– Нет, все замечательно!

«Просто всегда, когда мы вместе, мне хочется удавиться». Последнюю фразу она произнесла про себя.

Дверь им открыла зареванная Ирина и, даже не взглянув на протянутый Юрой букет, запричитала с порога:

– Нет, вы только послушайте! Он даже меня не поздравил! Даже по телефону не позвонил!

Речь шла о последнем муже Ирины, с которым они «временно», как она говорила, расстались.

– Может, еще позвонит, – устало предположила Соня.

Она поняла, что весь вечер будет вынуждена выслушивать сотую версию разрыва «двух любящих сердец», и чуть не застонала вслух.

День рождения не получился. Герасимов произносить тосты не умел, он молча и сосредоточенно жевал местами подгорелую пиццу Иркиного исполнения.

Соня еле-еле поддерживала унылую компанию философскими высказываниями, типа: «Все, что ни делается – делается к лучшему», а хозяйка откровенно поливала экс-супруга грязью.

Больше приглашенных не было, а может, и были, только не пожелали прийти.

Когда спустя два часа они наконец собрались домой, Соня облегченно вздохнула.

Жизнь начала налаживаться.

Еще через час в дверь Сониной квартиры позвонили, и уже абсолютно пьяная Ирина с истерическими нотками в голосе провещала:

– Мне некуда больше идти, если вы меня выгоните, я наложу на себя руки!

«Не говори гоп, пока не перепрыгнул! Хорошо сказано, только мне больше нравится: «Не говори гоп, пока не увидишь, куда прыгнул!» – думала Соня, медленно размешивая уже окончательно остывший чай в кружке.

Последние полчаса она уже совершенно не слушала Ирину, которая ввалилась в Сонину маленькую кухню, заливалась слезами и в сотый раз рассказывала «про себя несчастную».

История была до безобразия банальна. Очередной ее гражданский муж, которого она так долго обхаживала, сначала согласился с ней жить, а потом выставил ее с вещами на улицу. Ирина страшно гордилась тем, что ей удалось так ловко отхватить «лакомый кусочек», и в начале совместной жизни с Александром постоянно приходила к Соне хвастаться – вещами, которые он ей покупал, поездкой на Кипр, где они отмечали своеобразный медовый месяц, морскими камушками, которые она привезла из поездки. Неважно, чем хвалиться, главное, что у Сони тогда ничего этого не было – ни мужа, ни Кипра, ни даже морских камушков.

Со временем Ира приуныла и хвастаться перестала. Во-первых, Соня не завидовала, а во-вторых, у самой Иры появились небольшие проблемы. Как оказалось, Александр, кроме достоинств, имел еще и незначительные недостатки, такие как «замечательная» мама и патологическая жадность – в чем клялась Ирина.

Потом выяснилось, что жить с ним совершенно невозможно еще и потому, что Александр полный импотент, что с пугающими анатомическими подробностями доказывала «счастливая» жена. С маниакальной настойчивостью Ирина рисовала на любой подвернувшийся ей под руку бумаге «замусоренные шланги», и тонко намекала на их идентичность с «мужским достоинством» Александра. Причем данные чертежи были насильно показаны не только самой Соне и всем их общим знакомым, но и несчастной соседке, зашедшей за солью.

На протяжении двух месяцев Ирка каждый вечер рассказывала Соне, как она красиво от него уйдет, хлопнув дверью.

Время шло, но своих угроз Ирина не выполняла. И вот две недели назад она появилась у Сони в час ночи с чемоданом в руках и небольшим свертком под мышкой. А у подъезда ее ждал грузовик.

Оказалось, что весь последний месяц Александр не знал, как от нее избавиться, и наконец его терпение лопнуло. В тот злосчастный вечер он подогнал арендованный на час грузовик, погрузил туда экс-супругу, огромную кучу одежды, которую запасливая Ирка успела приобрести за их недолгую совместную жизнь, и отправил восвояси. Но почему-то особенно злило Ирку то, что она не смогла забрать с собой его кухонный комбайн, а от тефалевской сковородки удалось припрятать только крышку.

Соне ужасно хотелось спать, глаза буквально слипались.