Широкая улыбка.
Громкие приветствия.
Комплименты.
Рукопожатия, «обнимашки» и «целовашки» – «Все чинно, благородно.»
И тут, уже раз в десятый, она слышит, теперь от хозяйки дома, мило улыбающейся и немного взбудораженной:
– I love your dress!
– Thank you! – отвечает она, и уже больше не поражается бурной реакции на свой наряд, уже стала привыкать, но приятно ей по-прежнему.
Краем глаза взглянув в большое зеркало, висевшее в холле, прямо в центральной части, и манившее уже давно к себе, ибо и оно было наряднейшим образом обрамлено в золотую раму, она пробежала быстрым взглядом по черному, строго, и вместе с тем, откровенно облигающему верху платья, и скользнула вниз, порадовавшись за себя и свой вкус.
Платье от талии было похоже на полурасскрывшийся бутон бело-розовой розы.
Длинна невероятно соблазнительная, чуть выше щиколотки, и это, как раз именно то, что не может пропустить ни один мужчина.
Знает ли она об этом?
«Да» или «Нет» – не имеет значения.
Она никогда не одевалась для кого-то. Она одевалась только для себя, только так, как чувствовала, как нравилось ее телу и глазам, ее сущности.
Ее смелые решения всегда восхищали любое окружение. Вот и сейчас, она в центре внимания.
Вечер в разгаре.
Звучит приятная танцевальная музыка, немного даже томная, в ритме сальсы.
По широким ступенькам спускается молодой мужчина, эдакий породистый и ухоженный жеребец, с высоко поднятой головой, немного надменным взглядом и безупречно разодетый.
Белоснежная рубаха, кажется даже на расстоянии, распыляет нотки утренней горной свежести.
Никакого галстука, верхние пуговицы расстегнуты ровно на столько, насколько это и прилично и притягивает взгляд.
Стильный черный, с отливом костюм, как бы несколько небрежно надетый, с дотошной точностью повторяет все линии его привлекательной фигуры.
Туфли дополняют ансамбль и делают его очень ярким на фоне всех богато разодетых гостей, но не обладающих даром высокого эстетического вкуса.
Она стояла у зеркала, и видела, как он легко и непринужденно, почти в ритм звучащей музыки, направлялся прямо к ним. Хозяева вечеринки, которые мило беседовали с ее сестрой и мужем, завидев его, громко приветствовали и сделали пару шагов навстречу.
Они представили его всей компании.
Оказалось, это их сын. Они редко видятся, он занятой человек и живет в Вашингтоне.
Она поражалась открытости этих людей, в течении пяти минут хозяева выдали полное досье на своего сына.
Он смеялся, но в отличие от родителей, было понятно, что не намерен на такое же откровение.
Он вполне удовлетворялся общими фразами ни о чем.
Глазами же постоянно «пилил» русскую гостью.
Зазвучало танго, и он довольно решительно, подмигнув ей, протянул руку, приглашая на танец.
Это был почти вызов, и она приняла его, так же решительно.
Пальцы его рук, скользнули от запястья ее руки чуть выше и вернулись обратно, как бы поглаживая нежную кожу ее тонкой красивой руки, что не ускользнуло от его глаза, еще при первом рукопожатии.
Она поняла сразу, что имеет дело с Дон Жуаном, ее несколько напрягали и даже злили его явно выраженая самоуверенность, хвастливость и напористость.
Танец изначально принял окраску соревновательности. Она очень хотела снять с него спесь, или, как минимум выстроить равноправие, однако он и не собирался сдаваться.
Мужской крепкой хваткой он обнял ее за талию, и вел за собой, то резко разворачивая, то нежно и томно склоняясь прямо к уху, шепча:
– Ты отлично танцуешь, расслабься, я все сделаю сам, ты только наслаждайся! – и улыбнулся, глядя прямо в ее глаза.
– Спасибо, – выдавила она, чувствуя как этот парень способен в считанные минуты вскружить голову, даже самой стойкой особе.
Она, все еще, не решалась расслабиться и довериться партнеру, а точнее, она этого никогда не делала.
Она привыкла вести сама, она всегда чувствовала танец по-своему, по-особенному, и не могла даже себе представить, что какой-то «выскочка», как она про себя подумала, будет вертеть ею так, как ему заблагорассудится.
Ее сила в разуме. К сожалению, ее постоянно терзает неудовлетворенность своим окружением и жизнью.
Но, не смотря, на кажущуюся кокетливость в общения, особенно с малознакомыми, она сдержана, и даже осторожна.
«Розовые очки» – это не ее стиль, она никогда не будет смотреть через них. Она четко видит все достоинства и недостатки окружающих. Она четко видит перспективу ее отношений с ним.
Посопротивлявшись еще немного, ей вдруг расхотелось этому упрямцу что-либо доказывать. Она притворилась, именно, притворилась, послушной и приняла его игру.
И как же это оказалось здорово, даже восхитительно.
Да, она признавала, что это не ее танец, но было чертовки приятно открыть для себя нечто новое, тем более, что танцевал он превосходно, он вкладывал в танец весь свой Дон-Жуанский характер: максимум обольщения, море обаяния, удивительная твердость хватки в сочетании с нежнейшим мимолетным прикосновениям грудью к ее груди, затем, как волна, отступает, и вновь проявляет себя, но уже в другом, совершенно неожиданном месте, как-то, ее талию прижмет к себе, и снова быстро отпустит на волю, так, что она не успевала до конца осознать его игры, иначе бы она такое фамильярство не потерпела.
Нельзя сказать, что она с трудом терпела назойливого партнера, это не так!
Но, и особого отношения она тоже к нему не испытывала, хотя догадывалась, что для очень многих девушек, он просто несбыточная, но желанная мечта.
Танец закончился, и он четко понял по ее ершистости: «На этом все!»
Однако, он тоже упрямец, и так легко не сдается.
Остаток вечеринки, она провела с сестрой и какими-то, бесконечно скользящими фигурами по залу от одного к другому, с соблюдением всех правил этикета и дежурной улыбки на лице.
Когда они уже вышли на крыльцо и прощались с хозяевами, на ступеньках вдруг появился их сын, и, обратившись именно к ней, сказал, подмигивая: