Мастер Йозеф Микулаш скромно жил в ратуше, в тайной комнатке за циферблатом, каждый день ухаживал за механизмом, проводил расчёты движения небесных светил, кормил любимого кота и был счастлив в своём творении.
И стал народ стекаться из других городов, чтобы полюбоваться на чудо, а другие бургомистры присылали гонцов с просьбами прислать к ним этого чудесного мастера. Расцвела торговля, забогател Магистрат, город забыл о бедности. Алчные отцы города очень испугались, что мастер сможет в другом городе создать ещё более удивительные и красивые часы, ведь мастер Йозеф хранил свой секрет и не отдал чертежи магистрату, как не просили отцы города.
Тем временем в народе пошёл слух, что Орлой обладает какой-то злой силой. Пражский люд пугало, что на строительстве сотрудничали алхимики, пророки и астрологи – посвящённые в тайны магии, которой народ опасался».
Кай смотрел на картинку, ему не хватало фантазии представить все назначения этого сложного механизма. Подозрения о связи мастера сооружения с магией и самим дьяволом было не лишено оснований. Орлой был гораздо разумнее обыкновенных часов. С него можно прочитать астрономические циклы, положение Солнца, по какому знаку Зодиака оно проходит, положение Луны, её фазы и положение относительно Солнца.
«Страх засел в умах бургомистров.
Тогда они решили проучить мастера. Ночью пришли к спящему мастеру Йозефу слуги бургомистровы. Они схватили его, связали и избили. А потом вырезали ножом его глаза. Чтобы никогда больше не смог он произвести на свет что-либо столь же прекрасное, как Пражский Орлой».
Кай перечитал это абзац несколько раз. Ему стало не по себе.
«За Орлоем закрепилась слава, будто он является дьявольским оком, и его настоящей задачей является не показывать время, а быть измерителем времени зла, которое он отсчитывает до конца света. А скелет с колокольчиком и песочными часами, если взглянуть ему в глаза, посылает страшное испытание смельчаку».
Кай нашёл на картинке изображение скелета. В его глазницах не было глаз. Внутри черепа будто полыхнул огонь. Кай моргнул, и блеск угас. Покрутив журнал, он списал видение на солнечный отблеск. Но фигурка была действительно жуткой. Кай несколько раз повторил себе, что его не пугают эти старые сказки и решил рассмотреть журнал повнимательнее на перерыве. К счастью, перерыв через несколько минут и наступил.
* * *
Лифт, допотопное устройство на канатной тяге, к которому сперва относились с подозрением, уже никого не пугал. Огромная дощатая люля в три прохода подняла всех желающих. Они оказались под куполом Университетской Обсерватории. И это, конечно, до сих пор порождало вопросы… Действительно, спускаясь по необычной факельной лестнице, они оказывались за два с половиной километра от Университета. Какой-то фокус с пространством. Пару раз посвятив этому время на занятиях по Метеоритике, Кай никаких признаков двери лифта так и не обнаружил. Действительно, как и говорил Карфаген, «чинно зайдёшь, тайно выйдешь и особо войдёшь».
На перерыве друзья разделились. Хорунжему понадобилось встретиться с парнями из диггерского отряда, Муза с Карной и другими девчонками побежали через дорогу в книжный за контурными картами. Кай уселся на скамейку со своим журналом, а Марик, пару минут покрутившись рядом, незаметно исчез. Кай усмехнулся, догадываясь о причинах.
…
Единственным очевидным для всех интересом Марика почти с первого дня учёбы стала Гелевейка. Ангелина казалась такой крохотной и слабой, что даже необходимость открыть дверь требовала от неё усилий штангиста, берущего вес. Это будило в Марике позыв защитить «деву в беде», и в такие моменты он всегда оказывался рядом, открывая неподатливую створку или принимая из её рук стопку учебников. Кай мог списать природу его чувств лишь на безграничное благородство.
В общем, едва наметилось какое-то гендерное оживление в направлении от Марика к Ангелине, за его робкими ухаживаниями наблюдал весь поток. Ангелина его никак особо не поощряла, в то же время, не отталкивала, чем укрепила Марика в его вере в чахлые намёки на будущий роман.
Кай к ней относился хорошо возможно потому, что Ангелина не пыталась выдавать себя за ангела. Хотя, честно говоря, не считал её такой уж хорошей партией для любого из своих друзей. Но ему никогда бы не пришло в голову отнять надежду у Марика.
…
Было ясно, что Марик умчался окружать флажками свою ненаглядную Гелевейку, потому Кай в полном умиротворении сидел в заснеженном парке и ему не хотелось возвращаться на занятия. Тишина, морозный воздух, потрескивающие ветки в пустых аллеях. Так хорошо…
Кай развернул журнал.
Ещё секунду назад парк казался совсем пустым. Но нет, сегодня ему не дадут собраться с мыслями. Скрипнул снег, позади послышались шаги. Он обернулся.
Гелевейка.
– Привет, – бросил он, горбясь и натягивая повыше шарф, надеясь, что она пройдёт мимо.
Но Ангелина не собиралась уходить.
– Острожский… ты здесь… – она запнулась, будто подбирая слова. – Мне надо кое-что тебе сказать, – она оглянулась, будто проверяя, нет ли кого за спиной.
Кай внутренне напрягся.
Уходи. Уходи же…
– Там тебя Марик ищет, он туда побе…
– Не надо. Я хочу с тобой встречаться, – перебила она с пугающей резкостью, глядя в его глаза своими синими расширившимися глазами.
Она хотела казаться грубоватой и менее испуганной. Но, похоже, внутри что-то дрогнуло, и в лицо ударила кровь. Она почувствовала это, и в глазах её блеснули слёзы.
Кай разогнулся, открыв рот. Он был совершенно побеждён и связан прелестью её нечаянного невинного смятения. Ангелина неловко опустилась на скамейку рядом с ним. Кай уставился на её полуголые колени, обтянутые прозрачным капроном. В голове крутилось одно – как они потом отдирают его от кожи по такому морозу… Острое желание защитить её обожгло ноги и растеклось выше…
Он подул на замёрзшие руки и погладил её по плечу.
В её глазах мелькнуло сомнение, как у человека, чья совесть не совсем спокойна. Или ему показалось…
– Да. Именно это. Другой бы уже давно начал хватать меня за коленки. Я бы могла в тебя влюбиться.
– С этим не торопись.
Кай хмуро усмехнулся. Он почувствовал себя многомудрым стариком.
Ничего похожего он раньше не испытывал к девушкам. С того первого взгляда там в Межевом переулке Тори стала ему кем-то… каким-то главным человеком, он был её собственностью. Это не обсуждалось и не оспаривалось. Она была над ним. Наверное, большинство парней, признай он это, подняли бы его на смех. Но, оказалось, что это чувство подчинённости может быть приятным. Вместе они были чем-то целым.
Ещё была та ночь с Ангарой.
Прелесть заключалась в том, что они вообще не принадлежали друг другу. Не образовалось ни тончайшей ниточки, которая связала бы их до или после. Ничего. Кроме того восхитительного мгновения обладания друг другом. Они внезапно сошлись и безумно подошли друг другу. Именно на тот час. Может быть, тогда они стали какими-то другими людьми. Но то чувство больше не возвращалось, Кай это признавал. И в этом была иная прелесть. Они остались любовниками, запредельно чужими друг другу. Он до сих пор не говорил об этом ни одной живой душе. И прокрутив в голове эту мысль, как бы переступил какой-то рубеж.
– Что ты мне ответишь? – резкий голос вывел его из оцепенения. – Ты боишься табу? Тебе надо подумать?
Кай посмотрел на неё с улыбкой. Она была очень красивой. Ответ был готов.
– Нет, не надо.
Ангелина улыбнулась, пальцы её потянулись к его руке. В этот миг в памяти всплыла затуманенная сгорбленная фигура Марика.
– Я люблю другую.
Она всё ещё улыбалась.
Удар обжёг застывшую кожу. Кай схватился за щеку, в глазах промелькнул хоровод из голубых мушек. Он едва не свалился в сугроб у скамейки.
– Ты пожалеешь, – кинула Ангелина и побежала к зданию обсерватории.
– Геля! Стой, я объясню! – крикнул он, вскакивая со скамьи.
– …пожалеешь… – донеслось в тишине парка.
Он снова окликнул её, потирая щёку. Но крохотная фигурка с голыми ногами уже скрылась за дверью.
Кай тяжело вздохнул и снова сел. Его душил шарф. Он размотал пару витков и расстегнул верхние пуговицы на пальто.